В камне вылитые дни
обогнать себя спешат.
От осанны до «распни»
расстояние – душа.
Раскалится пьедестал,
переменится народ.
За спиною у Христа —
мается Искариот, —
– Он прощупал эти дни,
он учуял: дело – швах.
От осанны до петли
расстояние – душа.
А Петра задавит страх
в этой адовой ночи…
Задушите петуха,
как же громко он кричит!
Тьму разлили, и фонит
обезумевший злодей.
От «лама́ савахфани́»
не укроешься нигде.
Вместо неба – чёрный смог.
Кто же правит в этот час,
раз оставил Бога – Бог,
и Господь покинул нас?
Час девятый, перестань!
Это уксус, не вино…
От осанны до креста
человечество одно.

2018

Отраженье

Белый снег и чёрные стволы.
Голо и стерильно, как в больнице.
Новые реальности малы,
не хочу ни плакать, ни лечиться.

Лампа за спиной, окно без штор.
Вот, стою – мишенью чёрных улиц.
Тьма слепит, в упор глядит Ничто —
где-то я с собою разминулась.

Нет, там кто-то целится, молчит.
Может, обозналась – вечер, тени?..
Не спасут врачи и палачи,
если убивает отраженье.

2011

Светотень

Границу нормы пододвину
на полшага, совсем чуть-чуть,
потом ещё наполовину —
и окажусь в стране причуд.

Здесь фонари горят под солнцем
и перекрикивают день.
Рисуйте, значит, как придётся,
всю эту нано-светотень.

Болеет тротуар. Прямая
теперь немножечко крива.
На небе облака ломает,
под ними морщится трава.

Зато со мною всё в порядке —
тут вам меня не изменить.
Я тихо двигаюсь с оглядкой,
из вида не теряя нить.

Но правда в зеркалах провисла.
Вот не пойму, кто виноват,
что я вам улыбаюсь кисло
и странно скашиваю взгляд.

2016

Разбираем ёлки

Ну вот, мы разбираем снова ёлки,
в коробки утрамбовываем праздник.
И то, о чём мечтали втихомолку,
попросим, подождав иных оказий.

Давно уже играем в эти игры:
заказ услуги свыше – торг уместный.
За свечечку по пять рублей привыкли
оздоровляться полностью телесно.

А коли раскошелимся на двадцать,
будь добр, Ты предоставь всего сверх меры,
а то, смотри, мы будем сомневаться
в Твоих – ну как их? – заповедях веры.

Грешны? Мы не крадём, не убиваем,
всё мелочи, а им виною – случай,
а если и чужого пожелаем —
так что же Ты других снабжаешь лучше?

Мы совесть выключаем, как приёмник,
а наши обещания и клятвы,
как будто многоразовые ёлки
в коробках тесных спрятаны куда-то.

Ты слишком много хочешь. Дай свободно
пожить немного. Сколько можно правил?
Ну что Ты всё стучишься в наши окна?
Ведь мы Тебя сейчас не вызывали!

И если б Ты пришёл сегодня к храму
и требовал – негромко, но упорно, —
любить врагов, мы б вызвали охрану
чтоб не мешал творить Тебе поклоны.

2003

Страшный сон

«Французы спятили, им отказали разом

И чувства, и душа, и мужество, и разум».

(Агриппа д`Обинье, «Трагические поэмы»)

– Марго, Марго! Мне снился страшный сон…
Охвачены безумием французы:
клянутся убивать перед крестом
и в помощь призывают Иисуса!

Ни жалости не зная, ни пощад
под сенью ночи, дьяволом ведомы,
Того, Кто заповедовал прощать,
назначили виновником погрома.

Хохочет, наслаждаясь, сатана:
кто разделён – его покорен власти.
Хоть до небес не выросла стена,
но истина разодрана на части…

Гиз отомстить, конечно, был бы рад
за все свои любовные печали,
но Медичи, но твой тщедушный брат
елей и мёд на свадьбе источали!

Ведь наш союз, средь смуты и войны, —
вершина Золотого Ренессанса,
спасение и веры, и страны —
не может быть двух истин… и двух Франций.

А снилось: реки крови – в воды рек
текли, и покраснела за ночь Сена.
Женою католичку я нарек,
но ныне – даже в Лувре нет спасенья.

То ужас был! Ворвался в спальню люд,
Я пал ничком, занёс приклад убийца…
Марго, Марго, прекрасная, молю,
скажи, тебе подобное не снится?

Признайся – для кошмара нет причин?
И магией любви на ниве счастья
свершится чудо…
– Генрих, помолчи!
Сюда идут! Скорее – прячься, прячься!

2009

Диалог

«Ну ладно, Ты за них умрёшь.
А хочешь знать, что будет дальше?
Любви и веры – ни на грош,
но море фарисейской фальши.

Предвидишь тысячи святых
как оправданье человека?
Но ты пришёл не ради них,
они и так Твои от века.

О, христианство победит!
Гляди, готов костёр для Жанны,
а сколько до-… а впереди…
Всех, помолясь Тебе, зажарят.

А ты готовишься – на боль!
Вот гвоздь – насквозь, вот смертный ужас…
За что? Чтобы один король
грозил крестом другому… Хуже,

Всё будет хуже во сто крат,
людей опять сжигают люди.
Твой брат по крови – им не брат,
там страшно… слышишь: «Jude, Jude!»

И дальним откликом: «Жиды!»
А что? Тебя они распяли.
Так пусть же превратятся в дым
или отвалят… то детали.

А вон писатель от казны
нарисовал – кого? – в икону:
антихриста, что полстраны
отправил загибаться в зону.

А вот, смотри: вот тоже крест,
Не деревянный, для начала,
а золотой, на животе,
что так несётся величаво!

Живот садится в лимузин
(есть бог иной у этой касты).
И грешникам другим грозит
он именем Твоим напрасно.

Скажи, где любят тут врагов,
отдав последнее кому-то?
Здесь надо зазубрить стослов,
и Ты у них в кармане – круто!

А автор этих наглых строк?
Как лихо он других порочит!
А между прочим, сам он… стоп.
Он про себя писать не хочет.

Теперь Ты видишь хорошо:
нет смысла умирать за этих».
«Но Я на час сей и пришёл.
Для них. Для всех. Вставайте, дети…»

2015

Газон

Чем пьянее, тем позднее,
что теперь держать фасон?
Всё увяло. Зеленеет
лишь искусственный газон.

Воздух серый, пеплом полон,
трудно плакать и смотреть.
Начинает шоу клоун,
А заканчивает смерть.

Шут – он тоже не железный
и играет кое-как.
Все давно под стол залезли,
веселится лишь дурак.

Чем позднее, тем пьянее…
Кто с пелёнок не привит,
тот, как травка, зеленеет
и на солнышке блестит.

2015

Бисер

Я рассыпала бисер смеха,
нахожу по углам случайно.
Здесь без смеха идёт потеха,
и сажусь я на трон молчанья.

Мой народец! На разной ноте
все молчат, только болен каждый:
«за» молчат, но молчат и «против»,
в лоб молчат или глаз не кажут.

Кто-то гордо, а кто невольно,
кто стыдливо, а кто жестоко.
Но им больно… Как всем им больно!
Даже в казни не будет прока.

Пусть палач инструмент заточит,
хочет – тупо, а хочет – остро,
но казнит он молчанья молча,
и во мне он разбудит монстра.

Встану с трона, скажу: не надо
подчинённых таких мне вовсе.
Но с другими – не будет сладу,
их опять переманит осень.

Бросив трон, собираю бисер —
не метать, а подальше спрятать.
Мир творился не слишком быстро.
Рыбы, птицы. И день был – пятый.

Осенне-депрессивное

Мы поздние нотки на слабенькой ветке —

пора нас судить беспощадней и строже.

Никто не спасётся, расставлены метки,

и хоть бы скорее… пускай не тревожат

пустые надежды. Последние песни

поют дураки, оторвавшись от стаи.

Но небо закрыто, диагноз известен,

кто смог бы взлететь – тот давно уж летает.

А нам и пытаться теперь уже тщетно,

а нам – покружив, пополнять эти сонмы

шуршащих и мёртвых, цветных и бесцветных —

осеннюю норму упавших и сорных

из прошлого года, из прошлого века

– мы ляжем слоями, от нас не убудет,

мы смыслы без звука, мы ноты-калеки,

обычные души обыденных судеб.

Нас поздняя осень привычно зачистит,

а мы никого не зовём за собою…

Вот только немного сочувствуем листьям,

что станут надеяться новой весною.

2016

Послесловие к дружбе

Господи, благослови ее, пожалуйста, успокой, включи в ее доме свет и ко лбу прикоснись рукой. А если и виновата в чем, то не она одна… Я знаю, слова – это страшно, они достигают дна.

Но ведь оно притаилось, оно родилось давно, оно очень долго пряталось, но было ей не равно. И с детства одежда колется, и строг родительский дом, а эта любовь шершавая кожу сняла потом.

Я что-то могла-должна была? А может, и не должна… Наверно, лежит вина на мне, иначе – какого рожна? А если я не причина, то почему тогда – цель? Сколько же было хорошего… с лучшею, с ближней моей. Не было крепче дружбы – ненависть ее крепка. Скажут, что можно убить меня – не дрогнет ее рука. Пока ее стрелы – мимо, пока еще недолет, но если они попадут, тогда… это войдет в нее.

Боже, молю, утешь ее в тягостном сне – пускай

просто забудет про страх и боль, только не отпускай, только не говори «не Моя», не урони во мрак!

Господи, она так любит…

Просто она любит – вот так.

*** («Мастер и Маргарита»)

Разве это счастливый исход?
Дальше – вечность. И вечна тоска.
Позади – и роман, и полёт.
Да, покой… всё, что в сердце живёт
не удастся уже расплескать.

Но к чему устремляется дух
в этой жизни? К кому воззовём
мы в страданьях и в радостях? Глух
тот покой. Свет лампадки потух,
и никто нам не явится в нём.

Для кого и о чём будет стих?
Слушать музыку? Гений в ней жив,
если Света божественный лик
в человечье творенье проник,
как история древняя – в миф.

Звать к Нему – назначение муз!
Что осталось? Земная любовь
в царстве духа, вне органов чувств?
Мир вдвоём – удивительно пуст
в повтореньях обманчивых снов…

Раз живая Любовь – не со мной,
всё не через Него и не в Нём,
что зовётся тогда добротой,
милосердием? Страшный покой…
Что не дарено – то мы крадём.

Разве нужен мне домик и сад?
Ни свечей, ни друзей не хочу.
Рай без Бога – всего только ад…
Нет, не Мастер, а Понтий Пилат
счастлив, с Ним уходя по лучу.

2006

*** (чудо)

Уже забили петуха,
уже повесился Иуда…
А все-таки, случится чудо,
хоть и не верится пока.

Мы спрятались в своих домах.
Нас запирает осторожность,
и меч безумства убран в ножны,
и сторожит, как цербер, страх.

А говорят, пришла весна,
да это попросту издевка!
Какая подлая уловка,
какая яркая блесна!

На самом деле, свет убит…
Наш свет в пещере замурован,
привален камень. Промыслово
на нас взирает злобный быт.

Надежда – словно решето,
все в пустоту из ниоткуда…
Но все равно: случится чудо
внезапно, просто. Ни за что.

2020