Он представил себе, как Паттл Исия уходит жить к своему мужу, и он больше не сможет видеть ее и говорить с ней, не сможет получать от нее новые знания и делиться с нею своими. И сам удивился силе своей печали.

А что, если землянка сама сочтет благом указанный Лайдером путь? Как он сможет объяснить ей, как сейчас объяснял Лайдеру, что Силы послали ее сюда совсем для других целей? И о чьем благе он печется сейчас – ее или своем? Если она сейчас в возрасте огня… Если вспомнить период огня, многие ли из разумных отказывались от радости брака? Кто-либо, кроме него…

Сомнения одолели Кетла, и теперь он не мог понять, а правильно ли он услышал волю Сил? Ясно только одно: надо узнать, в чем состоит свободная воля Паттл Исии, ни в коем случае не напоминая ей, что она индиго. А потом… а потом Кетл станет действовать в соответствии с этими намерениями. Да, именно так. В данном случае будет важен только ее выбор.

Сегодня на Совете он почувствовал, что в уголке души появился кусочек, чуждый Лайдеру и даже илле, и принадлежал он новым знаниям. Кетл уже дважды поступил против воли Лайдера: когда пропустил землянку в ущелье и когда вернул ей зрение. Странно, но при этом он не испытал ни единого угрызения.

Может быть потому, что происходящее важно не только для илле. Но и для илле тоже очень и очень важно. А может, это накрепко связано, как внешний и внутренний коконы подводного заура. Чтобы извлечь внутренний кокон, не повредив ткань, необходимо сохранить внешний, и тогда они, развернувшись, покажут свой рисунок.

Паттл Исия помогла Стару, который тоже оказался среди чужих, потому, что она служила не ручейку земных интересов, а океану Вселенной. Так же должен поступить и Кетл. Конечно, он не индиго, запоздало вспомнил он, но тут же поправил себя: как верно сказал Кеунвен, чтобы поступать по совести, достаточно быть просто разумным. Поэтому он примет любой ее выбор, а выбор индиго не бывает неверным. Примет и станет следовать этому выбору, даже если он окажется ему не по душе.

***

Ригаз резко поднял мордочку, прянул ушами, дернул крыльями – и… только его и видели. Как на таких толстеньких ножках он успел за секунду отпрыгнуть к краю, взлететь и почти сразу исчезнуть в небе, Патрисия не поняла – его собратья улетали медленно и степенно, а этот прямо смылся в один момент, раз – и нету. Вот тебе и увалень!

И только в следующую секунду она заметила сначала голову, потом торс, а потом и всего дора Кетла. Поднявшись на свое «крылечко», дор, не приближаясь, застыл, непонимающе разглядывая Патрисию. Может, он так задумался, что забыл, кто она и откуда взялась?

Пат встала, отряхивая с колен крошки от листьев, насыпавшиеся с мордочки Увальня.

– Кто это был? – удивленно произнес Кетл.

– Они прилетали съесть твои листья… «большие птицы», – с усмешкой ответила Пат, – ты ведь сам их приручил.

– Ригаза? Их нельзя приручить, их почти никто не видел. Они очень стеснительные, прилетают, только когда рядом нет разумных. Я застал одного случайно в детстве – перед детьми они иногда появляются, если те не шумят. Но через пару секунд он исчез, я даже не успел его рассмотреть.

– Может, это тогда не они? – засомневалась Пат.

– Маленькие, но сильные крылья, перепонки на ногах, удлиненная мордочка и вислые уши, – произнес дор.

– Да… но где ты тогда их видел? У вас же нет фотографий и других носителей информации? Откуда тогда ты знаешь…

– Из общей памяти илле, конечно. Мы называем это общим Знанием илле.

– Ну, и где же она записана, эта память?

– Записана? – удивился Кетл. – Она существует, и каждый из илле может к ней подключиться, не выходя из собственной памяти.

– Ого… У нас такого нет… Зато у нас есть многочисленные носители, электронные хранилища, где можно найти что угодно.

– У вас нет общей памяти, или вы не умеете к ней подключаться? – уточнил Кетл.

– А вообще-то не знаю… может, и не умеем… А как это происходит у вас?

– Эти знания открыты нам Силами, и мы продолжаем их открывать. Даже самый глубокий черпак может зачерпнуть лишь крохотную каплю из этого источника. Однако мы можем черпать все глубже и глубже, если будем трудиться. Мы учим этому своих сыновей. Женщины, у которых есть Дар, тоже могут черпать оттуда. А если кто-то из нас открывает новый пласт Знания, он открывается для всех.

– Да, Стар что-то об этом говорил… То есть вас обучают не по учебникам, а учат как извлекать знания?

– Ты точно сказала.

– А те, кто открывают новые знания… это такие, как ты, да? – осторожно спросила она, памятуя, что тема «дорства» почему-то больная.

– Все родники впадают в разные реки, но все реки текут в один океан, – обтекаемо ответил он.

– А какая область знаний интересует тебя? – продолжала допытываться она.

Он бросил на нее непонятный взгляд.

– В разное время народ нуждается в разном, – наконец, вымолвил он и направился вглубь пещеры, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

Пат не могла не заметить, что без ответа остаются в основном те вопросы, которые касаются его самого, и решила ослабить хватку. Чуть помедлив, она последовала за ним.

– Ты голодна?

Он уже занялся приготовлениями пищи: ушел в глубину пещеры и, словно наглядно демонстрируя образ черпака, наполнил питьевые сосуды водой из чана.

Похоже, Кетл собирался ее кормить, и ей снова стало неловко.

– Давай я помогу тебе. Что у нас на обед – обеденная вода?

Он бросил на нее острый взгляд, и в глазах у него зажглась смешинка.

– Я разделю с тобой трапезу, – спокойно ответил дор. – У меня есть мищоббу.

– Это название тех плодов?

– Нет.

Кетл налил воду в свою умывальную чашу и вопросительно уставился на Патрисию. Она послушно встала и принесла свою из закутка. Он налил туда воду и снова тревожно посмотрел на Пат. Она решила, что не стоит тащиться с водой обратно ради мытья рук, опустила их в воду и заметила в глазах дора одобрение и непонятное облегчение.

Когда умывальные чаши были отставлены, дор поставил на стол еду. Себе – действительно только воду, впрочем, в ней плавали ярко-желтые лепестки неизвестного происхождения. А ей, кроме этого, самый настоящий пластиковый контейнер с кнопкой-открывашкой и пластиковой же вилкой в комплекте. Патрисия потрясенно уставилась на контейнер – она уже настолько привыкла, что все в доме Кетла имеет естественное происхождение.

Мищоббу, таким образом, оказались самыми обыкновенными консервами, приготовленными из выращенных в теплицах овощей, злаков, грибов, а также из «черного мха» – дор предложил ей несколько вариантов заготовок. Решив, что мох она попробует как-нибудь попозже, Пат сделала выбор в пользу грибов и овощей, и не ошиблась. Правда, все это было на ее вкус несоленым, но вполне аппетитным. Контейнер дор велел сохранить – такие вещи иляне принесли с собой, уходя в горы, и новой поставки, ясное дело, не предвиделось.

– Тебе нравится еда илле? – спросил Кетл. – Она подходит твоей физиологии?

– Нравится, – жуя, ответила Пат. – А как насчет физиологии – пока не знаю. Надеюсь, что подойдет. А почему ты не ешь?

Она с наслаждением запила обед нежнейшим напитком – да это просто райская пища, а не подножный корм. Как же тогда они питались там, внизу, если так готовят в изгнании?

– Мне предстоит много думать, – ответствовал он. – Густая еда замедляет мысли.

Разумеется, такой ответ только наводил на новые вопросы, но Пат решила сделать ход конем.

– Скажи, а ты не мог бы подключить меня к вашим общим знаниям? Хотя бы к самому минимуму – чтобы я не спрашивала тебя так часто? Хотя бы что-то, доступное вашим детям, которые еще не могут черпать сами. Или женщинам, ведь они что-то знали до получения Дара?

Он поднял на нее взгляд:

– Даже чтобы иметь гамес, надо родиться илле.

– Но ведь я индиго, я могу говорить прямо, – напомнила ему Пат. – И, когда ты лишил меня зрения, я могла видеть истинную суть предметов и ваши цвета.

– Я думаю, каждый разумный во Вселенной сможет видеть истинную суть предметов, когда станет старше.

Кетл немного поразмышлял и продолжил:

– Я думаю, земляне многое могут, но не умеют этим воспользоваться. Ты умеешь говорить прямо, потому что ты индиго, но и это ты умела всегда, просто раньше об этом не знала. Однако эта твоя способность неполноценна, она не такова, как у других, говорящих прямо. Ты ведь при этом слышишь только слова? Поэтому и знания я могу передать тебе только словами. Ты не можешь черпать из нашего сосуда, не родившись от илле.

Помедлив, он странно посмотрел на нее и добавил:

– Или не получив Дар от илле.

Она по-идиотски смутилась, вспомнив, что дар женщины обычно получают от мужа.

– Я отказалась получить Дар от Стара, – твердо произнесла она, – потому что…

Он ждал продолжения, но Пат замолчала. Она, конечно, помнила свои мотивы, когда отказывалась от Дара, и знала, что поступила правильно. Но не знала, что стало в этом решении главным – ее страх перед ответственностью, не готовность справляться с этим неведомым Даром, или… Возможно, она не хотела получить его от Стара – тогда бы он уже никогда не смог вручить это чудо невесте. Сколь тягостным стал бы его вынужденный подарок!

– Я не смогла бы вместить, – быстро проговорила Пат.

– Никто из землян не получал еще Дар от илле, – негромко сказал Кетл. – Стар, очевидно, очень мудр, хотя по годам и молод, но почему он предложил тебе Дар, я не знаю. И не знаю, как это изменило бы тебя. Это зависит и от глубины сосуда, из которого черпают, и от глубины твоего сосуда.

– Нет у моего сосуда никакой глубины, – вздохнула она.

Сейчас, когда она уже столько узнала здесь, ее жажда познания возросла стократ. Но в равной степени возросло и понимание, что ее черпак, если пользоваться сравнением, слишком уж захудаленький.

– Я… когда я видела истинную суть вещей, я все равно не понимала ее. Вот только звездное небо… мне казалось, еще немного, и я…

Она снова умолкла, не в силах описать свои ощущения. Во взгляде дора появилась настороженность.

– Истинная суть иных вещей способна поглотить разумного, если он не готов принять ее. Или даже убить, – сурово произнес он. – Если река не способна пропустить всю свою воду, она затопляет все вокруг. Мы уже говорили, что ты пока не готова смотреть.

Он без всяких церемоний встал из-за стола, снова переместился в дальний угол и принес оттуда собранную в мешковину кожуру от обеденных плодов. Пат вспомнила о своем приятеле-увальне. Однако же, подумала она, к тебе-то «большая птица» не прилетела.

– А тот ригаз, между прочим, – вызывающе сказала она, – дал мне себя погладить! Мы с ним вообще подружились. Интересно, это потому, что я – индиго?

Они все уши ей прожужжали этим индиго, мол, она не такая, как все, а теперь она, видишь ли, ни на что не годится. Подумав так, Пат тотчас же усмехнулась: ага, скромность скромностью, а избранной-то быть понравилось!

Кетл поднял на нее любопытный взгляд.

– Животные не видят цвета разумных, – ответил он. – Я не знаю ответа на твой вопрос. Возможно, ригаза приняли тебя за ребенка.

В его глазах снова появилась мягкая насмешка.

– Потому что я глупее вас? – буркнула Пат.

– Потому что ты моложе, – почти ласково сказал Кетл. – Но и к детям они никогда не подходят близко. Они не относятся к существам, которых можно позвать. Они не могут сами очистить плоды, но очень любят кожуру, и мы оставляем для них еду. Они могут питаться и другими растениями, но они знают, что мы любим их угощать. Каждый илле мечтает увидеть ригаза, но редко кому удается.

– А почему вы мечтаете их увидеть? Они что, священные животные? Или они приносят счастье?

– Я не понимаю, что такое священное животное. Есть животные, которые могут переносить тяжести, но счастье переносить нельзя. Тот, кто увидит ригаза, тот будет знать, как он выглядит, не только из общего знания. Разве это не благо, самому познать часть этого мира?

– Понятно, – вздохнула Патрисия.

Какое скучное объяснение… Она-то ждала мистических примет, или, продолжая тему избранности, доказательств, что ригазы, к примеру, признают только самых добрых, но и тут ей не повезло. Зато она вспомнила кое-что из прочитанной ею статьи.

– Я читала, у вас поощрялась охота? Убивать животное можно?

– Если ты спрашиваешь, убиваем ли мы животных специально – ради еды или шкуры, то, конечно же, нет. Хотя когда-то это делали наши предки. Сейчас у нас есть возможность найти еду и одежду.

Пат не стала открывать ему, что на Земле охотятся просто для удовольствия.

– Но я слышала, что охотников у вас уважают.

– Есть животные, которые не слышат наш зов, и некоторые из них нападают на разумных. Некоторых из них нельзя усыпить, они не поддаются гипнозу. А некоторые столь быстры и сильны, что их не остановишь. Мы можем защищаться от них и есть их мясо, если пришлось их убить. В лесах таких много, и когда мы идем за семенами деревьев или мхом или ищем возле океана отброшенные коконы вылупившихся зауров, на каждого из нас могут напасть.

– А у вас есть домашние животные, которые живут у вас дома или при доме в специальных загонах?

– Но зачем нам держать их дома?

– Земляне специально растят домашних животных, чтобы убить потом ради их мяса.

– Так подло предать того, кто тебе доверяет? – поразился Кетл.

– Ну, а вьючные?

– Если нам нужно попросить перевезти нас, или забрать у них лишнюю шерсть, их всегда можно позвать. Но кто дал нам власть держать в заточении свободное существо?

– Меня вы, однако, держите, – проворчала Патрисия, скорее из принципа, чем от души.

Аргументы Лайдера о ее безопасности на первый взгляд были разумными, но она еще собиралась узнать на эту тему побольше.

Однако Кетл помрачнел.

– Я пойду положу листья, возможно, ригазы еще прилетят, и я тоже увижу их.

Ах вот как, он снова переводит разговор, ну уж нет!

– Теперь я лучше понимаю Стара, – Пат продолжала уже из вредности. – Который оказался на чужой планете в плену, совсем один… Вот только у него нашелся землянин, который ему помог. А у меня, кажется, не найдется.

Она вовсе не ожидала, что ее слова настолько его поразят, но Кетл выглядел потрясенным.

– Ты не в плену, – медленно произнес дор после довольно долгого молчания.

Пат хотела сказать, что она в этом не уверена, но тут вспомнила главное.

– О чем вы говорили на Лайдере? Обо мне?

***

Она повторила дословно его мысли о судьбе Стара и о своей, и теперь спрашивает его о решении Лайдера. Как, как он должен сказать ей? Говорить о браке в тот день, когда она узнала, что останется здесь навсегда. Она еще не прожила этот день до конца…

Кетл вышел и разложил кожуру на месте уже съеденной птицами. Он чувствовал себя прескверно, но вдруг ощутил тревогу иного свойства. Он прислушался. День еще не стремился к закату, и дождя не предвиделось, но полуденный Фатаз потемнел и спрятался за тучами, густо нависшими над горами.

Что-то сдвинулось в энергии скал, нарушилась установленная гармония. Камни словно чего-то требовали от него, надо скорее выслушать их. Но он не успел.

Все произошло слишком быстро. Внутри скал явственно нарастал сначала глухой, а потом все более яростный ропот. Камень под ногами содрогнулся, горы затряслись, ветер поднял и сдул кожуру, которая полетела прямо в глаза Кетлу. Он не заметил, как, заслоняясь от порыва ветра, оказался на самом краю – прямо перед глазами темнела бездна. Дор зашатался, соскальзывая, но удержался и, преодолевая сопротивление ветра, сделал несколько шагов от края.

Все быстро погружалось во тьму, но тут откуда-то из-за скалы полыхнуло небо, озарив площадку бардовым свечением, болезненным и пугающим.

Из пещеры выскочила землянка, и ее тут же подхватило и развернуло порывом ветра. Она попыталась устоять, ухватившись за стены прохода, все ее цвета превратились в сплошной страх. Не успел Кетл крикнуть, чтобы она возвращалась, как послышался жуткий треск. Площадка под ногами накренилась, а землянка кинулась к Кетлу, но, не добежав, начала падать – ее несло прямо к пропасти. Горы содрогнулась, скала затряслась, и сверху полетели камни.

Кетл рванул навстречу Паттл и успел поймать ее. Ему стоило немалого труда не упасть вместе с ней и продвинуться ближе к пещере. Землянка вцепилась в него, и он, обхватив ее обеими руками, бросился с ней вовнутрь.

Они полетели на пол у самого входа. Многочисленные и увесистые осколки сыпались на них сверху, залетая в пещеру. Землянка закричала, кажется, в нее попал камень. Кетл повернулся так, чтобы накрыть ее своим телом – теперь все камни попадали только в него, один больно ударил голову, мелкие осколки обсыпали спину, и что-то крупное – видимо, выпавший из стены валун, придавил ногу. Но этот же валун удержал Кетла на пороге, когда гора затряслась снова – он уперся в него свободной ногой, не отпуская Паттл Исию. Кажется, он перекрыл ей кислород, потому что она высвободила голову, пытаясь сделать вдох. Сейчас он смотрел ей прямо в глаза. В мерцающем тусклом свете ее белое лицо побелело еще больше.

Она перевела взгляд за его спину, ее глаза округлились, и землянка обеими руками обхватила, защищая, его голову. Кетл почувствовал сильный удар по затылку, который приняла ее рука, а потом еще один, поменьше, но Паттл резко вскрикнула, и словно в ответ раздался мрачный гул из глубины горы. Однако скалы перестали трястись и метать камни. Гора дернулась в последний раз и выпрямилась, платформа снова приняла горизонтальное положение, и они больше не соскальзывали наружу. Гул постепенно смолк, а багровый свет померк. Ветер в одно мгновенье утих. Наступила полная тишина.

Несколько секунд они лежали, не шевелясь. По пещере растекся свет выползающего из-за туч Фатаза. Наконец, Паттл пошевелилась. Она отпустила голову Кетла и уронила наземь раненую руку, но даже не попыталась высвободиться и встать. Она просто лежала, придавленная его телом, и смотрела ему в глаза, и это продолжалось несколько длинных секунд. А потом…