– Нет. Никуда мы не вернемся, – Алик обхватил ее за плечи и привлек к себе. – Викуся, девочка моя любимая, давай уйдем отсюда. Не нужен тебе этот Валька. Ну, поверь мне, все это бред какой-то! Ты не представляешь, как мне плохо было все это время, а ты еще решила добить меня. Ведь я люблю тебя! Ты даже представить не можешь, как я люблю тебя, Викуся!

Он покрывал лицо Вики поцелуями, и все одиночество, боль, горечь потери растворились без остатка в этих поцелуях, в кольце этих рук. Она опять была счастлива.

– Викусь, поедем ко мне. Ну, пожалуйста!

И они уже бежали вниз по лестнице.

– А сумка моя? – вдруг спохватилась Вика.

– Да Бог с ней, Томка заберет.

– Нет, у меня там ключи от дома. Подожди, я поднимусь за сумкой и приду.

– Нет, стой здесь, – Алик подошел к телефону, стоящему на столике, и набрал номер ресторана.

– Карина? Карин, это Алик. Будь добра, скажи Никите, чтобы быстренько принес в раздевалку Викину сумку. Она рядом с Томкой на стуле лежит. Ну да. Ага. Томка знает. Спасибо, Кариночка, с меня коньяк. Да ладно, – он рассмеялся и повесил трубку. – Сейчас Никита спустит твою сумку. Пошли одеваться.

– А номерок? – спросила гардеробщица Вера.

– А номерок у Ильи остался. Вон мое бежевое пальто висит. Номерок Илья отдаст.

– Вот так всегда у вас. Илья забудет или потеряет, а с меня начальство спросит.

– Слушай, Вер, отдаст тебе Илья, зачем ему твой номерок, – сказал Алик и положил на стойку десятирублевую бумажку.

– Лучше тогда вообще номерки не берите. Спасибо, Алик, – сказала Вера, забирая бумажку. – Дай тебе Бог здоровья.

По лестнице спускался Никита с Викиной сумкой в руке.

– Ну что, все в порядке? Воссоединение влюбленных состоялось? Рад за вас, – хитрая усмешка пряталась в его ухоженной светлой бородке.

– Спасибо, Никит. Мы поедем.

– Да, Алик, – Никита выразительно кивнул наверх. – А как мне все…

– Ой, Никита, – перебил его Алик. – Ну, как-нибудь сам. Придумай что-то… – и потянул Вику за собой.

Она поняла, что речь шла о мымре, и ревность больно кольнула где-то внутри. «Ну, ничего, – подумала Вика. – Я тебе еще припомню все это. Ты еще сто раз пожалеешь, что изменял мне».

В машине ехали молча. Вика, закрыв глаза, слушала музыку, ощущая рядом руку Алика, которой он поглаживал Викины пальцы. В лифте обнялись, и он целовал ее, шепча: «Вика, Викуся моя, девочка ненаглядная». Вика открыла глаза и увидела в зеркале свое счастливое лицо. Неужели полтора месяца назад она видела в этом зеркале, как слезы ручьем бежали по щекам, исчезая в шарфе? Вика вздрогнула, и Алик с тревогой посмотрел на нее.

В квартире были чистота и порядок. Вика прошла в гостиную и села в старинное резное кресло с высокой спинкой. «Королева Виктория на своем троне», – говорил Алик. Все было на своих местах, такое знакомое, никакой чужой дух и запах не витал здесь. Алик поставил пластинку, и музыка наполнила комнату. Гайдн, «Симфония при свечах», одна из ее любимых вещей. Зажег свечи во всех старинных серебряных и бронзовых подсвечниках и выключил верхний свет. Вика смотрела на мерцающий свет свечей и думала: «Неужели она была здесь? Сидела на моем кресле, спала на моей маленькой подушке? Нет, не может быть. Господи, какая же он скотина!»

– Викусь, что будем пить? Шампанское? Или сварить кофе? С ликером? Хочешь?

– Да, свари, пожалуйста.

Алик вышел на кухню. Вика встала и огляделась. Здесь никаких следов. Может, в ванной? Она заглянула туда – полнейшая стерильность. Пошла в спальню. Запах свежего осеннего воздуха из открытого окна и чуть-чуть одеколона Алика. Кровать аккуратно застелена, на покрывале ни единой складочки. Похоже, домработница была сегодня. Она откинула покрывало и взяла в руки маленькую подушечку. Понюхала – ничего, запах чистого белья. В дверь заглянул Алик и увидел в ее руках подушечку.

– А, вот ты где! Вика, здесь не было никого. Пожалуйста, Вика, поверь! – он подошел и нежно обнял за плечи. – Пойдем пить кофе, остынет.

Но то ли от напряжения, не покидавшего ее весь вечер, то ли от обиды за все, что произошло, Вика уткнулась лицом в подушечку и расплакалась. Вообще Вика плакала редко, и Алик никогда не видел ее плачущей. Эти слезы потрясли его, и он, прижав ее к себе, говорил и говорил ласковые, какие-то детские слова. Как будто она была ребенком, которого несправедливо обидели. Он просил прощения, клялся в любви, называл себя идиотом и кретином, обещал ей все, что она захочет. Наконец Вика успокоилась и, отняв подушечку от лица, засмеялась.

– Наверно, сейчас я и правда похожа на ведьму?

– Никаких больше ведьм. Ты – моя самая прекрасная колдунья. Королева бабочек и эльфов. Пошли пить кофе.

Потом он сидел на полу около Вики и рассказывал, как ему было плохо без нее. Как он вспоминал каждый ее жест, ее смех, ее взгляд. Вспоминал каждый день, проведенный вместе, после той, самой первой встречи.

– Ты помнишь, как мы с тобой первый раз встретились? Где это было?

– Ну, наверно, где-то в ресторане? – неуверенно сказала Вика.

– Ну, ясно, что не в библиотеке. А где именно, по какому поводу собирались.

– Ну не помню. В ЦДЛ? На чьем-то дне рожденья?

– Нет, Викуся. Правильней сказать, когда я тебя первый раз увидел, потому что ты меня явно не заметила. Это было в «Интуристе» пятнадцатого марта восемьдесят пятого года. Праздновали первую годовщину нашей со Светкой семейной жизни. Ты пришла с Томкой. На тебе была бежевая замшевая мини-юбка, лиловый свитер и лиловые замшевые сапоги. Ты была сказочно, ослепительно хороша! Я посмотрел на тебя и понял, что погиб окончательно и бесповоротно. Дальнейшего не помню, потому что напился так, как не напивался с ранней юности. С горя, надо полагать. А утром проснулся, выпил две таблетки алказельцера, и в голове сразу возник образ девушки с «певучими глазами». И тогда я понял, что влюбился. Всерьез и надолго.

Вика вспомнила тот вечер. Хорошенькую Светку. Она тогда подумала: такая красотка, а вышла замуж за некрасивого и какого-то странного парня. Вика засмеялась и сказала:

– Уверена, что ты все это придумал только что, чтобы я смягчилась, растаяла и забыла о твоих грязных похождениях.

– Нет. Все так и было, – мечтательно протянул Алик. – А потом я стал видеть тебя часто. Непонятно было, одна ты или нет. Ты приходила то с Пановым, то с Лериком, то с какими-то режиссерами, но вроде у тебя ни с кем ничего не было. Мы общались, разговаривали, шутили. Ты относилась ко мне ровно так же, как к остальным. А я тебя любил. Знаешь, «безмолвно, безнадежно…» Томка сказала, что у тебя необыкновенный муж, две дочки, замечательная семья. Я ни на что не надеялся. Разбивать счастливые семьи? Это не мой стиль.

– А твой брак со Светкой почему так быстро распался? Она хорошенькая такая!

– Ну, это ее единственное достоинство, на него и купился. Сдуру женился в двадцать пять лет. Нет, Светка неплохая, но уж слишком дурочка. Мне иногда странно было, что она школу каким-то образом закончила, а потом театральное. Светка даже заявление в ЗАГСе с ошибками заполнила. Я не проверял, разумеется, с чего бы? А тетка, ехидная такая, замечание сделала, велела переписать. Мне бы тогда призадуматься, но я посмеялся, думал, шутит. Да, веселенький годик мы прожили! А тут еще ты нарисовалась, так что годовщина получилась первая и последняя.

Вика погладила его жесткие волосы, а он, поймав ее руку, приложил к губам.

– А помнишь, ты меня танцевать пригласила? Сама пригласила. Помнишь?

– Нет, не помню, – улыбнулась Вика. – Врешь, наверно, все.

– Ну, вот еще! Буду я врать! Приставала к женатому мужчине! Я тогда, правда, со Светкой уже не жил, но еще не развелся. Летом, на кинофестивале, в пресс-баре. У нас большой стол был, ты рядом со мной сидела. «Алик, а вы не хотите пригласить меня танцевать?» – противно-тонким голосом пропищал он. – Ну, я, конечно, обрадовался. Отчего же не потанцевать с девушкой моей мечты? А ты мне: «Ах, Алик, как вы, оказывается, хорошо танцуете!» А я и рад стараться, до утра подошвы протирал!

– Разве у меня такой противный голос? – засмеялась Вика. – Помню я прошлогодний кинофестиваль. Тебя помню в белом костюме. От иностранных звезд не отличишь. Может, и танцевала с тобой. С кем только в этом пресс-баре не танцевала за две недели! А танцуешь ты действительно прекрасно. Пожалуй, лучше всех моих знакомых.

– Ну, слава Богу, хоть что-то делаю хорошо!

– Нет, ты многое делаешь хорошо.

– Да? – оживился Алик. – А что именно?

– Ты знаешь уйму стихов и прекрасно их читаешь. С тобой интересно. По-моему, ты знаешь обо всем на свете. Такой умный, умный еврейский мальчик. И еще ты очень милый…

– Ну, некрасивым мужчинам всегда говорят, что они очень милые. Что еще я делаю хорошо? – Алик встал на колени и, притянув к себе Вику, посмотрел ей в глаза.

– Отстань, развратный тип. Я вовсе не это имела в виду, – смеясь, прошептала она. – И вообще вы меня с кем-то путаете, молодой человек. Я не такая. Я зашла выпить чашечку кофе и послушать музыку.

– Я так и понял. У меня и в мыслях-то ничего другого не было.

Он встал и, взяв Вику за руку, поднял с кресла. Она обняла Алика и прижалась щекой к его рубашке.

– Девушка, вы что себе позволяете? Пристаете к постороннему мужчине, – бормотал Алик, крепче прижимая ее к себе. – Вам мама не говорила, что это может плохо кончиться?

– Говорила, но я так и не поняла, что в этом плохого.

– Господи! Испорченная девчонка! – Алик подхватил Вику на руки и понес в спальню.

Они не спали до утра. Не могли оторваться друг от друга, не могли наговориться.

Опять ссорились, вспоминая Вальку и мымру, и тут же мирились. Вика уверяла, что с Валькой у нее был совершенно невинный флирт, а он изменял ей с мымрой всенародно! Да, а поцелуй с Валькой на сцене, это не всенародно? Поцелуй – это ерунда, а он изменял и таскал за собой везде эту мымру! Алик виновато вздыхал, пытался оправдаться, а потом каялся и просил прощения. Вика вспоминала, что надо домой, но Алик обнимал ее и никуда не отпускал. Под утро возник разговор о том, что больше так продолжаться не может, надо что-то менять.

– Не могу я, Викусь, понимаешь, просто не могу отпускать тебя. Мне плохо! Я ревную! Тупо, примитивно ревную, как последний идиот! Я в жизни никого не ревновал! А тебя ко всем, ко всем. Даже к твоему манерному дружку Лерику. Знаю, что бред, но когда вижу, как вы обнимаетесь! И вечные эти поцелуйчики, перешептывание, голосок его сладкий. Так бы и дал ему по смазливой роже!

– Ты что, серьезно? – озадаченно спросила Вика. – Совсем очумел? Лерка-то здесь при чем? Это я могу тебя к нему ревновать, слишком много комплиментов он в твой адрес отпускает. А как нежно называет: Алюня, солнце мое! – протянула она нараспев, передразнивая голос Лерика, и рассмеялась.

– Вот то-то и оно! Знаю, что глупо, и все равно злюсь. Не понимаю этой привязанности. Расфуфыренный петух, а вы носитесь с ним: ах, Лерочка, ох, Лерочка! Ну да черт с ним! Я к тому, что даже этот любитель балетных мальчиков раздражает меня, когда интимно шепчет тебе на ушко свои секретики.

– Да ладно, прекрати. Он нам с Томкой как брат. Мы с первого курса дружим, добрее его и человека-то нет. Лерку все любят. И одевается очень красиво. Необычно – да! Красавец! А какой актер? Гений! Уж это ты должен признать! А то, что его вдохновляют хорошенькие мальчики, – это личное дело Лерика. Чего ты на него взъелся?

– Да не взъелся я. Просто на себя злюсь, что даже к нему ревную.

– Вот и глупо. Не ревнуй, солнышко, я тебя люблю. Правда-правда, – заверила Вика.

– Если ты действительно любишь меня, то почему нам не пожениться? Вика, да я с тебя и девчонок буду пылинки сдувать! Ну что ты молчишь?

Ничего неожиданного в предложении Алика не было. Она понимала, что не может жить без него. Их разлука была так ужасна для Вики, не дай Бог, чтобы это повторилось! Но разрушить все, что связывало ее со Стасом? Она не могла себе этого даже представить! A девочки? Нет – это совершенно невозможно.

– Алик, милый мой, любимый! Думаешь, мне легко? Думаешь, я не хочу, чтобы мы всегда были вместе? Если бы ты знал, как мне хорошо с тобой! Да я без тебя просто не живу! Пока мы были в ссоре, я существовала, как неодушевленный предмет, как автомат. Просто одна видимость, что живой человек. Но давай подождем. Я не могу так сразу. Мне надо все обдумать. Ты – свободный человек, а я, как цепями, опутана их любовью. Стас, дети, мама, папа, бабуля… Я всем должна! Должна быть веселой, любящей, заботливой, нежной, послушной и очень приличной. Такой безупречной молодой женщиной из хорошей семьи. Комильфо. А то папа и мама очень расстроятся. Мама уже как-то делает скидку на мою творчески безалаберную профессию, но имеет весьма смутное представление о легкости и свободе наших нравов. А папа – весь в своей высокой международной политике, особо ничего не замечает, очень любит Стаса и уверен, что Викуся – хорошая девочка.

– Тем более надо освободиться от всех этих условностей! Я же вижу, как тобой Нина Сергеевна командует. Тебе не хочется никого огорчать, но ты уже взрослый человек. И не просто какой-то обычный рядовой человечек, а личность. Яркая, сильная личность, а подыгрываешь своим родным. Ты, конечно, очень артистичная, меня всегда удивляло, что на актерский не пошла, но нельзя же до тридцати лет быть в образе хорошей девочки. Викусь, надо бороться. Плохо, что тебе всегда все в руки давали. Мало ли как жизнь может повернуться. Поэтому мне так важно быть рядом. Защищать тебя от всего и от всех. Ты так много причин привела, а ведь важно одно – любишь ты меня или просто удобно иметь рядом влюбленного и на все готового ради тебя мужика!

– Ну, зачем так, мой родной? – Вика заглянула ему в глаза. – Ты же знаешь, что я люблю тебя. Сама себе не хотела признаться, но получается, что люблю. Просто дай мне немного времени. Ну, потерпи, пожалуйста, ради меня.

Так и проговорили до утра. Уже рассвело, когда Алик заснул. Вика, счастливая и расстроенная этими разговорами, поняла, что не уснет. Тихонько собралась и пошла домой. Когда пришла, дома никого не было. Люба увела девочек в сад. Надо было придумать что-то в свое оправдание. Вика позвонила маме и рассказала, что банкет затянулся, Томка поссорилась с Ильей, приревновав его к кому-то. Пришлось поехать к ней и как-то утешать. В общем, проговорили всю ночь. Она почти не спала и только что приехала.

– Так что ты не волнуйся, мамусь, все нормально. Сейчас попытаюсь немного поспать. К шести в издательство надо подъехать, а оттуда в Переделкино, в гости к редактору из «Литгазеты». Пусть Люба заберет девочек, – привычно соврала Вика.

– Я сама заберу. У них сегодня музыка, я прослежу. А когда вернешься? Поздно?

– Ну не знаю. Вряд ли поздно. Но пусть Люба останется. На всякий случай.

Вика сразу же провалилась в сон и спала, пока ее не разбудил телефонный звонок. «Алик», – подумала она и взяла трубку. Но это оказалась Томка.

– Ну что, подруга, как ты? Все нормалек, помирились?

– Да, помирились. Все замечательно.

– Вот видишь, а ты страдала! Все разыграли, как по нотам. Я же говорила, куда он от нас денется?

– Слушай, Томка, но ты уж чересчур… Что ты там плела про то, как нашла нас с Валькой вместе? Такое впечатление, что ты нас где-то в интиме нашла. И вообще перестаралась. Такую обиду изобразила, «она только с Валечкой своим, про подругу забыла», – передразнила Вика Томкин голос, – я потом полночи клялась и божилась, что у нас с Валькой ничего не было.

– Но, наверно, это были приятные полночи? – хихикнула Томка. – А сама-то тоже заигралась! Он тебя танцевать тянет, в руку вцепился мертвой хваткой. А ты, вместо того чтобы слиться с ним в экстазе и помириться, сладко блеешь, что танцуешь только с Валечкой. А Валька – дурак, к тебе ломанулся, я еле перехватить успела!

– Ну да, жутко фальшивым, жалостным голосом стала уговаривать отдать тебе Вальку. Станиславский бы сказал «Не верю!»

– Тоже мне кинокритик! Да мне вот-вот заслуженную дадут, а она «Не верю!» Ты-то Вальке сладко улыбалась, на Алика не смотрела. Не видела, какие у него бешеные глаза были. Мне вчера рассказали, как он Игоря Панова избил вообще ни за что. Конечно, я кинулась спасать Вальку. Не хватало еще, чтобы он за свою доброту пострадал от твоего Отелло. Тебе бы вмазал – ну это ваши дела любовные, а Вальке-то за что? Видела, как я ловко на Вальке повисла и заканючила? Потому что я друзей в обиду не даю!

– Спасибо тебе, Томка, ты настоящий друг и лучшая подруга, – засмеялась Вика.

– Вот то-то! Я приезжаю и вижу – Викуська моя страдает, прынца своего потеряла… Непорядок! Томочка раз-два, простейшую сценку придумала, роли раздала и будьте-нате. Хэппи-энд! Влюбленные соединились. Да и куда б он от нас делся? От профессиональных-то лицедеек, да, Викусь?

Вика тихонько засмеялась, легко с Томкой!

– Ну, раз Велехова смеется, значит, все в порядке. Могу спокойно уезжать. Это и есть дружба. А то Жанночка твоя палец о палец не ударила за все время, да еще с мымрой общалась! А ты с ней дружишь. Разве это подруга?

– Да не дружу я с ней, с чего ты взяла? Никита с Аликом всегда вместе, вот и мы общаемся. Да, а мымра-то вчера как?

– А что мымра? Когда Алик тебя через весь зал поволок, как овцу на заклание, она занервничала. Два раза выходила, с понтом – в туалет, но вас, видимо, и след простыл. Ну, свято место пусто не бывает, с кем-то танцевала. Чего ей теряться? Мужик бросил. С кем ушла – не видела.

– А что ты мне наврала, что у нее ни кожи, ни рожи? Она – красивая, – укорила подругу Вика.

– Ну да, ничего себе, не урод. Но уж так, чтобы красивая? И потом, зачем я буду тебе соль на рану? Это Жанка бы ее красоту расписала во всех подробностях, чтобы тебе жизнь малиной не казалась.

– Ну ладно, Томка, далась тебе эта Жанка. Кто она? Никто. Просто чья-то девушка. Актриса – никакая. Бросит ее Никита, появится другая. А они, кстати, давно вместе?

– Да года три уже. Но у Никиты и законные жены максимум четыре года держались. Так что скоро смена состава произойдет.

– А что, у него много жен было? – поинтересовалась Вика.

– Три. И все актрисы. Никита влюбчивый и женится охотно. Вот только на Жанке почему-то не женился.

– Неужели три? Когда же он успел?

– Ну, дурацкое дело – нехитрое. Потом он все же на десять лет старше нас.

– Да? Я знала, что он постарше, но не думала, что на десять. Ты когда уезжаешь?

– Завтра днем. Сегодня увидимся? Или вы в любовном уединении?

– Как раз нет. Алик сегодня праздник устраивает. Так что приходите с Ильей вечером в Дом кино.

– А можно я Валечку с собой прихвачу? Он, наверно, соскучился по тебе, вы вчера недотанцевали… – невинным голосом спросила Томка.

– Прекрати свои провокации! Мне еще долго на пушечный выстрел подойти к Валечке не дадут, – засмеялась Вика.