Было больно.
Болела голова, болела спина, болело… Да все болело, откровенно-то говоря.
Анна всхлипнула и открыла глаза.
Память возвращалась медленно.
Неужели это – было?
Она…
Отец, маменька, сестры – и расстрел. Жестокий и беспощадный.
И последняя вспышка света – черная звезда.
И…
Анна поежилась. Неужели ЭТО – было?
Хелла.
Вообще, в Русине официальной религией считалась вера в Единого Спасителя, который снизошел на Землю и бродил по ней сорок дней и ночей, помогая людям и обучая их. А потом вознесся на небо…
А Хелла…
Сейчас это – демон ада. Но образование у Анны было хорошее, и она помнила.
Некогда небо населяли воинственные боги. Могучий Одаль, который разъезжает на огнегривом коне и поражает молниями нечисть, его ближайший помощник – бог войны, Рор, бог океанов и морей – Авьерт… И Хелла – среди прочих. Богиня смерти.
Это было давно, когда люди еще не знали истинной веры. Потом старые боги забылись…
Оказывается, не до конца.
И у нее в роду были жрецы Хеллы. Жрицы.
Страшно-то как!
Мамочки!
Рука сама метнулась сотворить символ Спасителя – лестницу, по которой он поднялся на небо. А в этом мире Спасителя нет. И символ другой… И рука повисла плетью на полдороге.
А можно ли?..
Анна кое-как поднялась.
Голова разламывалась и от своих воспоминаний, и от воспоминаний Яны, но сидеть здесь и пытаться все освоить? Ночью, на улице… Нет, это не выход.
Анна закусила губу. Память Яны была при ней, она подсказывала, куда идти домой, надо только дойти…
В подворотне раздался тихий стон.
Анна ахнула, огляделась вокруг…
Они пока еще были здесь. Те, кто напал на Яну. Те, из-за кого девушки поменялись местами. Здесь – и еще живые. Доживающие последние минуты своих жизней.
Анна ахнула, прижала ладонь к губам…
Рядом валялся нож.
Нож, на котором еще не высохла Янина кровь – ее кровь…
А ее ведь убили – здесь.
И шило, которым Яна пыталась защититься. У них же самооборону – нельзя, ножи – ай-яй-яй. А вот шило… несла в кармане, бывает. Случайно ткнула, не хотела плохого!
Рука сама прибрала его в карман, хозяйственно, привычно…
Оба мужчины были еще живы, и первый, и второй: шило оказалось коротковато, не достало до сердца. Но убить Яна пыталась всерьез.
А она… она – может?
Если бы Анна могла, она бы ринулась прочь. И, конечно, ничего бы не сделала. Только вот сил хватало пока только стоять. Анне казалось, что при первом же шаге она попросту упадет навзничь. Стоит только двинуться – и все.
Оставалось смотреть.
И…
Она может – убить?
Или нет?
Она…
Анна понимала, что у нее просто не хватит решимости. Вот так, беспомощных, безоружных… Яна бы смогла…
А еще – она должна Хелле…
Последнее было главным доводом.
Боги жестоки и коварны, и плодить долги богам – это нарываться на неприятности. А уж быть должной богине Смерти!
Анна даже охоту ненавидела лютой ненавистью. Убивать животных ради развлечения – гадко, гадко!!! А здесь – люди…
Но она слово дала…
Четыре жертвы…
Жоржи… Георгий, как и отец. Растрепанные волосики, круглые глазенки, вцепившиеся в платье маленькие пальчики…
Ее сын.
Здесь ли, там ли… Разве есть разница? Хелла не лжет.
Ради сына… она сможет?
Анна медленно опустилась на колени. Подобрала нож. И почти на четвереньках подползла к своим несостоявшимся убийцам.
Все княжны помогали в госпитале. Анна привычно провела рукой, нащупывая биение пульса… Есть.
Живой.
И… убить?
Ради сына.
Она должна остаться здесь на год, она должна сделать все, что угодно Хелле, ее вернули в мир…
Она справится.
Надо ударить точно в сердце. Вот сюда…
Сердце Анна тоже нащупала вполне профессионально.
Нож словно сам потянул ее руку вниз.
– Тебе, Хелла!
Тело под ее руками выгнулось, обмякло… раздался какой-то отвратительный булькающий звук – и Анна зажала уши.
Не слушать, нет…
И вытащить нож из раны.
Второй негодяй – еще жив?
Он был жив. И даже приходил в себя, стонал, пытался шевелиться, но получалось плохо…
Волной накатил ужас. Анна понимала, что здесь и сейчас она полностью беспомощна. Она не сможет защитить себя. А это здоровый мужчина, то ли пьяный, то ли в наркотическом дурмане…
Она ударила в услужливо подставленную спину.
Раз, и второй, и третий…
– Тебе, Хелла. Тебе…
Бессвязный шепот, срывающийся с губ.
И… неожиданный прилив силы. Словно она только что выпила бокал вина.
Сил хватило подняться.
А потом?
Вот оно – благословение Хеллы?
Анна действовала так, словно кто-то другой ее рукой водил. Она хладнокровно обыскала обоих мужчин, собрала все имущество в свою сумку, внимательно осмотрела закоулок с помощью фонарика в телефоне… м-да. Натоптала.
Но тут ничего не поделаешь.
Все проверить, все собрать, взять и нож и шило, завернуть в полиэтиленовый пакет, который Яна хозяйственно носила в кармане, и только потом отправиться домой.
Улики?
Какие-то идеи?
Мысли?
Только одна, как и у всякого испуганного, загнанного животного. Спрятаться, уползти, залечь в нору… Здесь и сейчас княжна Анна не сильно отличалась от загнанной лисы. Убежать и спрятаться. Спрятаться – и отлежаться.
Зачем она унесла с собой нож и шило?
Да она и в страшном сне на этот вопрос не ответила бы. Не осознавала еще. Действовала так, как подсказала память Яны. Интуиция Яны. Ее наука…
Вот и знакомый забор. И калитка.
Руки Яны все помнят, тело само нажимает кнопки кодового замка, само распахивает калитку ровно настолько, чтобы та не скрипнула, быстро и тихо проходит по двору…
Шаг, второй, третий…
Кажется, кто-то собирается выйти во двор, но уже поздно. Анна открывает дверь своего дома – и проскакивает туда.
И оседает на пол.
Сил хватило кое-как задвинуть засов изнутри – и доползти до убогой кровати. Упасть, не раздеваясь, и прижать к себе нож.
Все завтра, обо всем она подумает завтра, завтра… Сегодня и сейчас ее силы исчерпаны. Ей надо хоть немного поспать, все остальное потом.
Кошмары?
В том ужасе, в который превратилась ее жизнь, кошмарные сны попросту не котируются.
Анна провалилась в сон, даже не сняв ботинки. И не поняла, что успела в последнюю минуту.
На улице разразилась гроза. Да такая…
Форменный водопад.
Дождь ливанул в единый момент, промочив все и всех насквозь, смыв все следы и начисто уничтожив улики. Трупы, конечно, остались, но…
И лил он до утра.
А Анна спала – и во сне видела Яну. Видела отданную ей память…
Яна?
Нет.
Ее тезка. Анна.
Только вот родное имя никогда не нравилось Яне. Мать назвала ее в честь бабушки – своей матери, но Яна ее и в глаза не видела. Да и мать…
История семьи начиналась для Яны с того момента, как девушка из достаточно богатой семьи решила развеяться с компанией таких же сопляков. Съездить отдохнуть в заповедник.
Ага, прогулялась, называется.
В лесу главный – лесничий. Вот он, Петр Валентинович Воронов, и царил безраздельно в заповеднике.
Он был не в восторге от компании мажоров, но кто платит – тот и заказывает музыку. А их бабы… Манерные дуры и стервы.
Диагноз Воронов поставил совершенно правильно. Но…
Судьба бывает большой шутницей.
Ровно на третий день мать Яны поссорилась с парнем. Тому, видите ли, захотелось секса в коллективе, а девушка искренне считала, что раз уж она снизошла до убогого, то о групповухе не может быть и речи. Пусть любит ее и восхищается.
Слово за слово, бутылкой по столу…
Дело кончилось дракой, половину компании увезли в травмпункт, а Ангелина осталась в лесничестве. И как-то незаметно оказалась в постели лесника.
Хороша была – невероятно.
Яна мать помнила… и та до странности была похожа на ее императорское величество. Разве что волосы не прямые и серебристые, а золотые и кудрявые. А вот черты лица, фигура… Есть от чего сходить с ума мужчинам.
Конечно, это приключение ничем не кончилось бы. Мало ли кто и у кого в постели оказывается?
Если бы Ангелина не забеременела.
Если бы у нее не оказался отрицательный резус. А при отрицательном резусе аборт может потом и бесплодием обернуться. Случается. Если у женщины минус, если у мужчины плюс…
Если бы ее родители не уезжали за границу, в Израиль на постоянное место жительства, наплевав на дочку-свистушку.
И если бы Петр не оказался честным человеком, который предложил девчонке руку и фамилию.
Сердце?
Сердце он отдал маленькой Яне. Сразу – и навсегда.
Малышка росла папиной дочкой.
Сначала у мамы не было молока и папа выкармливал Яну козьим молоком, ради этого заведя козу и научившись ее доить.
Потом, когда малышка чуточку подросла и начала болеть, – выкармливал ее ягодами, выпаивал опять же молочком, растирал барсучьим жиром… Постепенно малышка превратилась в здорового и жизнерадостного ребенка, который носился хвостиком за папой.
Мама их бросила, когда Яне было пять лет.
Лесничество по-прежнему посещали охотники. И одному из них приглянулась жена лесника.
Что сказать?
Поохотился.
Добыл, порадовался, увез…
А уж как порадовался лесник, который понял за эти годы, что дельфин с русалкой вот ни разу не пара. Да он счастлив был!
Подписал все бумаги на развод и в качестве отступных получил квартиру для Яны. Не абы где, в областном центре. Хотел отказаться, но Ангелина уговорила.
Для дочери ведь!
Мало ли – захочет учиться, приедет… Опять же, квартиру можно сдавать, деньги класть на счет… поди, плохо? Считай – с нее единоразовые алименты. Раз уж девчонка с ним остается.
Петр внял и согласился.
Так он и делал все время. Сдавал квартиру, копил деньги для дочери.
Взять дочь с собой? Ангелина не могла и не хотела этого. Да и Яна не хотела. Стопроцентно папина дочка.
Папа научил ее ходить по лесу, скрадывать зверя, ставить и разряжать силки и капканы, стрелять и бороться, свежевать зверя и готовить еду на костре…
В четырнадцать лет Яна убила своего первого кабана, а это звери хитрые и умные, не абы что и кто.
Отряд спецназа с удовольствием принял бы Яну Воронову в свои ряды.
Учиться в школе? Заочно. Экстерном. По заданиям, по книгам, которые Петр привозил на заимку в огромных количествах, потом по интернету, когда он наконец появился в лесничестве…
Яна росла не дурочкой, но лесной девочкой.
Пройти по болоту? Пожалуйста!
Разобраться в сортах вина? Или сервировать стол? Смеетесь вы, что ли? Какие столы в лесу? Сказать – и то смешно!
Впрочем, в семнадцать лет идиллия кончилась. Отец настоял, чтобы Яна ехала и получала образование. Яна подумала – и согласилась. А что? Медиком она быть не хотела, ветеринаром тоже, а вот биологом… чтобы потом работать с отцом, вот здорово-то будет!
Так и решили!
Яна отправилась в областной центр и подала документы на биофак. Прошла, кстати, с первой попытки. Память у нее была – изумительная, сдать смешные экзамены в тестовой форме – да хоть шесть раз! Это же не энциклопедические знания, это простой список тем. Выучил – и гони на конях…
Квартира была, деньги на первое время были – и началась студенческая жизнь.
Казалось, все будет хорошо и спокойно. А потом грянула первая любовь.
Он!
Красивый, умный, модный, одетый от-кутюр, богатый, единственный сын у своей матери…
Сережа Цветаев.
Что он нашел в Яне?
Скорее всего, экзотику. Девушка, которая может и убить и освежевать кабана, – редкость в институте.
Что в нем нашла Яна?
Так она же раньше никогда с такими не сталкивалась! Красивые слова, как в романах, цветы, подарки…
Любовь!
Секс, конечно.
И – беременность.
Прекрасный принц обернулся склизкой жабой ровно в тот момент, когда предложил Яне пойти на аборт. Яна послала принца – и уехала к отцу.
Что там было дальше – она не знала, она просто перевелась на заочный. А что такого? Если можно? В деканате ей пошли навстречу и стали высылать контрольные работы.
Яна поблагодарила и стала отсылать их обратно. А заодно прикладывала к работам дары природы. К примеру, копченую лосятину. Или кабаний окорок – если правильно приготовить, пальчики оближешь и язык проглотишь!
Так и училась, и неплохо училась.
Любовь?
Какая любовь?!
Гошка же!!!
Сын стал Яниной любовью с первого мгновения. Стоило только взять малыша на руки…
Яна сама кормила его, сама вставала по ночам, сама купала, пеленала… Ладно! Не пеленала! И малыш лягался и пинался в полную силу.
Дед тоже был счастлив. Георгий Петрович Воронов – плохо, что ли? Наследник, продолжатель династии…
Так что тут беды не было. А вот когда Гошке исполнилось четыре года…
Малыш простыл и заболел. Простуда перешла в пневмонию. Вроде бы вылечили, но Яна повезла его в областной центр – мало ли что? Вот в больнице анализы и взяли. И осложнением пошел порок сердца. Или не успели, или недолечили, или…
Кого тут обвинишь, кроме себя самой?
Состоялся семейный совет, на котором было решено следующее.
Лечение у нас, конечно, бесплатное. Деньги на счете есть, их не так мало, но этого не хватит. Потому – продаем квартиру и добавляем. Тогда уложимся.
Покупаем конуру для собаки – было бы где спать. Яна остается в городе рядом с малышом, носит ему передачки, зарабатывает, потом, когда лечение закончится, забирает его и уезжает в лесничество.
Да, отец остается работать лесником. Кому-то же и кормить всю компанию нужно?
Опять же, выйдет малыш из больницы, Яна его в охапку – и на природу. Ее на молоке да ягодах на ноги подняли – и мальца поднимем! Никуда не денется!
Так и оказалась Яна в этой хибаре.
А ее малыш лежал в больнице, был прооперирован, прошел курс дорогостоящего лечения, сейчас проходил второй, и врачи считали, что через полгодика его можно будет выписывать.
Если все пойдет хорошо.
Если не случится ничего непредвиденного.
Если…
Замечательное слово, не так ли?
Его отец? Какой, простите, отец? Цветаев? Нет у малыша отца. Точка.
А вот мать…
Яна винила себя в болезни малыша.
Она ведь росла «лесной девочкой». Она практически ничего не знала о женском организме. То есть, чем занимаются мужчины и женщины, она знала, и про беременность, и про роды – попробуй не узнай, в лесу-то! Но к себе это не применяла.
Отец ей объяснил про критические дни, краснея и заикаясь (нелегкое это было для него дело), Яна прочла про все остальное – и успокоилась. А студенческая жизнь крутила и вертела.
И водочка в ней была, и даже травка… Когда Яна узнала, что беременна, – она сразу это прекратила. Но узнала она об этом только на третьем месяце!
Токсикоз?
Да она слова-то такого не ведала!
И… критические дни один раз пришли. Такое тоже случается. Не сразу отключились, а со второго месяца, Яна и не поняла ничего. Как тут сообразишь? Яна искренне считала, что, веди она более здоровый образ жизни, Гошка был бы сейчас здоров. И судя по словам Хеллы… Похоже, это действительно так.
Сейчас Яна делала для сына все возможное. Но лечиться ему еще долго.
А Анна…
Вот ведь проблема!
Жить-то Анне как?
Лишних денег у Яны не было вообще. Малыша хочется чем-то побаловать, подарок подарить, игрушку какую… а зарабатывать как?
В родном мире Анна ничего делать толком не умела.
Да, работала в госпитале. Но – как работала? Судна из-под раненых не таскала, полы не мыла, даже из операционной ее выгнали – дурно стало. Да и…
Анна сверилась с воспоминаниями.
В этом мире просто так работать в госпитале не пустят, нужен диплом. Как и в Русине, кстати говоря. Так что госпиталь отпадает. И платят там мало, едва ли на жизнь хватит, но уж точно не на сына.
Что она еще умеет?
У нее хорошие манеры. Она прекрасно танцует, поет, вышивает, разбирается в драгоценностях, умеет поддержать беседу…
По здравом размышлении Анна подвела печальный итог.
Ее готовили быть женой и матерью. А зарабатывать деньги ее попросту не готовили. Вообще. Никак. Банки, инвестиции… Ее потолок – благотворительный бал или вечер. Вот тут она в своей стихии. Она может идеально все организовать.
А вот вложить деньги, или как тут… кредит, заем… Нет, она с этим не сможет справиться.
Яна сейчас работала смотрителем полигона для страйкбола.
Следила за полигоном, выдавала оборудование, убиралась после игр в войнушку – да много чего надо было делать! Только вот получится ли у Анны?
С воспоминаниями Яны – получится. Криво ли, косо… вот именно, что криво и косо! Да и не заработаешь на этом достаточно, надо искать другую работу. Только какую?
Торговать? И навык нужен, и умение, и сноровка – Анна не обольщалась. Не умеет она это.
Но научится!
Понадобится – она всему научится! Ради своего сына…
Там, далеко, Яна позаботится о Жоржи. А она…
Анна вдохнула, потом выдохнула.
Ее сын – здесь.
Точка.
Ее ребенок, ее малыш, ее Георгий – он здесь. Из этого и будем исходить.
Ей надо сделать все для сына. Она справится.
Яна пришла в себя рывком. Словно удар молнии.
– Проверь всех! Добей, если кто не сдох!
– А то! Ишь ты, кровопивец! Ты посмотри, сколько на нем всякого добра? Небось, в три слоя… нахапал у народа!
О проекте
О подписке