Сколько времени пришлось выслеживать девочку! Больше месяца! Но что такое удача? Это – труд. Девяносто процентов труда, и уж десять можно оставить на стечение обстоятельств. Так говорила царевна, и Анна принимала эту истину всей душой. Давно ли она была воровкой и пряталась по подворотням?

Сейчас она доверенное лицо царевны, и прятаться приходится уже во дворцах. Роскошное платье, драгоценности, кружева и золото…

Но работа-то привычная!

Стоит ли упоминать, что на следующий день принцесса потихоньку удрала в беседку, откуда и вернулась с роскошным хорьком на плече.

Конечно, Кики ревновал, но недолго. Хорек, существо чрезвычайно активное и любопытное, быстро научился играть с собачкой – и теперь они служили неиссякаемым источником забав для всех фрейлин принцессы, да и для нее самой. А Анита все рассказывала и рассказывала девочке о Руси. И все больше любопытства было в глазах Изабеллы.

Софья была бы довольна.

* * *

Получив письмо от польского короля, Леопольд изволил огневаться.

Как?!

Эти варвары… эти однодневки… этот схизматик ему еще и условия ставит?! Справедливости ради условия ставил русский царь, но все-таки! Он император Священной Римской Империи, его поддерживает Папа Римский, он один из самых…

И турки стоят у него на пороге. Одному не отбиться.

Польша?

Придут они или не придут – вопрос. Но коли он сейчас русскому царю откажет – можно не сомневаться, что поляки дома останутся. А зачем им воевать идти? У них сейчас и дома весело и интересно. В Польше было… сложное настроение, иначе и не скажешь.

Паны – та еще вольница, укротить которую пока еще не мог ни один король. Михайло не стал бы исключением: или отравили бы, или зарезали, или еще чего… Но звезды решили для разнообразия сложиться очень удачно.

Сначала тягостная война с Русью, в которой много кого вырезали. Потом победная война с Турцией, в ходе которой Михайло приобрел верные войска, а паны на полгодика так и вовсе прижухли – народ бы их на части порвал за государя. Мало того – еще и успешный поход в Крым, в который отправилась часть недовольных, и далеко не все вернулись. Да и Ян Собесский короля поддерживал. Тоже… сила.

А противовеса этим двоим пока не находилось.

Может, и нашелся бы кто, да на то время надобно. А еще деньги и вдохновитель. И пока…

К тому же, как опытный интриган, Леопольд мог распознать схожую работу – и видел, как словно исподволь стравливаются панские кланы, как ссорятся соседи, как корона съедает то одного, то другого, оставаясь вроде ни при чем…

В другое время он бы помог с огромным удовольствием, да еще себе кусочек отгрыз от поляков, немаленький такой. Только вот сейчас, при смычке Польши с Русью, если его вмешательство обнаружат – это станет самоубийством.

И так много кто на него зубы точит.

Но не отдавать же этому варвару принцессу? Да и Педру… Безусловно, ему договориться куда как легче, но…

Эти варвары!!!

И массивная золотая чернильница таки полетела в стену, пятная дорогую, с золотым же тиснением алую кожу обивки.

Впрочем, перебесившись, Леопольд стал соображать намного лучше. И вызванный им секретарь послушно застрочил письмо под диктовку господина.

Невесту хотите?

Так вы сами от нее откажетесь! А пока – милости ждем на помощь!

* * *

Ульрика вышивала. Сие занятие приличное и принцессе подобающее. Щебетали дамы, рассказывали какие-то истории – она не слушала. Она размышляла о своем.

Карл…

Высокий стройный юноша с грустным собачьим взором, коего она видела два раза в жизни. Ее нареченный. Жених… Король Швеции, Готов и Вендов.

Один раз она видела его, когда брат отдавал ее руку Карлу. Второй раз – тем же вечером на балу. Карл пригласил ее на танец, кружил, говорил заученные комплименты, а глаза были… равнодушными.

Увы.

Ульрика отлично понимала, что она – не красавица. Но разве мало другого? Доброй души? Сердца? Порядочности и преданности? Неужели блестящие глаза и высокая грудь той же Мари (принцесса с легкой неприязнью покосилась на фрейлину, но тут же устыдилась: Мари ведь не виновата ни в своей красоте, ни в некрасивости Ульрики) в глазах мужчин перевешивают все остальное?

Ульрика понимала, что ее брак будет политическим – и готова была отдать свою руку и свою преданность мужу. Но… Сможет ли? Карл сейчас – враг. Швеция воюет с Данией. А что делать ей, как быть? Предавать брата или жениха?

Ульрика не знала. Тем более что брата она любила, а жениха – нет. И вряд ли Карл сможет завоевать ее любовь. Верность – да. Но сердце ее навек останется пустым и холодным. И думать об этом больно.

– Оставьте нас.

Кристиан незамеченным вошел в покои, жестом остановил сестру, которая намеревалась склониться в реверансе.

– Сиди, сестра. Я пришел поговорить.

Дамы поспешно выходили из комнаты. Ульрика не глядя могла бы сказать, у кого из них что-то было с братом. Кто стрелял глазками, кто смотрел с надеждой. Наконец за последней плотно закрылась дверь, и Кристиан даже проверил ее. Вернулся к сестре, и только тогда она заговорила:

– Да, мой дорогой брат?

– Сегодня я получил письмо от русского государя. Нам обещана помощь в войне со Швецией, если мы отдадим ему руку нашей принцессы.

Ульрика замерла, словно заяц в тени филина.

– Но…

– Да. Я так решил.

Ульрика сжала руки.

– Но брат мой…

Кристиан покровительственно улыбнулся, погладил ее по судорожно сжатым пальцам. «Ах, сестренка, власть вымораживает все лучшее в человеке, но я не настолько еще король, чтобы пожертвовать тобой».

– Сидите и слушайте, сестра. Русь недалеко, я не отдаю вас замуж в совершенно чужую страну. Русский государь молод, кажется, он всего на пару лет старше вас. Карл же младше вас на четыре года. Это не имеет значения в политике, но мне хотелось бы счастья для сестры.

А для себя – поддержки могущественного соседа, в союзе с которым можно оторвать хоро-оший кусок от Швеции.

– Или вы будете утверждать, что любите Карла?

Ульрика пожала плечами. Посмотрела в лицо брату и высказалась честно, как и всегда:

– Нет, брат мой. Мне он безразличен.

– Я так и думал, что все эти слезы о верности клятвам и вашей любви – не более чем предлог для отказа Леопольду.

Ульрика усмехнулась:

– Верно, брат. И все же… Не стоит меня за это осуждать?

– Поверь, сестра, если бы мне было выгодно… но Леопольд стар, он далеко и слава его… м-да. Ладно, не будем о грустном. Кроме того, Георгу предлагают русскую принцессу в жены. Катрин… ее имя Катрин.

– Ваше величество, возможно, у вас есть портреты?

Портреты были.

С одного улыбался красавец, равного которому Ульрика еще не видела. Веселая улыбка, шапка золотых кудрей, шальные синие глаза…

И сердце кольнула холодная иголочка. Она-то самая обычная. Разве ему такая нужна? Рядом с ним должна быть другая, совсем другая. Высокая, черноволосая, с сияющими глазами. А она – что она? Никакая…

– А второй?

На втором портрете, миниатюре размером с ладошку, была нарисована также красавица. Светловолосая, синеглазая, с обворожительной улыбкой.

– Принцесса Катерина.

Иголочка кольнула еще раз. Брат и сестра были похожи даже на портрете, значит, сильно живописец не приврал. Приукрасить-то – обычное дело. Но не здесь.

Ульрика не знала, что Софья распорядилась писать портреты с натуры, не льстя и не приукрашивая, и одного художника даже выгнали за излишнюю льстивость. Лучше не очаровываться, чем разочароваться.

Не приняла она во внимание и законы генетики.

Близкородственное скрещивание царских династий, браки с двоюродными и троюродными сестрами давали печальную картину. Узкие плечи, нездоровые лица… Романовы пока еще не испортили себе ни внешность, ни наследственность, выбирая в жены не тех, кого надо, а тех, кто молод, здоров и красив. Что Алексей Михайлович в молодости был красавцем, что жена его до смерти все взгляды приковывала.

Смешно сказать, но больше всего, наверное, не повезло царевне Софье, у которой черты родителей соединились в нечто достаточно неприметное. А вот остальные дети унаследовали выразительные черты матери и краски отца. Глаза, кудри…

– Но ты же…

– Георг женится на англичанке, как и планировали. Это брак выгодный, не стоит упускать. А вот тебя можно и выдать замуж. Мир скрепим, договор подпишем.

– И как…

Голос изменил девушке, дрогнул, сорвался.

– Я отпишу, что согласен. И предварительно обговорим… всякое. А через три месяца…

– Это же так мало!

– Почему же? Тряпок тебе не хватит? Так на Руси иная мода, твои платья там и на занавески не сгодятся.

Ульрика поникла.

И верно, иная.

И жизнь там иная, и требовать от нее будут иного, и языка она не знает, и… брату это глубоко безразлично! Он уже все решил! А ей остается только подчиняться – даже через слезы.

Брат чуть приобнял сестру за плечи.

– Не падай духом, малышка. Я обещал отцу позаботиться о тебе, и я это сделаю. Алексей Алексеевич неплохой человек и государь. Он уже выиграл несколько войн. К тому же он рано остался без родителей, как и мы с тобой. А у Карла, если помнишь, сейчас заправляют мать и канцлер. Вряд ли ты найдешь с ними общий язык. Да и наша с ними война не прибавит тебе популярности.

Ульрика помнила. Карл был пока еще несовершеннолетним. Но…

Страшно.

А кому бы не было, на ее-то месте? Ошибешься в выборе – и конец, это ведь не лошадь на ярмарке, это на всю жизнь. А тут даже не ты – за тебя все уже решили и выбрали.

– Правду ли говорят, что на Руси женщинам из терема выходить нельзя? Только в церковь да на кладбище?

– А ты об этом с будущим мужем переговори. Верю, он умный человек и достойный.

Ульрика поникла головой. Брат-то верил. А как быть ей? Хотя что от нее сейчас зависит? Она может только соглашаться с его решением…

* * *

– Приветствую вас, герр Пфальц.

У стоящего на пороге было приятное, но незапоминающееся лицо, светлые волосы, светлые глаза. Вежливая улыбка – и прекрасные манеры. И все же…

Людвиг Пфальц оглядел мужчину пристальнее.

– Я тоже рад вас видеть, герр…

– Визель. Якоб Визель, к вашим услугам.

– Вы…

– Я из Нидерландов. Мой родной город Амстердам.

Людвиг чуть успокоился. Это все объясняло: и легкий, едва уловимый акцент, и внешность, и налет чего-то чуждого. Под тяжкой лапой Людовика Нидерланды стонали – и люди бежали оттуда. В том числе и в Вену.

– Сочувствую вам. Эти французы…

Мужчина поддержал разговор, посетовал, что стало совершенно невозможно ни жить, ни торговать из-за этой войны, рассказал, как чума забрала жизнь его жены, а он с сыновьями вынужден был уехать.

Людвиг кивал, поддакивал и все больше расслаблялся. И чего он вначале нервничал? Хороший же человек пришел! Хотя времена нынче тяжелые…

Постепенно на столе появились и бутылка вина, и кое-какая закуска, и мужчины наконец перешли к делу.

– Добрые люди рассказали, что вы хотите уехать, но не можете найти покупателя на дом. А я покинул родину не с пустыми руками…

– Мой дом дорого стоит.

Что верно, то верно. Людвиг давно хотел перебраться к детям поближе, но и продать родовое гнездо… Не за маленькие же деньги продавать уютный особнячок в Вене? Конечно, соседи шипят, что дом старый, что стоит вплотную к стене, в таком закоулке, что не каждый увидит, что крышу давно перекрывать пора, что…

Это они точно из злобы да зависти.

Вот и ждал герр Пфальц своего покупателя. Который поймет и оценит. А заодно даст настоящую цену за родовое гнездо Пфальцев.

И – дождался.

Вся запрошенная сумма была выплачена чистым золотом и в тот же день положена в банк. А вскоре и застучали по мостовой копыта коня, увозящего своего хозяина от ворот города. Ни на секунду не пришло ему в голову, что мужчина сей – не тот, за кого себя выдает.

Отчего ж не тот?

Человек хороший, уважительный… русский? Да что вы! Известно же, что там дикие варвары живут, они и нормальной одежды-то не носят, какие-то шубы и шапки! Конечно, он не русский.

Покупатель же…

Якоб Визель, он же Яков Вилкин, был более чем доволен. Домик отвечал всем требованиям. И стоит рядом со стеной, и место удобное, и подвал глубокий – впрочем, есть еще время и углубить его, и сделать из домика настоящую мину.

У самого, правда, таких талантов не было, ну да и не надобно. Зато с ним два парня из царевичевых воспитанников, они все сделают как надобно. Его же дело маленькое: сопровождать, договариваться. Всем ребята хороши, да вот возраст не тот. А Яков – мужчина уж в возрасте, Ординым-Нащокиным не один десяток лет прослужил. При взгляде на него любой поймет, что не вертопрах перед ним, человек солидный, с положением. И к языкам Яков зело способен, за то еще старым боярином отмечен. А сейчас и царь попросил Яшку лично ему послужить. Так неужто ж мужчина откажется?

Купить дом, пожить в нем, подготовить все надобное…

Скоро, очень скоро на Вену обрушатся турецкие войска.

Надо душевно встретить гостей!

* * *

Письмо Алексей Алексеевич получил. И довольно потер руки.

Кристиан соглашался без раздумий. У него сейчас шла война со Швецией. Так вот, Алексей Алексеевич обещал помочь людьми, оружием – и вообще выступить в сторону Финляндии. Софья ворчала, конечно, денег в казне не было, проекты требовали все больше и больше. Но…

У страны должно быть несколько выходов к морю. Один они уже отвоевали, но далеко не пройдут. Там на страже своих интересов стоит Османская империя и в ближайшие лет десять ее не свалить, а выход к морю нужен уже сейчас, а не когда падет колосс на глиняных ногах.

Если они получат в свое распоряжение Ревель и Нарву – считай, дорога к финнам будет открыта.

Флот Швеции?

Ха! Да эти даже с датчанами воевать на море не могли по причине его отсутствия. Так что устроиться, закрепиться, построить военные городки – и медленно продвигаться на полуостров.

Швеция, в отличие от Руси, не может позволить себе войну на два фронта. Хотя и Русь сейчас не воюет. Нет их в Европе. И – точка.

Не докажете.

Разве что Катерину вежливо отклоняли: мол, уже другую посватали. Но и тут Алексей особой беды не видел. Найдется, куда сестру пристроить.

Тут проблем не предвиделось.

Хуже обстояло дело с женой для Ванечки. Леопольд, как говаривала сестренка, «скрипя сердцем» соглашался выступить посредником. И для начала требовал денег.

Много.

А лучше – побольше, побольше…

Это-то они предвидели. Небольшой аванс уже готов, а в остальном – утром принцесса, вечером остаток денег. И никак иначе. Не то чтобы на Изабелле свет клином сошелся, но уж больно она была удобна.

Симпатичная – портрет прислали уже давно. Этакая черноволосая и черноглазая малышка с тонким носиком, которая обещала вырасти красавицей.

Неглупая – по отзывам из того же посольства. Остальное – воспитуемо.

Можно жениться и внутри страны?

Можно, кто б спорил. Но он ведь первый, кто вот так роднится. Первый из Романовых. И должен соответствовать. Должен поставить высокую планку, чтобы потом дети не подбирали абы кого. За себя он уверен. Братьям тоже подобрал – не из последних. Не по уму, так хоть по титулу и политическому весу. Но это – он.

А какие у него будут потомки?

Сложный вопрос.

Что Ульрика, что Шан, что Изабелла хороши еще тем, что за ними не стоит клан, не будет кучи родственников вокруг трона, как до сих пор вьются те же Милославские, клянчат деньги, что-то требуют…

И ведь уверены, что он – должен! Причем всем им и по гроб жизни!

Прислушиваться к советам, оделять милостями, награждать чинами и должностями…

Нет уж!

Обойдетесь, родненькие. Открыто вас задрать не дам, но от двора постепенно отлучу. Там оставлю пару-тройку самых безобидных. А таких, как дядька Илья, дед Иван…

В Крым бы их, к татарам! Так нет же, туда не лезли. Ни один Милославский с ним в поход не пошел, а как победу одержал, так набежали саранчой. Чуть ли не Бахчисарай им подавай в личное владение.

Софья подсказала, как отбиться. Согласиться – и тут же сообщить, что они туда и переедут. На пожизненное пребывание.

И вообще, если у вас земля здесь, зачем вам земля там? Чтобы где-то дела косо шли? Управляющий?! Нет-нет, только личное участие! Только хозяйский пригляд! Либо от всего отказываетесь тут и переезжаете в Крым, либо не тянуть лапки к землям – и останетесь при своих.

Поскольку беседа была приватной – подействовало отлично. И все же, все же…

Не успокоятся. До сих пор ищут подходы к Ванечке, к Феде, даже к Любаве, чтобы через нее влиять на Володю.

Алексей отлично сознавал, что царь-реформатор никому не нужен. Хорошо памятен был ему разговор с сестрой. Они тогда сидели поздно ночью, после казни Хованского, и Алексей смотрел в стену остановившимися глазами, а Софья просто держала его за руку. Была рядом, как всегда, с раннего детства, и одним присутствием разгоняла по углам черные тени. И понимал Алексей – никуда она не уйдет. Они уже вместе…

– Соня, как же тяжко…

– У тебя всегда есть выбор, братик.

– Да неужто?

– Ты можешь царствовать, а можешь править.

Разъяснений не требовалось. Чем это друг от друга отличается, Алексей знал. Можно проводить время в молитвах, постах, охотах и прочих развлечениях. И довериться советникам, да хоть бы и той же Соне. Она справится.

А можно взвалить на себя небо – и надеяться, что не дрогнут руки. Или что рядом встанет кто-то еще.

Одно Алексей знал точно: Софья всегда будет на его стороне, что бы он ни выбрал.

– Могу.

– И если решишься править – будь готов к худшему. При жизни будут ненавидеть и травить, а после смерти могут и проклясть.

– Только так?

– Не стану врать. Не знаю точно, но подозреваю, что так. Народ не любит, когда что-то меняется. Даже если это к их выгоде. Польза-то там, в будущем, а меняться надо уже здесь и сейчас. Так что… Тебя будут ненавидеть, пытаться убить, подложить кого-нибудь в постель, разбить наш союз…

– Соня, как же мне жалко иногда, что ты – моя сестра. Ей-ей, будь мы хоть чуть дальше – женился б не глядя!

– Ты бы меня и не узнал никогда, – усмехнулась Софья. – Кто бы меня к царевичу подпустил? Нет уж. Мы тебе принцессу найдем, не менее. Хочешь?

Алексей не знал. А чего он хочет? Что ему нужно? Впрягаться ли в этот воз? Рисковать ли? А впрочем, знал он уже ответ, изначально знал…

– Ты будешь со мной?

– Всегда.

– На Ваньке казна, на мне армия, на тебе дипломаты и бояре… потянем?

– Найдем и других коней.

– Тогда с утра же…

И на лице сестры расцвела улыбка.

– Лешка… с Богом!

Они справляются, но как же тяжело. И женитьба… Так прописано. Царь не может жениться по любви. Никак. Да и царевна…

– Соня, а если бы Ваня был другим? Пил, гулял…

– Был бы бесполезен для нас?

– Ну… да. Ты бы тогда?.. – Алексей не договорил, но ведь и так все понятно.

– Алешенька, братик, не знаю. Наверное, нет. Не можем мы себе того позволить. Корона слишком дорого берет с любого из нас.

– И ты бы смогла отказаться? От любимого человека?

– Это было бы очень больно, Алешенька. Но это обратная сторона власти. Нам много дано, но с нас много и спросится.

И, глядя в сумерки, Алексей Алексеевич Романов порадовался, что не любил. Так, как пишут в пьесах, – не любил. Ему было хорошо, приятно, весело, но так, чтобы умереть без любви, – Бог миловал, не иначе.

Что ж, Ульрика так Ульрика. Даже если он не сможет влюбиться в эту девушку, по крайней мере будет ей верен. Будет беречь как свою жену, уважать, разделять совместные обеды и ужины, делать детей…

Она не поймет, что чего-то не хватает, он не допустит.

А значит…

Перо быстро бежало по пергаменту. Приказ в казначейство. И – список. Драгоценности, меха, кое-что из крымских трофеев… надо произвести впечатление на Кристиана?

Надо!