– Почему у него кровь не останавливается? – спросила я Илву, когда кровавый душ так и не прекратился спустя время и Раффис стал припадать на поврежденное крыло, раскачивая нас все сильнее.

– Настоящее железо, – озабоченно проворчала Илва и указала на кинжалы, так и торчащие в кожистой перепонке, а потом крикнула принцу: – Дракон, ищи место для приземления и побыстрее!

Грегордиан рассказывал мне, что раны, нанесенные настоящим, а не магическим железом, у фейри заживают так же медленно, как и у людей. Выходит, на драконах это тоже работает.

Раффис что-то пророкотал, давая понять, что Илву он услышал, но продолжил упрямо лететь вперед. Показалась береговая линия, и вскоре мы неслись уже над густым лесом. Принц все не останавливался, хотя заметно потерял скорость и раскачивал нас все сильнее с каждой минутой.

– Раффис, если ты немедленно не опустишься вниз, то угробишь нас всех! – пугающе грозно рявкнула Илва. – Ты потерял уже море крови и рухнешь в любую секунду!

И только тогда дракон стал стремительно снижаться, заметив среди деревьев небольшую поляну. Мы были почти на земле, когда произошло именно то, что и предсказывала Илва. Огромные крылья безвольно замерли, мощная шея с рогатой здоровенной головой обвисла, и последние метры мы просто падали, ломая сучья ближайших деревьев. Удар об землю скинул нас обеих с дракона. Я лежала на спине, хватая воздух и дожидаясь, когда боль чуть отступит, и снова и снова задавалась вопросом: правильным ли решением стал наш побег.

Глава 5

– То есть вы все просто стояли и смотрели, как дракон похищает мою будущую жену, и ничего не сделали? – Низкий голос архонта звучал обманчиво спокойно во внутреннем дворе Тахейн Глиффа, пока он пристально рассматривал засохшие пятна драконьей крови на древних камнях.

Крови, которой было возмутительно мало, на его взгляд. Он бы предпочел стоять в ней по щиколотку, наблюдая, как вероломный ящер бьется в конвульсиях, издыхая у его ног. Конечно, в глубине души Грегордиан знал, что драконьему ублюдку не было никакого дела до его женщины и насильно он ни ее, ни тем более Илву, перед которой благоговел, не забрал бы. Драконы и этот их до смешного неодолимый трепет перед своими единственными! Но прямо сейчас ему больше нравилось думать, что проклятый принц дерзко украл ту, что принадлежала ему, архонту Приграничья, нежели смириться с фактом, что Эдна сбежала от него по собственной воле. Потому как в противном случае деспоту придется признать и то, что он был в этом повинен. Хотя бы частично. А пока он не готов ощутить себя виноватым, несмотря на то, что его зверь беленился и буквально рвал его жесточайшими упреками изнутри. Если Грегордиан пойдет у него на поводу и допустит полное осознание совершенной отвратительной ошибки, то взорвется. Снова.

***

Вновь покои Эдны, недавно отделанные и обставленные, лежали в руинах. От дверей даже щепок не осталось. Ничтожный откуп его гневу. Вырванный из липкого густого оцепенения, вызванного сонной пыльцой, шумом, который устроили его воины, принесшие дурные новости, деспот, естественно, позволил своей злости излиться на все окружающее. Всего лишь вещи, ничтожное барахло, ни одной сломанной ничьей кости, ни капли пролитой крови. Алево не появился, чтобы, как всегда, стать громоотводом и усмирить его своими заумными речами, коих деспот, впрочем, никогда не хотел слышать, но по необъяснимой причине слушал. Лишь когда его неконтролируемая ярость частично иссякла, Грегордиан узнал, почему не пришел его ближайший помощник. Асраи – единственный, кто действительно пытался остановить Эдну и свести нанесенный своим архонтом ущерб к минимуму. Он всегда так делал. Хоть раз Грегордиан сказал вслух, насколько ценил это? Или произнес это осмысленно про себя? Какая сейчас, к проклятым созданиям, разница? У него были более срочные проблемы, чем запоздалое признание заслуг извечного укротителя его крутого нрава. Слияние не состоится в срок, а значит, жизнь Эдны повисла на волоске. И осознание этого моментально отодвинуло далеко в сторону его недавнюю ревность к неизвестному ублюдку, который, по сути, уже ходячий мертвец, и ярость за беспардонную манипуляцию Эдны его зверем. Не хотел бы ей подчиняться – не послушался бы ее призыва! Его сволочная вторая ипостась далеко не всегда ему самому полностью была подвластна и раньше, но с появлением Эдны это перешло все допустимые границы, и, похоже, она это прекрасно поняла, прибрав контроль над ним в свои, оказывается, совсем не слабые ручки. Долбаный, к дварфовой матери, Бархат, становящийся по единому слову Эдны покорным и дурашливо-ласковым, словно несмышленый детеныш, в одно мгновение и свирепым ее защитником – в следующее. Теперь он, выходит, больше ее зверь, нежели его собственный. Но с этим Грегордиан разберется позже. Как и с тем фактом, что Илва стала свидетельницей наличия столь мощного рычага воздействия на самого архонта Приграничья. Никто не должен был узнать, что по щелчку пальцев Грегордиан становится ручной собачонкой своей женщины. Сам он сейчас, находясь в адекватном состоянии, мог кое-как пережить подобное открытие. Его власти над Эдной куда больше, чем ее над ним, и деспот нашел бы способ навсегда отучить упрямую женщину от желания играть в повелительницу зверя. Но все это должно было остаться строго между ними. Впрочем, никуда бывшей невесте от него не деться, и никакой дракон не поможет. Он отплатит ей за вероломство и за проклятую пыльцу, от которой до сих пор трещала голова и сводило спазмами желудок. А если откроет рот и разболтает об увиденном – выследит и прикончит каждого, кто будет настолько глуп, чтобы услышать. Велев поднять всех до единого фоетов на поиски беглецов и Алево, Грегордиан выгнал воинов и слуг прочь из их с Эдной башни и стал взывать к Дану. Он звал и звал до хрипоты, не получая ответа, и без конца повторял одно и тоже:

– Дану, всемогущая и щедрая! Эдна сама отвергла слияние со мной! Наш с тобой договор мной не нарушен! Не отнимай у нее искру!

Но Богиня молчала и ничем не выдавала своего присутствия до тех пор, пока он не перешел от униженных просьб к отчаянным мольбам. И только тогда в пустоте покоев, в которой беспокойно метались лишь звуки его собственного голоса, раздалось:

– Ты услышан, неразумное дитя!

И на этом все. Ни пояснений, ни новых условий, ни наказания. Поняв, что больше ничего не добьется от потерявшей к нему интерес Дану, Грегордиан уже тщательно осмотрел разгромленные им покои и только тогда понял, что Эдна не просто так ушла. Она прихватила часть из подаренных им украшений. А значит, скоро возвращаться не намеревалась. Возможно, вообще никогда по собственной воле. Хотя, может, все дело в том, что она никогда и не планировала с ним оставаться? Женщины есть само воплощение коварства, притворства и непредсказуемости – уж это он усвоил прекрасно. Что если он все же прав в худших предположениях и все то тепло, которое он видел глазах, порывистость и непреодолимая тяга к нему в движениях, трепет и неутолимая жажда в прикосновениях и однозначная преданность в поступках Эдны – лишь издевательское отражение его собственного глубоко спрятанного неистового желания быть любимым ею? Нет, Грегордиан не собирался снова поддаться безумному приступу своего тотального недоверия ко всем вокруг. Только не сейчас. Или это точно приведет к жертвам и разрушениям, бесполезным по своей сути. Ничего из этого не имеет значения. Он вернет Эдну назад, хочет она этого или нет. В его жизнь, в его постель, не важно, в каком качестве, но иной судьбы у нее не будет. Сбежит – настигнет снова, предаст – накажет, а после с легкостью простит, но никогда, никогда не отпустит. Что касается условия Богини… если он сделает так, что Эдне просто в голову не придет желать другого, то и условия Дану он не нарушит. Грегордиан еще раз обвел взглядом разгромленные покои и решил, что восстанавливать их не будут, и только после этого спустился во двор.

***

– Совсем не было похоже на то, что дракон забирает женщин насильно, – подал наконец голос кто-то из воинов или слуг, столпившихся во дворе в смиренном ожидании неминуемого наказания.

– А на что же это было похоже? – прошелся архонт тяжелым взглядом по толпе, и желающих ответить не нашлось. – Ну же! Я жду!

– На то, что монна Илва и монна Эдна были напуганы и спасались бегством от кого-то в Тахейн Глиффе, а дракон помогал им, – выступил вперед молодой воин-асраи. Очевидно, он знаком пока с гневом Грегордиана лишь по местным сплетням, иначе молчал бы, как остальные.

Архонт поднял правую руку и сжал ее в кулак так сильно, что костяшки побелели, сдерживая желание размазать и этого юнца, чьи слова так близки к истине, и каждого здесь присутствующего. Эдне бойня точно бы не понравилась. «Ей и ты больше не нравишься!» – издевательски подначила кровожадная часть сознания, желающая получить свободу действий и излиться на всех без разбору. Ведь в их глазах он вдруг стал тем мужчиной, чья избранница предпочла бежать, почти прорываясь с боем, чтобы только не проходить с ним слияние. Делало ли это архонта еще большим чудовищем в их глазах, перед которым стоит трепетать и преклоняться пуще прежнего, или, наоборот, являлось признаком неожиданной слабости, неспособности даже женщину удержать подле себя? Грегордиан снова осмотрел всех собравшихся, видя лишь толпу, в которой многие выглядели так, будто готовы были прямо сейчас обратиться в бегство, даже учитывая, насколько тщетной была бы такая попытка. И вдруг он понял, что ему плевать на то, что все они и каждый в частности думают о нем. Боятся ли, преклоняются, сомневаются… Это совершенно не имело значения. Эдна едва успела покинуть его, и все вокруг, абсолютно все, что связано с тем, кто он для всех и каким должен всегда казаться, мгновенно стало ощущаться тяжким раздражающим бременем.

– Призовите абсолютно всех фоетов, пусть ищут день и ночь, – приказал Грегордиан, медленно разжимая кулак. – Биремы должны немедленно отплыть и начать обследовать острова и береговую линию. Асраи Алево наверняка постарался изрядно пустить кровь дракону, и слишком далеко он не улетел. Пусть ищут все и всюду. Призовите на помощь вольнонаемных охотников фоссегримм. Когда найдете – никто, слышите меня, никто не смеет касаться монны Эдны, угрожать или причинять боль! Шлете фоетов за мной! Ее статус моей будущей супруги неизменен! Любой, на кого она укажет как на обидчика, будет казнен мной. Тот, кто найдет монну Эдну, будет награжден, и все вы знаете, что скупостью я не отличаюсь. Но если не обнаружите ее след в течение трех дней – умрете все! Вперед!

Грегордиан отчетливо услышал коллективный вздох облегчения, и толпа воинов и слуг рассеялась почти моментально.

– Мой архонт, ты, как всегда, точно знаешь, чего хочешь, и более чем на щедр на разнообразные посулы своим подданным, – хриплый и бесконечно усталый голос Алево заставил деспота резко обернуться.

Асраи, прихрамывая и болезненно кривясь, ковылял к нему через двор. Он был почти голым, так как от его одежды остались лишь отдельные лохмотья, и сплошь покрыт мелкими кровоточащими укусами.

– Радужные змеи сочли тебя несъедобным, друг мой? – скрыл за насмешкой неожиданно сильную радость от его появления деспот.

– Точно. Чего не скажешь о мерзких мелких хоба, сварить бы их всех заживо на медленном огне! – скорчил страдальческую мину Алево.

– Они размером с мой мизинец, как смогли так тебя уделать? – фыркнул Грегордиан. – Ты что, не мог получше от них отмахиваться?

– Не мог! Потому что берег самое ценное! – в тон ему ответил асраи.

Деспот подошел к своему помощнику и подставил плечо, вынуждая опереться. Почему-то возвращение Алево показалось ему хорошим знаком.

– Не настолько уж я плох, мой архонт, – проворчал Алево, но с благодарностью принял помощь.

Медленно они двинулись в замок, оставляя за собой на камнях дорожку из мелких кровавых капель.

– Итак, она все же сбежала, – рискнул поднять тему асраи.

– Самое время об этом поговорить, – огрызнулся деспот.

– Почему нет? Даже у тебя, мой архонт, не поднимется на меня рука, пока я в таком состоянии.

– Не настолько уж ты и плох! – язвительно вернул Алево его же слова Грегордиан.

– Едва жив, уж поверь! – нахально повис на его плече хитрец.

– И кем я буду, если поверю асраи? – ответил деспот и нахмурился. – И да, она сбежала, как ты и предсказывал.

– Нет-нет-нет! – тут же неожиданно энергично открестился Алево. – Я предполагал, что Эдна психанет, пошлет куда подальше обряд слияния и максимум закроется в этом своем любимом саду, а тебе придется дверь выносить, чтобы до нее добраться. Но никак не предвидел то, что она сядет с Илвой на дракона и решит умчаться, как от пожара! И с какой такой стати в это все оказалась замешана твоя бывшая суженая? Ей-то для чего было в подобное ввязываться? О драконе я не спрашиваю – у этого ящера вообще своих мозгов, похоже, больше нет, в голове одна только Илва.

Первой мыслью Грегордиана было проигнорировать вопрос асраи, но он давно уже усвоил, что тот все равно не отстанет. И никакие проявления его гнева и угрозы и собственное состояние не будут в этом помехой.

– У меня два варианта ответа, – проворчал деспот. – Первый: Эдна и Илва давно об этом сговорились.

И от этой мысли внутри снова закипало нечто темное и неконтролируемо свирепое.

– Прости, мой архонт, но это чушь!

– Мне так тоже больше нравится думать. Тогда второй. Я… имел неосторожность напугать Эдну и попытаться прикончить Илву.

Алево даже остановился, недоуменно уставившись на него.

– Одномоментно? Обеих? – недоверчиво переспросил он.

– Почти. Так уж совпало, – Грегордиан, избегая его взгляда, посмотрел в сторону, злясь на то, что от вопросов асраи почувствовал себя полным идиотом.

– Мой архонт, ты в этот раз превзошел самого себя в… м-мхм-м… опрометчивости. А ведь я всего лишь отошел на пару часов снять напряжение!

Алево самостоятельно стал подниматься по лестнице, скрипя зубами и резко выдыхая при каждом шаге. Грегордиан же пошел следом, раздраженно думая о том, как глупо он выглядит сейчас, тащась вслед за другом, словно ожидая от него просветления для себя. Как будто ему это и правда нужно, и архонт Грегордиан вообще мог нуждаться в ком бы то ни было!

– Ладно, вопрос о неожиданном желании убить Илву не столь актуален. Каждого мужчину, наверное, хоть однажды посещает такое желание, когда дело касается бывших. Не ожидал от Эдны столь радикального поведения, – нарушил наконец молчание Алево. – Уж, кажется, она от тебя чего только не перевидела и не вытерпела. Да и бояться она всерьез вроде бы давно перестала. Что же ты такого сумел сделать?

Грегордиан закрыл плотно двери покоев Алево и развалился в кресле посреди гостиной, все еще размышляя, стоит ли рассказать ближайшему помощнику все как есть.

– Ко мне явилась Дану и сказала, что примет наше с Эдной слияние, только если я разделю ее с другим.

– И ты пошел сообщить ей сию радостную новость прямо перед обрядом? Или сразу нашел претендента, чтобы уже не затягивать?

– Асраи! Не путай меня с собой! – рыкнул Грегордиан, сжимая до жалобного скрипа подлокотники кресла. – Я захотел узнать, кто этот проклятый другой, с кем я должен буду разделить мою женщину. Мою!

– Надеюсь, ты не повредил ей ничем? – мгновенно нахмурился Алево, прерывая избавление от прилипших к коже окровавленных лохмотьев.

– Тебе-то что за дело? – ощетинился деспот.

– Мне-то никакого, мой архонт, но вот Эдна не кажется всепрощающей и поклонницей концепции «бьет – значит, любит».

– Я не бил ее! – вскочил Грегордиан и встал лицом к лицу с асраи. – Как ты вообще себе такое можешь представить? Она бы была мертва, а не сбежала! Я просто хотел получить ответ!

– Но что-то пошло не так, – невозмутимо констатировал асраи и похромал в купальню.

– Мой зверь взбунтовался и встал на ее защиту, – недовольно пыхтя, Грегордиан стал расхаживать по гостиной, слыша, как болезненно шипит Алево от попадающей на раны воды.

– Все еще не понимаю, как все это могло привести тебя к желанию прикончить Илву и мотивировать Эдну убежать сломя голову, – крикнул сквозь плеск «живого» душа он. – Эдна достаточное количество раз видела тебя… скажем, раздраженным и легко с этим справлялась.

– К проклятым созданиям Илву! – огрызнулся деспот. – Кого она сейчас волнует!

– И то правда – никого, – легко согласился Алево. – Сосредоточимся на Эдне. Если женщина ее характера вытворяет нечто столь опрометчивое, то, возможно, это не только сиюминутный испуг, а давно зревшая реакция.

– Реакция на что?

– На чрезмерное давление. На отсутствие контроля над ситуацией. На твое недоверие.

Обнаженный Алево проковылял в свою спальню и начал осторожно одеваться. Кровь перестала сочиться из его ран, но все равно движения причиняли массу мучений.

– Я изменил ее положение с бесправного голема на статус будущей супруги, отказавшись от выбранной Богиней суженой! Позволял ей вести себя так, как никому и никогда прежде! – взвился деспот. – Это называется «давление»? Отсутствие контроля? Или недоверие?

– Ты ни о чем ее не спрашивал. Ставил перед фактом. Сделав одному тебе понятные умозаключения, требовал каких-то ответов.

– Глупо с ее стороны было ожидать от меня иного. Эдна умная, принимает это и понимает.

По крайней мере, он был в этом уверен до последнего времени.

– Тогда – интимные проблемы или сексуальная неудовлетворенность, – криво ухмыльнулся асраи, отдавая себе отчет, как рискует. Но если архонт упрямо отвергает самое очевидное, то почему не подразнить его?

– У нас долбаная моногамия, идиот! – моментально нависнув над ним, заорал Грегордиан. – Нет никого более сверхудовлетворенного, чем моя единственная женщина!

– Тоже верно. Но, в конце концов, это может быть что угодно, мой архонт! Мы мужчины, и нам никак точно не узнать, что творится в голове у этих странных созданий противоположного пола.

– Ты сейчас не помогаешь! – обвинительно ткнул рукой в него деспот.

– А разве я обещал это сделать?

– Алево, не забывайся!

– Я просто пытаюсь размышлять логично и отстраненно. – С долгим вздохом асраи тяжело опустился в кресло. – Побег Эдны за несколько часов до обряда больше всего похож на некий ультиматум.

– Ультиматум? Мне? – от недоумения Грегордиан даже злиться перестал.

– Больше некому.

– Тогда в этом нет никакой проклятой логики! Ультиматум следует озвучивать четко и ясно, а не оставлять меня ломать над этим голову!

– Как часто ты и в самом деле готов был услышать ее? – асраи вытянул свои длинные ноги, пристраиваясь поудобнее.

– В последнее время – всегда! – вернулся к протаптыванию пола деспот.

– Поставить в известность о чем-либо, отвергнуть все возражения, вынуждая принять все как данность и вдогонку затрахать до разжижения мозга для закрепления результата – это не совсем похоже на процесс адекватного диалога, – перечислил мужчина и выдохнул откровенно утомленно. – Хотя, конечно, ты тут архонт и в своем праве поступать как вздумается.

– Алево, ты, вообще, на чьей стороне? – угрожающе уставился на него Грегордиан.

– А разве есть варианты?

– Мне начинает казаться, что да! Вместо того чтобы сказать что-то дельное, ты опять сворачиваешь мне мозг этими человеческими психоштучками!

– Самым дельным для меня в такой ситуации было бы сменить столь проблемную любовницу на другую. Но это решение не для тебя, мой архонт. Остается одно – ты должен убедить упрямую женщину в том, что можешь слышать ее и принимать во внимание мнение не от случая к случаю, а всегда. И тогда, возможно, из вашего слияния и выйдет что-то, кроме вечного противостояния.

– Если ты забыл, то напомню. Ее тут нет! – едко заметил Грегордиан. – Для того чтобы поговорить, нужно ее сначала найти и притащить обратно! И почему-то мне кажется, что какое-то время после этого именно она не будет готова меня слушать!

Перспектива нового раунда одностороннего общения через долбаного Бархата заранее бесила деспота. А ведь Эдна как пить дать ею воспользуется! Восхитительная, до зубовного скрежета желанная, коварная манипуляторша!

– Есть у меня один трофей, валявшийся до сих пор без дела, который может оказаться теперь весьма полезен, – сверкнул хитрыми зелеными глазами Алево и поднялся. – Самому интересно, что из этого выйдет.