Наброски. Константин

– Идиотский поселок! Никто ничего не видит, никто ничего не слышит, никто ничего не знает. Тишь и божья благодать, если не считать исчезнувших трупов и пальбы по оперуполномоченным. Средь бела дня, между прочим, пальбы! А кто-то утверждал, что здесь места девственно чистые от уголовщины.

– Ладно вам, Константин Алексеевич! Место как место! – конопатый нос Ярослава нервно двигался навстречу доносящимся из кухни запахам.

– Сядь на место! – рявкнул Константин Алексеевич. – Не то дверь вышибешь! Поимел бы совесть!

– А я что? Я ничего, – Ярослав вернулся в свое кресло и обиженно всхлипнул. – Сами знаете, что в этом доме готовят божественно. М-м-м-м, наверное, голубцы…

– Голубцы, – согласился шеф. – Но не про тебя.

– Вот так всегда! Кому-то домашние изыски, а кому-то колбаса из сельского продмага.

– А че ж ты у бабы Клавы яишенки не выпросишь? – язвительно поинтересовался Константин Алекссевич, неловко приподнимаясь с постели.

– У нее выпросишь… как же… Только платить придется по иному тарифу. Бабка жадна до денег – впору в следственный изолятор садить для профилактики – того и гляди, убьет за миллион. И почему вы мне у этой девушки на окраине поселиться не позволили? Я бы мог поднажать…

Константин Алексеевич нахмурился:

– Девушка эта не про тебя. К тому же по делу проходит непонятно кем. Сиди уж, охмуряй свою бабку.

– Охмуришь ее, как же, – горестно вздохнул Ярослав. – А что, если она нашего пропавшего сама и того, за миллион-то? А что, могла бы…

– Иди уж, Шерлок Холмс, и не вздумай там пургу гнать. Завяжи свою фантазию в узелок до поры до времени. Учти: на тебе только сбор информации. Имеющей отношение к делу. Никаких оргвыводов. Два дня продержись, браток, а там и я встану.

– Да не волнуйтесь вы, Константин Алексеевич. Указания получил, намек понял. На указания вы мастер, тут никаких поползновений в стороны быть не может. Просто гуляю, просто интересуюсь. На абсолютных добровольных началах.

– Вот именно, что на абсолютно. Ты уж, браток, полегче на поворотах – все-таки люди здесь непростые проживают. С деньгами и связями. Ежели что…

– Обижаете, Константин Алексеевич! Я ваши указания выполняю от точки до точки, – пукелевские веснушки утонули в ярком, на все лицо, румянце – признаке чрезвычайного смущения, волнения либо служебного рвения. – В общем, болейте на здоровье! А я – служу Радзіме!

– Служи, – проворчал майор, склоняясь к последней причине покраснения помощника, – только не перестарайся…

Он не стал заканчивать, поскольку лейтенант уже захлопнул калитку в конце двора. К радости, к беде ли, но на этот раз майору попался чересчур ретивый напарник. И чересчур молодой. Ни первое, ни, тем более, второе, не радовало. Выбирать не приходилось – вынужденный перерыв в расследовании не предусмотрен. Отгулов в отделе дали всего ничего. А начальник категорически настаивал на автономности процесса:

– Пойми, Робкий, я слово дал. Важной персоне. Там и так шухеру навели – туши свет. Продержись на тет-а-тете. Будь другом, возьми на себя дело.

И Костя взял бы, если бы не досадный случай на задворках Престижного, выбивший его из седла на несколько дней.

– Жив? Руки-ноги и прочие жизненноважные целы? – заботливо уточнил полковник при экстренном телефонном вызове.

– Да вроде того, пуля прошла через отдельные мягкие ткани. Навылет, – скрипел зубами раненный в мягкое место майор. – Смену пришлете?

– Какую еще смену? – зашикал на подчиненного полковник. – Я человеку слово дал! Сейчас Ровбу пришлю, заштопает твой кардан. Отлежишься пару деньков. И никому ни слова!

– А как же расследование? – прикусил губу Константин – отдельные мягкие ткани возмущались столь небрежному к себе отношению.

– А ты там с кем? С Пукелем? Пускай он и побегает пока. По задворкам. И никакой самодеятельности! Ежели невмоготу будет, участкового приобщите. На общественных началах. Но это в крайнем случае! Постарайтесь своими силами обойтись.

– Да вы что, Петрович, в своем уме? Пукель еще пороху не нюхал! Неделя как из ИДН…

– Вот и хорошо, что не нюхал. Два раненых из двух в данной ситуации слишком большая роскошь. Все! Давай сопляку указания и лечись. Как устроился, есть кому выхаживать?

– Как вам сказать… – смутился неожиданному повороту диалога Константин.

– Чую, тамошний твой комфорт на пять звезд тянет, – хмыкнул прозорливый шеф. – Значит, дня за три на ноги поднимем. И учти: на все про все у вас десять дней. А лучше – неделя. Мне в отпуск идти, а на зама никакой надежды, не то, что сор из избы – саму избу вынесет. До связи.

Несчастный мобильник, обиженно звякнув, улетел в глубины хозяйских перин. А Константин откинулся на подушки с безнадежным стоном. Вот так всегда! Стоило лишь закусить удила, как все летит под откос. И планы, и профессиональные амбиции, и даже личная жизнь!

Через три часа, осмотренный и обласканный всевозможными процедурами милицейского доктора, он смог прийти в себя и подвести итоги первого дня в Престижном. А заодно и причин, приведших его сюда. Вернее, одной единственной причины. Начинать-то с чего-то надо.

Отдел, в который ему довелось попасть, в прошлый понедельник подвергся тщательной внутренней проверке. В результате часть работников перевели куда подальше. А часть отправили в отпуск.

Полковник, получивший по чужим заслугам и лишившийся заветной мечты о генеральских звездочках, лично пригласил Константина Робкого в сослуживцы. Они были знакомы по ряду межведомственных операций.

– Ты меня по всем параметрам устраиваешь. Обещаю перспективную должность и интересную работу. Думаю, предложение взаимовыгодное. Чего тебе на районе прозябать? Согласен?

– А то. У меня мать в городе одна. Ждать устала. К себе звал – отказывается. Говорит: «Стара уже привычки менять. Лучше ты возвращайся». Так что насчет взаимовыгодности – вы в самое яблочко. С моей стороны. Так я собираю вещички?

Рано радовался майор. Всякая палка о двух концах. Если не о трех.

В отделе остались лишь два молоденьких лейтенанта и старый прапорщик. Остальной личный состав прибыл одновременно с Робким и теперь осваивался в условиях незнакомого района. Особенно трудно приходилось участковым, сбившимся с ног от прогулок по вверенной территории.

Неудивительно, что Константину полковник доверял – все равно доверять больше было некому.

– Не обижайся, ежели что. Будешь тылы прикрывать. Если подвернется скользкое дельце, кину тебя на амбразуру, уж извиняй, – расшаркивался шеф. – Времена пошли смутные. Лавируем между преступностью и законом, голова кругом. Крышу капитально сносит, а никуда не денешься.

Робкий в подробности вдаваться не стал – начальству виднее. И потом как-то неприлично сразу на рожон лезть. Надо бы осмотреться.

Осмотреться не получилось. Полковник вызвал его среди ночи к себе домой. Извинился. Напустил тумана:

– Завтра выезжаешь в командировку. Времени в обрез. Максимум десять дней. Наворочал там один частник. Детективом себя возомнил! А нам расхлебывать. Тебе, то есть. Все более чем конфиденциально – народ там серьезный – шуму не любит.

– Свой среди чужих, чужой среди своих? – уточнил Константин.

– В корень зришь, молоток, – одобрил начальник. – Но ты меня за сволочь последнюю не держи: даю паренька в помощь. Не Шерлок Холмс, но в поле сгодится.

– И на том спасибо.

– Будь здоров! Ежели что – звони на мобильный. Давай-ка номерок в память забей…

Так Константин с напарником попали в Престижное. Разгуляться не успели: при первой же вылазке в тощий майорский зад влетела шальная пуля.

Обидно. И больно. Ведь только-только начали входить в суть. Нет, не дела пока – жизни местной. А жизнь в Престижном существенно отличалась от городской. И тем более сельской.

Дома в Престижном строили приметные. В два-три этажа. С балконами, лоджиями, эркерами, колоннами и прочими архитектурными изысками. Участки, окружавшие особняки, измерялись не скромными сотками – гектарами. За высокими затейливой ковки, а то и литья заборами красовались заросли вечнозеленых кустарников, фруктовых и декоративных деревьев, ухоженные газоны. Между стволами и ветками то там, то сям проблескивали воды бассейнов и фонтанов, стекла веранд и беседок. Красиво жили люди. И дорого.

В списке, выданном Робкому шефом, значились именитые политики, солидные бизнесмены и прочий, вполне уважаемый люд. Пропавший Франк Собесский никаким боком к местным нуворишам не относился. Разве что со стороны батюшки, известного деятеля искусств, почившего заслуженным художником страны лет десять назад.

По оперативным данным, за это время сынок успел не только промотать батюшкино состояние, но и довести мамашу до дома престарелых. День и ночь пропадал в мастерской, где ваял странные металлические конструкции, заявленные в газетных объявлениях произведениями искусства в стиле «техно». Дипломированный художник и скульптор зарабатывал на жизнь стрижкой соседских кустов и газонов, ремонтом сантехники и мелким шантажом.

Похоже, с последнего все и началось. Или закончилось.

И вообще, дело о пропаже поселкового шантажиста и пьяницы Робкому не нравилось: слишком много было в нем начал и концов. А также странных сочетаний в личных данных возможных фигурантов и закрытости вопроса, о которой трижды предупредил полковник.

– О имена, о нравы! – прогнул Робкий под ситуацию известную цитату. – А тут еще и несанкционированный отстрел милиционеров…

– Вы позволите? – в комнату вкатился хромированный столик на колесиках, за которым вплыла разодетая в японские шелка хозяйка.

– Люсьен? Рад вас видеть!

– Правда? – лучистые женские глазки загорелись торжествующим светом.

Определиться с «повезло не повезло» в отношении хозяйки Константин не успел. Потому и вел себя осторожно: поди разберись в чувствах и желаниях опасного бальзаковского возраста скучающей красавицы. В принципе, он не напрашивался. Скорее, наоборот. Планировал пожить у миловидной скромницы на окраине поселка. Но та дала категорический от ворот поворот. Пришлось хвататься за соломинку, назойливо тыкающую в бок прямо среди улицы.

– Ой, надо же! – ворковала «соломинка», не давая майору прохода. – Какие люди в здешней глуши появились, с ума сойти! Это что же должно было произойти, что бы такого мужчину в наши края прислали? И без охраны.

Покашливания несправедливо оставшегося без внимания лейтенанта Пукеля так и не были услышаны синеокой красавицей, назвавшейся, не откладывая знакомства в долгий ящик:

– Люсьен. Прошу жаловать и немножко любить.

– Константин. Без претензий.

Робкий не успел сообразить, что к чему, когда оказался в роскошном плетеном кресле у выложенного стильной фиолетово-серой плиткой бассейна.

– Поживете у меня, – заявила Люсьен, выставляя напоказ квартиранту содержимое смелого декольте. – Денег за простой не возьму. А по поводу дополнительных услуг договоримся. Вы не против? Значит, комната для гостей за вами. А этот милый мальчик, – хозяйка небрежно кивнула в сторону маявшегося на солнцепеке Ярослава, – пусть поищет себе жилье самостоятельно. Не обессудьте, не терплю сутолоки. Пойдемте покажу вам комнату.

Решив для себя сбежать, как только попадется альтернатива – не ночевать же на улице, Константин бросил сумку с вещами в пустой шифоньер. Отметил заоблачную стоимость мебели и текстиля в помещении. И извинился перед хозяйкой:

– Дела. Встретимся вечером.

Совершенно уверенный, что вечером он устроится в более безопасном месте. Вместе с Пукелем, которого оставлять одного чревато серьезными, если не сказать больше, последствиями.

Вышли на берег.

– Опаньки! – в некотором отдалении обозначился импозантного вида гражданин в темных очках. – Ты че ж сегодня не на работе? А сам вчера от рыбалки отнекивался. Мол, занят по самое не могу. Филонишь? Так бы и сказал… Мы люди понимающие…

– Что за фигня? – Константин переглянулся с подчиненным. – Первый раз мужика вижу.