В один из прекрасных вечеров я дежурила на вахте. Нас было трое женщин: кроме меня, Полина Назарова и Настя Агутина. Мы классически соображали на троих, пили рабоче-крестьянский напиток с воблой и мирно беседовали о своем, о женском. Было не скучно. Народ потихонечку возвращался с работы, и к нам на вахту стали заглядывать знакомые моих собеседниц – мужчины, которых я не знала. Кто-то заглядывал только поздороваться и перекинуться парой фраз, а кто-то оставался составить нам компанию. Таких желающих оказалось немало, и тут к нам, откуда ни возьмись, присоединилась еще одна наша сотрудница, Полина Юсупова.
Затем пришел невысокий молодой человек, блондин, очень приятный, подсел ко мне. Он был уже изрядно выпивший и весь вечер сидел возле меня, такой тихий, брал мою руку, зажимал ее у себя в ладонях, поглаживал и молча смотрел мне в глаза. Ничего больше не допускал. Меня это немного позабавило, но на «француза» из моей мечты он явно не тянул.
Позже появился еще один молодой человек. В первую секунду мы с ним обменялись взглядами, и мне показалось, что между нами пробежала молния. Это было так волнительно. Он мне напоминал Шукшина, такой деревенский образ, может быть, первый парень на деревне – простой, грубоватый в ухаживаниях, прямолинейный, но очень открытый и веселый (просто душа компании!), чем располагал к себе. Его все знали, уважали, с ним считались. Постепенно первое впечатление о его грубости исчезало, он теперь казался милым дамским угодником из разряда мужчин, которые любят женское общество и пользуются успехом. Просто «Милый друг» Мопассана. Гипотетический «француз».
Вскоре нам стало тесно в вахтерке, и мы всей компанией высыпали во двор. Ночь была летняя, теплая.
Выпивка да прекрасный вечер… Мы переполнились романтизмом, казалось, сама природа шепчет всем или каждому по отдельности такие слова, что надо быть поэтом, чтобы их повторить, запомнив наше состояние. В тот вечер я получила несколько предложений от мужчин, мечтающих о продолжении банкета в уединении и в постельном варианте. Сбылась мечта идиота! Но, оказалось, что я сама еще морально не готова к этой мечте. Бойтесь своих желаний, говорит народная мудрость. Вот тебе и французская любовь! Да, похоже, я сама француженка еще та! Теория теорией, а на практике все оказалось сложнее. Где уж в один вечер преодолеть годами нажитые комплексы!
После той вечеринки ко мне на вахту стали заходить все участники вечера. Тихоня, который весь вечер мне гладил руку, оказался образованным, интеллигентным, что редкость в тех кругах, приятным в общении. Мне с ним было интересно беседовать на различные темы. Он часто заходил ко мне с благороднейшими напитками и, изрядно выпивший, всегда изгонял тех, кто заходил ко мне на вахту: будь то пожилая жительница общежития или кто-то из моих подруг. Он объяснял это тем, что якобы ко мне не ровно дышит и желает уединиться со мной. Потом мне приходилось провожать его наверх до комнаты, обещать, что обязательно приду к нему после полуночи, и на этом наши «романтические» отношения заканчивались. Наутро, выспавшись, свеженький, он проходил мимо вахты и ограничивался лишь слабым поднятием руки в знак приветствия. Такие отношения с ним у нас сохранились вплоть до моего ухода из общежития навсегда.
Милый друг, который в тот вечер показался мне гипотетическим французом, вел себя немного иначе. Во-первых, он от своего предложения не собирался отказываться. Во-вторых, был настойчив, невзирая ни на какие преграды. Ну, чем тебе не француз? Он заходил ко мне всегда, когда приезжал в общежитие, угощал меня вином и всякими вкусностями и приглашал постоянно к себе в комнату. Но дальнейшего развития наших отношений почему-то не намечалось.
Еще до того, как я вляпалась в системную стезю, жизнь моя была совсем иная. Меня окружали другие люди, с иными запросами, проблемами и уровнем. Я выросла в интеллигентной семье. Отец у меня был талантливым математиком, а мать – экономистом. Несмотря на то, что мы жили в провинциальном городке и семья была многодетной, уровень культуры нашей семьи оставался на высоте. Каким-то образом родителям удалось привить нам любовь к высокому – поэзии, искусству, музыке. Или это природное? А может, передается генетически. Как бы там ни было, я всегда любила ходить в театр, слушать классическую музыку. В первые годы жизни в Москве я не могла поверить такому счастью: есть возможность ходить в театры. Ах, этот особый дух театра! Есть люди, которых просто трогают великие произведения искусства. Я посетила без разбора все столичные театры, хотя в те годы попасть в них было очень сложно. Помню, я, фанатка, приходила к началу спектакля и стояла, выпрашивая лишний билетик. И, если везло, он находился, то я, счастливая и даже в какой-то степени гордая своей удачей, шла смотреть представление: будь то спектакль, балет или опера.
А сколько музеев, выставок, картинных галереей в Москве, особенно сейчас! Только ходи и наслаждайся. И мне казалось, все так и делают. Но, когда я в общежитии, в ином коллективе, впервые заговорила про театр, меня буквально подняли на смех. Был рассказан даже анекдот: «Мужчина опоздал на представление и в темноте пробирается на свое место. А другой мужчина, сидя в зале, нагнулся и копошится со своей обувью. Опоздавший мужчина, проходя мимо, спрашивает: “Глинка?” – а тот ему отвечает: “Я тоже думал глина, а это дерьмо”».
Ха-ха-ха, очень смешно! Я даже обиделась. Но впредь старалась не навязывать там никому свои пристрастия. Это только поначалу меня многое шокировало. Мною тяжело воспринималось эта неприкрытая, всеобщая простота, когда совершенно незнакомые люди подходят и запросто с тобой на «ты». Или помню, как меня пристыдили, когда я на «вы» обратилась к одной женщине постарше. Позже, спустя некоторое время, я сама уже считала, что это выглядело нелепо с моей стороны. Вот как человек может вжиться в среду! Мне иногда казалось, что меня воспитали в каком-то изолированном обществе: я училась не в той школе, общалась не с теми, ходила не той дорогой. Все-таки есть свои издержки во всех формах воспитания. Я даже стала бояться оказаться белой вороной. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы «опуститься» до уровня простоты окружающих меня людей. В некоторых случаях мне приходилось, что называется, наступать себе на горло, чтобы казаться проще. Зато я точно знаю, что в этом преуспела: однажды мне в шутку сказали, что я достала своей простотой. Раньше бы оскорбилась, но в данном конкретном случае должна была гордиться своими артистическими способностями. Но окружающие люди мне нравились. И вообще, у меня развита природная любовь к людям. Как будто мой любимый классик с меня писал роман «Идиот». И я за очень короткий срок практически без моральных потерь влилась в новый коллектив. И прожила в нем настоящую, полную событиями жизнь.
Пока наши дети были маленькими, мы их на лето отправляли в деревню к бабушке с дедушкой. В основном, к родителям мужа. У них условия жизни очень хорошие. Во-первых, его родители живут в колхозе, в большом частном доме с огромным участком: огород, богатый зеленью, огурцами, помидорами, и бахчевые культуры: дыни, арбузы… Во-вторых, у них еще есть фруктовый сад с яблонями, сливами, абрикосами, персиками.
И вдоль стен дома со всех сторон вьется виноградник, тень от которого расстилается по всему двору. Спасительная тень от виноградника в любое время суток защищает детей от назойливого солнца.
Плюс ко всему к бабушке с дедушкой на лето съезжались внуки из разных городов. Вот и наши дети ездили к ним с удовольствием. Но всякое удовольствие надоедает, если это становится нормой. «Опять икра»…
Подрастая, дети с каждым годом все неохотнее соглашались на эти поездки. Теперь уже появились свои мнения и желания.
– Мне уже одиннадцать, а я еще не видела моря, – заявила дочь.
– А мне уже девять, и я тоже еще не видел моря, – повторил за сестрой подученный подхалим-братик.
Ну, что ж… Пожеланиями подрастающего поколения пренебрегать нельзя. В детях с самого рождения надо уважать личность, утверждают психологи.
На семейном совете было принято решение свозить детей в Одессу к тете Гале. Двоюродная сестра мужа, она когда-то, окончив среднюю школу, уехала из родного колхоза в Одессу в поисках счастья. Свое счастье она нашла в лице коренного одессита, очень, как потом выяснилось, хорошего молодого человека с золотым характером и великолепным чувством юмора. И у них росла славненькая восьмилетняя дочь Дина.
На вокзале нас встретила сама Галя.
– Жалко, что вы заранее не предупредили, – сказала она после того, как нас всех по очереди расцеловала. – Мы с мужем взяли отпуск, шобы на даче сделать кое-какой ремонт. И нам, к сожалению, завтра придется уехать на десять дней. Если б мы знали заранее о вашем приезде, то перенесли бы ремонт. Хочется с вами побыть, отдохнуть вместе, поплавать, позагорать. Мы же сами, как сапожники без сапог, никогда на море не бываем, все некогда. Да и вообще здесь это как-то не принято.
– Жалко, Галчонок, что так получилось, – вздохнула я. – Ты уж нас извини. Я тоже думала, что побудем с тобой вместе, давно не виделись. Я помню тебя девчонкой, когда вышла замуж и твой брат меня впервые привез в ваш колхоз.
– Да какие тут извинения, брось ты! – махнула рукой Галина. – Я тоже помню, как ты впервые к нам приехала, я тогда училась в девятом классе. А теперь вот взрослая тетка, дочка растет. Ты тогда тоже была молодая. И вас с Костиком не расписывали, потому что ты еще несовершеннолетняя. Настоящий скандал для нашего колхоза. А помнишь, как нас Костик возил колхозную кукурузу воровать?
Тут у нас начались ностальгические воспоминания. Всю дорогу, пока мы ехали на такси, мы без конца вспоминали, вспоминали…
Вечером муж сестры, Олег, вернулся с работы. И тоже, не успев поздороваться, сказал:
– Если б мы заранее знали, шо вы приедете, я отпуск взял бы попозже, а Галина с Диной отдохнули бы вместе с вами. Но вы не расстраивайтесь, сейчас поужинаем, и мы вам распишем на бумаге весь наш легендарный город: где какие достопримечательности, где какой пляж. Мы завтра утром рано уезжаем, но оставим контактный телефон, шобы можно было с нами связаться.
– Я постараюсь через недельку на денек к вам вырваться с Диной. Не обещаю, потому что я там нужна. У нас договоренность с ремонтниками: они будут работать с раннего утра до позднего вечера, шобы справиться за десять дней, а я должна буду им готовить три раза в день да еще постоянно подавать чай, – оправдывалась Галя.
После ужина мы долго еще сидели, вспоминали прошлое. Галина с мужем жили очень дружно, в семье царила полная идиллия, которую можно было увидеть невооруженным глазом. Потом они мне на большом листе бумаги подробно расписали, кое-где расчертили, разрисовали, чтобы было понятнее, почти весь план одесских достопримечательностей.
– Если запутаешься, спросишь у одесситов, здесь в основном русскоязычный народ живет, – заключил Олег. – Только не вздумай о чем-либо спрашивать в трамвае.
– Почему? – удивилась я.
Они оба рассмеялись и почти хором ответили:
– Да потому шо всем трамваем тебе хором будут отвечать.
Это была своего рода местная юморная фишка. В этом, пожалуй, заключался одесский менталитет – отзывчивость и добродушие.
Муж с женой оба гэкали и шокали, хотя оба русские.
– Одно название, шо живем у моря, некогда даже отдохнуть, поплавать, позагорать, – жаловался Олег. – Вот москвичи молодцы, едут за тридевять земель, шобы отдохнуть, и уезжают от нас с бронзовым загаром. А у нас, одесситов, круглый год брынзовый загар, от слова «брынза».
Тут он вспомнил одесскую байку про москвича. Лежит москвич один день на животе, другой день – на спине, третий – на одном боку, в четвертый – на другом боку. А на пятый день стоит вот так вот: и тут Олег встал на растопыренных, полусогнутых на коленях ногах, руки растопырил по сторонам, голова запрокинута назад, к солнцу, глаза закрыты.
И называется это – поза москвича, – заключил он.
Да, юморной парниша. Одессит.
На другой день рано утром они уехали, пожелав нам хорошего отдыха и оставив нас одних в большой трехкомнатной квартире, в хорошем кирпичном доме, стоявшем в легендарном районе «Молдаванке».
В первый же день мы, забыв о достопримечательностях легендарного города, устремились к морю. Не передать словами, какое оно на нас произвело впечатление. До моря мы добирались долго. Сначала на одном трамвае, затем с пересадкой на другом. Одесса – город трамвайный. Далее пешком через большой парк. Шли тоже довольно долго, все всматриваясь, когда же оно покажется. Увидели его, только когда подошли вплотную. Оно появилось внезапно. Огромное до устрашения, зелено-голубое море расстилалось на горизонте без конца и края. У меня аж дух захватило. Я стала наблюдать за реакцией детей. Реакция у них была бессловесная, обогащенная эмоциями. До этого непрерывно говорившие, оба мои ребенка теперь будто потеряли дар речи. И весь остальной путь до самого пляжа мы прошли молча, не отрывая от моря завороженных взглядов. Пляж был песчаный.
Первым опомнился сын:
Ух, ты! Как прикольно! Маша, давай, кто первый!
Дети быстренько скинули с себя одежду и, не успела я еще расстелить покрывало, окунулись в море.
– Только далеко не заплывайте! – только успела я им крикнуть.
Они немного поплескались в воде, весело вылезли, прибежали и, счастливые, растянулись на покрывале.
– Ой, такая соленая…
– Да, такая соленая вода и холодная, – перебивая друг друга, делились они впечатлениями от первого своего заплыва в море.
– Ну, все, полежите, а я пойду окунусь, – сказала я и медленно, наслаждаясь прикосновением воды к коже, загадав желание и приговаривая от переполняющих впечатлений что-то вроде «матушка-природа, прими свою дочь в свои объятия», впервые окунулась в соленую морскую воду.
Народу на пляже было немного. Погода стояла солнечная, но ветреная. Солнце не так сильно пекло. Иногда, вылезая из воды, мы даже мерзли. И нам требовалось немало времени, чтобы обсохнуть и прогреться на солнышке.
И так целый день мы провалялись на пляже, наслаждаясь плаванием. Только в середине дня мы ненадолго отлучились от моря, чтобы пообедать в недорогой кафешке неподалеку.
Вечером, усталые, но счастливые мы вернулись домой. Дома у нас даже сил не было что-нибудь сготовить. Мы лишь попили чаю с бутербродами и, изнемогая, как после тяжелого длительного трудового дня, не успев положить головы на подушки, сразу заснули.
Среди глубокой ночи мне приснился кошмарный сон: будто я сижу у костра, очень близко к нему, и мне нужно спасти щенка, который попал в костер и жалобно скулит. Я проснулась оттого, что голос щенка доносился все явственнее и громче. Открыв глаза, я ощутила сухость во рту, словно язык прилип к небу. Преодолев слабость во всем теле, я приподнялась и увидела сына, сидевшего на диване и плакавшего. Я с трудом, с усилием слабеющей воли, подошла к сыну и обняла его. От моего прикосновения он зарыдал еще больше. Прикосновения нам обоим причиняли острую боль. Мой ребенок пылал жаром. Картина была предельно ясна: мы обгорели. Дорвались до моря!
– Мама, мне плохо, – плаксиво подала голос и дочь.
Я подбежала к ней, но дотронуться до нее тоже было невозможно. У нас у всех обгорела кожа и поднялась температура тела до тридцати девяти.
– Не плачьте, мои золотые, – приговаривала я, успокаивая детей. – Мы перележали на солнышке, обгорели. Давайте успокоимся и попробуем полечиться.
С трудом переставляя обгоревшие ноги, с каждым шагом ощущая жжение и боль, я пошла на кухню. К счастью, в холодильнике я нашла полпачки сметаны и распечатанный пакет кефира. Пакет был почти полный. Я ими обмазала плачущих детей, потом обмазалась сама. Обгоревшая кожа моментально впитывала в себя холодный кефир, но облегчение не наступало. Затем я в теплой воде растворила в трех чашках по таблетке шипучего импортного аспирина упса, привезенного на всякий случай из Москвы, и мы этот раствор выпили.
Затем я пошла на кухню в поисках необходимого малинового варенья. «Не может быть, чтобы его не было, все-таки юг», – думала я. Ура! К счастью, нашла. Я всем развела теплый чай с вареньем по большой кружке, и мы с удовольствием их осушили.
Я расстелила на полу, на ковре, простыни, положила на них детей, сама села посередине и, не дотрагиваясь до них, чтобы не причинить боль, стала рассказывать всякие байки, чтобы их как-то отвлечь. Я взяла с полки книжку Гофмана «Щелкунчик» на украинском языке и стала читать вслух. Это звучало очень смешно. Дети меня слушали, сквозь слезы даже смеялись и просили их не смешить, потому что им больно смеяться.
Где-то спустя час пришло облегчение. А ближе к утру температура нормализовалась, дети успокоились и наконец-то заснули.
И я тоже, одолеваемая угрызениями совести, обзывая себя безмозглой мамашей, заснула.
Утром я проснулась раньше детей. Угрызения совести не отпускали, наоборот, стыд за свой необдуманный поступок еще сильнее сковывал меня, душил. Я не находила себе места. Как же я так могла?! Не подумать, потерять голову! Мне, медику, так непростительно ошибиться! На душе было тяжело, и эта тяжесть заглушала физическую боль от ожогов. Да, у нас у всех был ожог третьей степени. И всему виной я!
Дети сладко спали. Хоть им хорошо!
Надев рубашку и брюки с длинными рукавами и штанинами, я сходила в магазин за продуктами, чтобы сварить на завтрак кашу. Дети очень любили любую молочную кашу еще с детского сада, а я ее готовлю редко.
Так я хотела сгладить свою вину перед ними. Я также запаслась кефиром и сметаной, которыми мы в течение двух дней мазались. Да, следующие два дня у нас ушли на лечение, мы боялись показаться на солнце. И только на третий день вечером осмелились выйти в город, погулять по ночной прохладе.
Следующую неделю мы жили по науке. Рано утром выбирались к морю, до одиннадцати валялись на пляже, затем приезжали домой и обедали. А затем спали. И вечером, около пяти, возвращались к морю на пару часов, когда солнце уже не так опасно.
В Одессе мы побывали почти везде: в интересных музеях, включая музей восковых фигур, где детям больше всего понравилось. Машке, дочке, особенно полюбилась фигура Пушкина. Она говорила, что он полностью соответствует тому образу, который сложился в ее воображении. Она даже сфотографировалась с ним. А сыну, Дениске, понравилась фигура Лонжерона – адмирала, хорошо известного одесситам. В городе был не один его памятник.
После вечернего пляжа мы гуляли по легендарной Дерибасовской, где тусовался разношерстный народ, как на московском Арбате. А как красив ночной морской вокзал!
О проекте
О подписке