У меня созрел план. Я предложила Серафиме Эммануиловне выкупить у неё дачу с тем, что она остаётся в ней жить навсегда и я позабочусь о её питании и лечении.

На удивление она очень быстро, даже, как мне показалось, с радостью согласилась. Её сын не любил дом в лесу, и она понимала, что после её смерти он продаст его без торга первому встречному. Серафима Эммануиловна видела мою привязанность к этому дому.

После оформления собственности на дачу я ничего не меняла в ней. Только улучшила коммуникации и сделала более современными и удобными душ и туалет.

* * *

Мне нравилось думать, что это мой дом и он был моим всегда.

В нём живёт моя история. Я воображала, что Серафима Эммануиловна – моя бабушка, с которой прошло моё детство. Не зная, что такое любовь, я была привязана к Серафиме Эммануиловне всем сердцем, но скрывала это от себя.

Я могла только использовать людей, но не любить их.

«Любовь делает тебя без кожи, без брони» – было моё убеждение.

Я когда-то любила маму – она ушла. Я любила Дусю – она предала меня.

Мой отец, любивший меня, не смог защитить.

Любовь Аниба ко мне и нерождённому ребёнку сделала его слабым и погубила.

* * *

Через год я всё же поступила в институт. Мне было далеко ездить из своей квартиры и я предложила сыну Серафимы Эммануиловны, Иннокентию, снимать у него одну комнату из трёх. Свою квартиру на окраине города я удачно сдала. Ленивый востоковед согласился. Он любил лёгкие деньги и без зазрения совести пользовался моими продуктами, туалетной бумагой. Я оплачивала коммунальные счета.

Я сознательно сделала его жизнь удобной, инфантильной и зависящей от меня. Я лелеяла мечту – выкупить эту квартиру. Как и дача Серафимы Эммануиловны, она была наполнена историей, духом нескольких поколений московской интеллигенции: высокие потолки, французские окна до пола, лепнина, потёртый дубовый паркет, старый массивный буфет с кузнецовским фарфором, неудобный диван – скамья XVIII века из ценнейшей карельской берёзы, огромная библиотека в кабинете, стены которого обшиты дубовыми панелями, и повсюду картины. Картины мужа Серафимы Эммануиловны и их друзей.

Конечно, при Иннокентии квартира пришла в полное запустение. Я часто ночами бродила из комнаты в комнату, смахивая пыль с невесомых статуэток беззаботных пастушек и прозрачных фарфоровых балерин – коллекцию старинного немецкого фарфора собирала ещё бабушка Иннокентия.

Я представляла, что это дом, где прошло моё детство. Вот дед, красивый и породистый, словно лев, учит меня рисовать или читает книгу в полутёмном кабинете, на стенах которого мелькают тени рыцарей Круглого стола. Я слышу шорох лисы – оборотня из старых японских сказок. Ещё я видела себя маленькой счастливой девочкой, которая всё воскресное морозное утро каталась на коньках на Патриарших прудах. Я рисовала заново своё детство, свою семью. Я даже к Иннокентию относилась как к старшему бестолковому брату.

Но была одна проблема – это всё не моё. И Иннокентий – не мой брат, и Серафима Эммануиловна – не моя бабушка. И как бы тепло она ко мне ни относилась, эта квартира принадлежит только ей и её сыну. В любой момент Иннокентий мог потребовать размена или продажи квартиры. Я не могла этого допустить. Квартира на Патриарших должна принадлежать только мне. Со всей её историей, ценными вещами и даже хламом. Поэтому я старалась знать всё, что происходит в жизни Иннокентия, следить за его часто меняющимися любовницами, чтобы оградить себя от появления какой-нибудь бойкой дальновидной девицы. До сих пор мне это удавалось. Но я не обладала достаточными финансовыми ресурсами, чтобы долго держать ситуацию под контролем. Я искала решение.

Но пока я училась на первом курсе и подрабатывала только случайными переводами.

* * *

В институте у меня появилась подруга. Ну, как подруга. Софочка была хорошая девочка из богатой, по старым советским меркам, еврейской семьи. Папа занимал высокую должность в министерстве нефтяной промышленности, мама преподавала в нефтяном же институте.

Сама Софочка – невысокого роста, узкая в плечах и широкая в бёдрах, с непослушными кудрявыми волосами, с очками, за толстыми диоптриями которых с трудом можно было разглядеть насмешливый взгляд чёрных шустрых глаз – на первый взгляд производила впечатление легкомысленной пустышки и папенькиной дочки. Но я быстро раскусила её. Роль наивной дурнушки, которую Софочка осознанно играла, позволила ей ослабить тотальный родительский контроль над единственной дочерью и прятать от влиятельных друзей родителей истинную свою сущность.

Софочка была тотально развратна. Ещё в детстве, застав восьмилетнюю Софочку теребящей себя между ног, когда уличный кот покрывал их домашнюю породистую кошку, родители поняли, что за Софочкой надо смотреть и смотреть. Но чем больше они «смотрели» за дочерью, тем сильнее она «удивляла» их. Они с ужасом наблюдали, как Софочка с наслаждением вдыхает запах пота из обуви, обнимая старые тапочки и катаясь с ними по полу, или подглядывает за писающим гостем в замочную скважину туалета. Родители с ног сбились в поисках очередного психолога. Их не устраивали объяснения, что с Софочкой всё нормально, но она испытывает стресс и давление. Родители слышали в этом одно: девочку надо отвлекать и занимать. Поэтому всё её детство няни и бабушки под чутким руководством родителей таскали Софочку по кружкам, музеям, театрам, учителям английского и французского, в музыкальную школу. Но всё это не уберегло Софочку от беременности в 13 лет. Виновником оказии назначили таджика, который ремонтировал гараж на даче. Позор был обнаружен и смыт знакомым гинекологом за большие деньги, а родителям Софочки только и оставалось, что молиться, чтобы этого не повторилось до её 18-летия.

Когда мы познакомились, меня в Софочке привлекло её умение перевоплощаться и скрывать своё истинное лицо. Ведь и я была такой же. Меня же Софочка назначила подругой по другой причине – я молчала и слушала. Она видела мои изумление и восхищение её тайной порочной жизнью. В этом была часть правды – я испытывала шок. Мне казалось, что кроме меня в свои 19 лет никто не может так скрывать прошлое и притворяться другим человеком. Софочка считала меня наивной скучной девственницей, воспитанной слишком интеллигентной бабушкой. Она выливала на меня свои фантазии, по сравнению с которыми немецкое порно казалось классической постановкой Шекспира. Она умудрилась переспать с половиной студентов и преподавателей университета. Как они велись на эту не очень красивую и, на первый взгляд, наивную девочку? Софочка нутром чувствовала пороки и страхи людей. Она вообще относилась к жизни как к игре. Её не волновали последствия приключений. Она всегда шла только за своими порочными желаниями. Но делала это с такой искренностью и наслаждением, что все случайные её партнёры, поражённые противоречивой девочкой и уровнем её разврата, предпочитали молчать о связи с ней.

Родители Софочки не сразу допустили меня в семью. Они боялись «привязанностей» дочери. Но вскоре мне удалось усыпить их страхи относительно себя. Я играла роль наивной, непорочной тихони из скромной, но хорошей преподавательской семьи без вредных привычек. Лучшей подруги трудно представить для их дочери. Меня даже стали приглашать на семейные праздники в огромный, по сравнению с моей дачей, дом на Николиной горе, где часто собирались шумные компании «нужных людей».

* * *

Советский танкер рухнул. И в море, полном хаотично плавающих обломков корабля и людей, выживал сильнейший. Самой важной стала способность приспосабливаться к течению новой жизни, не тащить за собой ненужных и бесполезных людей. Иметь звериное чутьё и интуицию, чтобы знать, куда грести. И самое главное – иметь силу и одержимость, чтобы первым схватить штурвал корабля, потерявшего капитана, команду и курс. А слабых и порядочных – за борт. Жестокое время, где есть место только сильным. И на этом новом, наспех собранном корабле требовалась команда из крепких, циничных и беспринципных персонажей.

Связи значили всё.

Я чувствовала, что рядом с родителями Софочки находятся нужные люди Нового времени. Это была «правильная лодка», за которую мне надо было ухватиться, успеть запрыгнуть и стать членом команды. Я чувствовала: этот корабль плывёт в правильном направлении – к деньгам и власти.

Я ещё не знала как, но интуитивно проявляя навыки мхатовской школы, шаг за шагом выстраивала свой план.

* * *

«Нефть. Нефть. Нефть», – я постоянно слышала вокруг. Организации, люди, связанные с нефтью, – всё это было рядом с отцом Софочки. Я уже подумывала о том, чтобы поговорить с мамой подруги о переводе в её институт. Я не собиралась быть рядовой переводчицей за спинами этих людей. Я хотела быть в их команде. Но пока я только присматривалась и прислушивалась, сидя за столом серой мышкой, скромно потупив глаза в тарелку из мейсенского фарфора.

Ещё одной целью родителей Софочки был подбор выгодной партии для неё. Кандидаты в женихи, приглашённые на обеды и ужины на Николину гору, сознавали ценность брака с дочерью такого влиятельного человека. Софочка имела особую привлекательность на этих смотринах. Здесь наши роли менялись, и теперь в большом доме на Рублёвке я была той самой «некрасивой подругой». Я и не возражала. Мне нужна была работа в правильном месте. Я хотела независимости, власти и денег.

«Путь долгий, но я умею ждать», – так я говорила себе.

Пока не встретила Марка.

С недавних пор Марк с породистой еврейской фамилией (а как могло быть иначе?) стал появляться в доме на Николиной горе. Я заметила, как менялись в лицах большинство гостей, как приосанивался и становился сверхлюбезным хозяин дома, а мама Софочки, женщина с волевым характером и властным голосом, вдруг смущалась и краснела как школьница.

– Кто это? – спросила я у Софочки.

– Кто?

– Марк. Кто он? Почему перед ним так все заискивают и строятся?

– А, Марк? – равнодушно уточнила подруга.

Мы закрылись в туалете, где Софочка поправляла косметику, с удовольствием разглядывая себя в зеркало.

– Тебе идёт это красное платье, оно очень подчёркивает твои бёдра, тонкую талию, и драпировка удачно прячет отсутствие груди, – автоматически отметила я, продолжая думать о Марке.

– Сучка! – рассмеялась Софочка и чмокнула меня в щёку.

Я удивлённо посмотрела на Софочку. Надо признать, при своих пороках она не была злой и завистливой. Она любила себя и трезво относилась к своим недостаткам, зная, в чём её сила.

– И что, подружка, твоя грудь третьего размера помогает тебе? Не надоело быть девственницей?

Я засмеялась в ответ, но всё же выпытала всё, что знала Софочка о Марке. Знала она немного, но и этого было достаточно, чтобы впечатлить меня.

– Он нигде не светится, должностей не занимает. Говорят, что связан с Самим. Страшно богат. Живёт в Лондоне. Был женат. Недавно развёлся. Четыре дочери. Жену вроде не обидел, но с его деньгами она могла бы получить и больше. Родители, конечно, хотели бы меня ему сунуть, но фу… – скривила губки на удивительно милом сегодня личике моя подруга.

– А почему «фу»? – удивилась я.

– Слушай, Алин, ну он реально старый! Ему сорок! Он зануда. Уверена, скучен в сексе, ортодоксальный еврей. Я же трахаться люблю! Да не просто, а позатейливее, да чтоб в компании! А это что? Ещё рожать заставит. Наверное, развёлся, потому что сына хочет. Жене тоже сорокет, не родит больше. Вот и ищет себе породистую молодую еврейку, чтоб выстреливала сыночками. На фиг надо?! Я вообще замуж не хочу! У папани денег много, запишет так и так на меня компании и недвижимость. Вот я и стану и при деньгах, и при свободе.

Я вздохнула, повернулась к зеркалу и смыла губную помаду с губ.

«Что ж, мы пойдём другим путём».

* * *

Путь к сердцу Марка оказался долог и тернист. В те времена, когда ещё не родился интернет, тяжело было узнать информацию о человеке, хотя и позже всё, что касалось Марка, тщательно скрывалось.

И тем привлекательнее он становился для меня.

Несколько раз мне случалось сидеть рядом с ним за столом, перекинуться парой фраз. Запах денег, исходивший от его одежды, обуви, часов, смуглой кожи, холёной сытой внешности, сводил меня с ума. Я чувствовала вибрации власти, силы и магического влияния на людей. Мне было необходимо проникнуть в этот загадочный мир всемогущества.

Дело было не в самих деньгах и роскоши. Мне казалось, что, попав и закрепившись там, наверху, я получу какие-то особенные преимущества, раскрою тайну, неведомую простым смертным.

* * *

Летом отец Софочки устроил нас на практику в серьёзную организацию, связанную с нефтью и газом. Софочке надоело работать уже через неделю. Она закапризничала, уехала к матери в Ниццу. Но я осталась и вкалывала за двоих. Мне было всё интересно. Вскоре в компании обратили на меня внимание и как на сметливую стажёрку, и как на симпатичную молодую девушку.

Но у меня была цель – Марк, и я не собиралась размениваться на менеджеров среднего звена. Иногда я видела Марка в офисе, но он по-прежнему не замечал меня, несмотря на то, что мы были представлены друг другу и несколько раз пересекались на Николиной горе.

Сколько сил я потратила на разработку плана под кодовым названием «Заманить льва в яму»!

Измучившись, уже готова была сдаться, но судьба решила посмеяться надо мной и заманила меня в коварные сети.

* * *

Из-за Софочки, учёбы и званых обедов у родителей подруги я стала редко навещать Серафиму Эммануиловну и как-то летом, в выходные, всё же вырвалась на свою дачу. Я была вымотана работой, устала от одержимости Марком и уже решила оставить эту затею. Когда я приехала на вечерней пятничной электричке, уже с порога радостная и возбуждённая Серафима Эммануиловна сообщила, что у нас гости. Это было тем удивительнее, что она никогда не звала друзей на дачу, предпочитая встречи с подругами и сослуживцами по институту в центре столицы.

Удивлённая, я зашла в комнату. За столом сидела наша соседка и незнакомый мужчина. Он встал, чтобы представиться и пригласить меня за стол. Высокого роста, светлые волосы, добрые и умные глаза. От него шла волна надёжности, уютности. Я поймала себя на мысли, что он кажется мне родным. Где я его видела? Портрет! Это же тот мальчик, чьё изображение я так любила рассматривать! Он больше не мальчик, а красивый мужчина с римским профилем. Но его глаза и длинные пальцы крепких надёжных рук, они те же.

Весь вечер прошёл совершенно отлично от тех званых обедов, к которым я уже привыкла у родителей Софочки. Я забыла о том, что надо кем-то притворяться, что надо думать, что сказать, как выглядеть. Удивительная волна родственных душ, мыслей подхватила меня и сделала абсолютно счастливой. Я смеялась, шутила. Я ловила на себе восхищённый взгляд Влада. Я наслаждалась им. Наверное, это был самый прекрасный вечер моей жизни. Я даже не знала о себе, что могу быть хорошей! Мне хотелось быть чистой, светлой и честной. И клянусь, в тот миг я такой и была. Влад видел во мне это, и я давала ему лучшую часть себя. Всё, что происходило потом, было естественным пересечением наших вселенных. Мы, как два засыхающих ручья, с трудом пробивающихся сквозь одиночество и боль, вдруг нашли друг друга, слились в единое целое и обрели неведомую силу, которая в своём потоке чистой воды могла снести горы и унести нас к счастью.

С Владом я познала, что такое божественная близость. Это не было манипуляцией сексом, как с Анибусом, или грубым инстинктом, как с другими случайными партнёрами. Мне казалось, что нам не надо говорить. Мы слышали мысли друг друга, мы дышали одним лёгким на двоих, задыхаясь от любви и нежности.

* * *

Влад…

Мелькают картинки моего самого счастливого лета. Так тепло моей одинокой душе от воспоминаний.

После работы я неслась домой. Если Влад задерживался, я готовила ему еду, колдуя над кастрюлей, в каждое движение вкладывая свою нежность. Я, словно добрая ведьма, хотела защитить и уберечь его.

* * *

Не уберегла.

В те наши самые счастливые дни меня удивляло, почему люди не замечают, что я единственный человек, который умеет парить над землёй?! Я могла поклясться, что не касалась земли! На миллиметр я поднималась над ней. И чувство это было волшебно! Сейчас, по другую сторону жизни, я вновь ощутила это парение.

Но боль, которая идёт от слайдов моей жизни, делает мою душу тяжёлой…

* * *

Марк…

Марк единственный из людей почувствовал моё парение.

Марк наблюдал.

В глазах его появились интерес и удивление.

Но мне не надо было уже ничего от него! У меня была любовь моей жизни – Влад.

Я избегала пытливого взгляда Марка. Но, как назло, стала всё больше общаться с ним на работе. То оказывалась его переводчицей на заводе, который он покупал, то летала в Сибирь на встречу по его заданию, то неслась срочно в Лондон. Он не задавал лишних вопросов, всё было в рамках делового общения. Я выполняла свою работу быстро, чётко и без ошибок. Я научилась разделять мысли и чувства.

Влад был не очень доволен моими частыми рабочими командировками, но мы понимали, что нам нужны деньги, иначе быт убьёт нас. Мы строили планы нашего будущего, в котором было много детей и счастья. Большой дом и дача в лесу… После службы в армии, после его войны, Владу непросто было найти себя. Его нравственные понятия шли вразрез с Новым миром. Но всё встало на место, когда Влад с друзьями открыли своё дело, организовав строительную компанию. Наши мечты о доме, детях и собаках вот-вот должны были стать явью.

* * *

В университете я взяла академический отпуск. Марк практически сделал меня личным секретарём. И я подсчитала, что, полностью откладывая заработанные мною деньги и живя на заработок Влада, через пару лет мы сможем купить квартиру в хорошем районе Москвы.