Я чувствовал приближение опасности и в то же время непонятное возбуждение: где-то уже видел это лицо со множеством шрамиков, короткие седые волосы, что спускаются по краям головы, захватив щеки почти до самых глаз, а дальше это все называется уже бородой.
Он заговорил издали:
– Мое почтение, сэр… Меня зовут Родут, барон Родут. Мне показалось ваше лицо знакомым.
Голос его звучал сильно, звучно и тоже странно знакомо. Я всмотрелся в его лицо, а он остановился и ждал с нетерпением в глазах. Шрамы и шрамики все мелкие, но чувствую, вовсе не потому, что острое железо едва касалось его лица. Он весь как будто вырезан из старого крепкого дуба… если не крепче.
– Странное чувство, – признался я, – но у меня тоже такое же… Хотя могу сказать твердо, мы с вами никогда не виделись.
Он чуть наклонил голову.
– Да, сэр, я бы вас тоже не забыл… Но, может быть, вы меня видели как-то где-то, а потом забыли?
Я покачал головой.
– Нет, такого рыцаря я бы не забыл. Кроме того…
– Сэр?
– У меня прекрасная память, – сказал я нехотя. – Запоминаю все.
Он кивнул, не сводя с меня взгляда.
– Сэр, позвольте угостить вас в этой таверне? Может быть, за чашей хорошего вина, если такое отыщется, мы все же разгадаем суть этого странного ощущения.
Бобик проскользнул следом за нами в харчевню, помещение наполовину пусто, зато густо и смачно пахнет бараньей похлебкой. Народ занят жратвой и вином, все насыщаются спокойно, но с рассчитанной осторожностью, как принято в незнакомых местах, где останавливается множество проезжающих: не орут, не откидываются на спинку сиденья и не разглядывают вызывающе входящих или сидящих за другими столами. Так можно делать только в своей деревне, где знаешь каждого, как облупленного, а здесь могут попасться такие, что сразу и с большим удовольствием собьют рога.
Потому мы прошли к свободному столу, не особенно привлекая внимание, хотя два таких рослых воина, пусть и в затрапезной одежке, всегда находятся на перекрестье взглядов.
Бобик сразу же устроился под столом, а барон Родут тяжело опустился на лавку, всхрапнул, как конь, явно недовольный, что перед ним не выстроились слуги.
Я не успел слова сказать, он повел ладонью над столом, там появились две тарелки, два кубка и большой ломоть черствого хлеба.
Я дернулся в изумлении, а барон в нетерпении оглянулся в сторону кухни.
– Ползают, – прорычал он злобно, – как черепахи… Сжечь бы их всех…
Его руки уже ломали хлеб, посыпали крупной солью, а пожирал он с жадностью, словно неделю питался только водой из ручья.
– Не обращайте внимания на пустяки, – ответил я и, тоже проведя ладонью над пустыми тарелками и кубками, сосредоточился изо всех сил. – Люди… есть люди.
Он не охнул, но застыл на мгновение и вперил взгляд в ломти мяса на тарелке, а затем осторожно взял кубок с вином.
Я улыбнулся, вскинул свой на уровень глаз, отпил до половины и поставил обратно.
– Сэр, – сказал он пораженно, – не зря я на вас обратил внимание.
Бобик под столом ухватил брошенный ему кусок мяса, довольно заурчал.
Вино в кубке барон осушил до дна, ни мало не беспокоясь, что оно волшебное или может быть вообще отравленным. Лицо чуть порозовело, а глубокие складки тревоги малость разгладились.
Я посматривал на него время от времени, стараясь вспомнить, кого же напоминает его лицо. Странное ощущение, где-то уже видел, но где, где…
Он ухмыльнулся.
– Вижу, вы тоже…
– Барон?
– Я присматриваюсь ко всем в пути, – объяснил он, – и научился непростых людей отличать от простых быстро.
– Все мы непростые, – пробормотал я, – хотя иногда становимся проще некуда.
Он тяжело вздохнул.
– Я так надеялся, что хоть на этот раз мне повезло.
– В чем, дорогой барон?
– Что вы узнаете меня, – ответил он. – Хотя на самом деле, конечно, не меня… Ваше здоровье!
– Барон?
– У меня есть брат, – объяснил он. – Брат-близнец. Я пытаюсь разыскать его вот уже пятьдесят четыре года.
Я тихонько охнул.
– Ничего себе? Сколько же вам, барон?
– Семьдесят четыре, – ответил он с мрачной гордыней. – Из них пятьдесят лет в седле.
– Это достойно, – ответил я. – Я еще не встречал такую любовь к брату!
Он недовольно дернул щекой.
– Здесь не любовь… Какая любовь, если я его вообще не видел? Нас разлучили во младенчестве. Говорят, еще когда лежали в колыбели, то могли, забавляясь, двигать мебель по комнате! Однажды я перенес корову на вершину колокольни всего лишь силой желания.
Я дернулся, представив себе такую мощь.
– Прирожденный маг?
Он отмахнулся.
– Нет, просто у нас есть сила. Одна на двоих.
– Господи, – сказал я искренне, – никогда о таком не слышал!
Он поморщился.
– Если бы мы тогда не были младенцами и умели скрывать свои умения!..
– И что случилось?
Он со злостью ударил кулаком по столу.
– Как только взрослые поняли, что наша сила возрастает стократ, когда мы рядом, нас тут же разъединили. Уже потом я узнал, что вот так прямо в колыбелях обоих развезли на противоположные края света!.. И теперь уже нет в живых тех, кто это сделал.
Я спросил с сочувствием:
– И вы начали искать брата?
Он ответил с яростью:
– Возможно, он тоже меня ищет!..
– Барон, – сказал я с сочувствием, – но вы все равно владеете огромной мощью! Вы сильны и абсолютно здоровы, а другие в вашем возрасте уже не покидают кресла с теплым пледом… А еще ваша способность творить посуду и пищу… Уверен, это не все…
Он отмахнулся.
– Конечно, не все! Но это жалкие крохи. Будь мы с братом, я смог бы двигать горы, поднимать дно морей, а любые армии превращать в пепел одним движением мизинца!.. Потому я так страстно добиваюсь… Но удалось так мало!
– Но все-таки добились?
Он отрезал хрипло со сдержанной яростью:
– За эти долгие годы надежд и страданий я выработал и развил в себе только повышенную сверхчувствительность. Теперь смутно ощущаю, в какой стороне находится мой брат!..
– Ого, – сказал я, но ощутил по спине холодок. – Поздравляю.
– В таких случаях поворачиваю коня в ту сторону, – сказал он со злым нетерпением, – и мчусь галопом.
– Вот и решение! – сказал я. – Поздравляю, барон! Вы своего добились.
Он прорычал утомленно:
– Только вот эта незримая связь иногда исчезает!
– Подумать только, – сказал я. – Брат от вас закрывается?
– Это как? – спросил он, потом покачал головой. – Нет, от такого не закрыться. Он – это часть меня. Просто… как бы исчезает! Вообще. Был – и нет. Я бешусь, бросаюсь на стены, деревья и скалы, крушу все вокруг в ярости… но через несколько дней, недель или месяцев незримая ниточка возникает снова.
– Может быть, – предположил я, – он исчезает только из этого мира?
Он посмотрел злыми глазами.
– А что, есть… Э-э, мне такое в голову не приходило… Значит, мы можем завоевать еще и тот мир?.. Я бы продал душу дьяволу, только бы тот помог мне отыскать брата!
– Не делайте такого, – предостерег я. – Плата всегда оказывается выше оказанной услуги.
– Я бы это сделал, – прорычал он.
Ел он быстро, лесной пожар не так споро уничтожает сухие кусты, как он очистил блюда, а когда хозяин принес наконец заказанное мясо, взялся и за него, но уже без такого азарта.
– У вас прекрасный конь, – сказал он с одобрением. – Как и этот пес, что чавкает под столом. Я что-то слышал о таких… Если он из тех, конечно.
– У меня хороший конь, – согласился я.
– Я возьму его, – сказал он просто, как о решенном деле, – а вам оставлю своего. Он тоже хорош, а еще в седельной суме найдете немало золота. Как видите, я беспримерно добр и щедр.
– Но конь мой, – возразил я. – И отдавать не хочу!
Он сжал в кулаке кубок, смяв, как листок бумаги, затем небрежно загладил выступы, словно это мягкий воск, и движением ногтя отправил шарик по всей столешнице на мою сторону.
Холодея, я взял шарик в ладонь. Еще горячий, так металл сопротивлялся насилию, тяжелый.
– Впечатляет, – признался я.
Он неприятно искривил губы.
– Как видите, мне лучше не перечить.
– Уже готовитесь в короли мира? – спросил я.
Он взглянул на меня с надменностью верблюда на ползущего у переднего копыта навозного жука.
– Я уже давно готов.
– Вас остановят, – сказал я.
– Такого еще не родилось, – произнес он надменно. – И не родится.
– Ох, барон, – ответил я с сильно бьющимся сердцем, – не рискуйте…
Он поднялся, по виду – злой, давно ему не перечили, я тоже встал и посмотрел ему в глаза.
Он не ударил, а отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Удар пришелся кистью в мою грудь, для видимости укрытую поверх доспеха Нимврода еще и кольчугой.
Острая боль пронзила мне внутренности, кровь брызнула из рта и ушей. Меня пронесло, как брошенное полено, через все помещение, шарахнуло в стену.
Бревна рассыпались, мое тело выпало наружу. Я хрипел и выл, такое ощущение, что кости переломанной грудной клетки срастаются с жуткой болью, темнеет в глазах, хотя, умом понимаю, незримый доспех не уступил внезапному удару, это внезапное ускорение швырнуло меня, а кровь осталась было на месте…
Я поднялся на четвереньки, руки подломились в локтях. Только и увидел, как барон Родут легко вышел из таверны, на ходу доедая гусиную лапу.
За ним выбежал с криком трактирщик, Родут щелчком отправил наполовину обглоданную кость ему прямо в лицо. Трактирщик отшатнулся, колени подогнулись, он начал валиться лицом вниз. Я с омерзением увидел торчащую из его глаза кость, что наполовину погрузилась в мозг.
Родут, не обращая внимания на испуганные крики, подошел к коновязи. Зайчик всхрапнул, вскинул голову и посмотрел на него дикими глазами.
– Теперь ты мой, – сказал ему Родут.
Я собрался силами и прохрипел:
– Зайчик… ко мне.
Он повернул голову, снова всхрапнул и… там исчез, а передо мной появился с такой скоростью, что меня качнула тугая стена воздуха.
Родут повернул голову в нашу сторону. Лицо начало разгораться даже не гневом, а удивлением и бешенством.
Я ухватился обеими руками за стремя.
– Вперед!
Я успел увидеть, как из глаз Родута плеснуло безумие, он ринулся ко мне, даже не вскочив в седло своего коня. Зайчик послушно пошел скачками.
Меня потащило по траве, доспех Нимврода послушно спасает от ударов и царапин, за нами задрожала земля. Я вскрикнул в ужасе, Родут, увеличиваясь в размерах, гонится за нами, делая шаги все шире и двигаясь все быстрее.
– Прибавь! – закричал я.
Воздух засвистел в ушах, я подтянулся по путлищу и взобрался в седло. Родут, уже огромный, как дерево, мчится за нами, пригибаясь от ветра, но и Зайчик прибавил еще и еще, я трусливо оглядывался, наконец чудовищный великан начал отставать и вроде бы уменьшаться в размерах.
Мы мчались до тех пор, пока он не исчез на горизонте. Рядом с Зайчиком несется Адский Пес, в глазах мука и немой вопрос: ну почему нельзя было перегрызть ему горло?
– А вдруг он тебе сам перегрызет? – ответил я. – Знаешь ли, я все-таки тебя люблю и дорожу тобой, щеник мой толстолапый.
Он посмотрел на меня внимательно, чего это я назвал толстолапым, а не привычно толстозадым. Зайчик тем временем спустился к ближайшей реке, где мы долго двигались вниз по течению, а когда выбрались на берег, я заставил еще и перескочить глубокое и настолько широкое ущелье, что у самого сердце екнуло, когда задние копыта Зайчика едва не сорвались с края.
– Ну все, – прошептал я, – успокойся, прынц… Ты ему не нужен, это он так… со злости. Зайчик, все в порядке, отсюда поворачиваем уже к нам… Что, страшно было?.. Мне тоже…
Бобик помахал хвостом, уверяя, что а вот он абсолютно бесстрашен, с ним можно не бояться и двум таким отчаянным трусам, как мы с арбогастром.
О проекте
О подписке