Цитаты из книг автора «Гай Орловский»

– У нас говорят: если хочешь вести людей на смерть, скажи, что ведешь к славе.

Он скользнул по мне безразличным взглядом. – Кого представляете? – Себя, – ответил я. – Простите, у меня нет оруженосца. Нет и слуг. Оба по бокам этого главы приемной комиссии дружно поморщились при виде такой бедности, только сэр Уильям оставался спокойным, как слон под дождем. – Безземельный? – Не совсем, – ответил я. – У меня замки Амальфи, Амило и Верден со всеми принадлежащими им землями. Есть и свои вассалы. Но я изволю путешествовать налегке. Вот просто изволю! Он внимательно посмотрел на меня, на моего коня. Мне показалось, что его взгляд чуть дольше задержался на белой отметине посреди лба. Хорошо, гемма растворилась бесследно, чего не скажешь о моем ноющем локте. – Понимаю, – проронил он. – И быстро, верно?.. У вас… хороший конь. Ваше имя, благородный рыцарь? – Ричард Длинные Руки. – Титул? Я развел руками. – Пока без титула. Ричард де ля Амальфи, по имени первого замка, который я приобрел. За столом наконец и другие обратили на меня внимание, а сэр Уильям поинтересовался с затаенной усмешкой: – Прежний хозяин уступил задешево? – Всего за пару ударов меча, – ответил я любезно и холодно посмотрел на хихикающих присяжных. – Самая надежная плата. Хихиканье смолкло, сэр Уильям усмехнулся, кивнул. – Вы допущены до участия в турнире, сэр Ричард де ля Амальфи. Я спросил, все еще не веря, что все так просто: – А как же насчет двадцати справок о десяти поколениях предков, группе крови, квитанции об уплате за воду… Твердые, как камень, губы турнирного бойца чуть раздвинулись в сдержанной усмешке. – Сэр Ричард, это я решаю, кого допускать, а кого нет. Ваше благородное происхождение написано у вас на лице. Думаю, что и титул у вас есть, но если вы по каким-то причинам хотите его скрыть – ваше дело. С кем желаете сразиться? Я развел руками. – Никого не знаю, я вообще-то впервые на турнире, потому любезно оставляю выбор другим участникам. Повешу-ка я свой щит здесь вместе со всеми. Кто восхочет переломить со мной копье, вам скажет. Его улыбка стала шире. – Впервые на турнире? Ну-ну, так и запишем. Я тоже люблю неожиданности.

– Доставайте меч, сэр!.. Или я вас разрублю, как гнилую дыню! Я помедлил, никакие слова не идут на язык, наконец сказал первое же пришедшее в голову: – Знаете, благородный сэр, я покорный слуга церкви, вынужден подчиняться ее уставу, а еще больше – Уставу братства. Нам запрещено обнажать оружие или каким-то иным образом сражаться с христианскими рыцарями без особой необходимости… Рыцарь опешил, рука на кончике уса застыла, а другая как начала вытаскивать меч из ножен, так и остановилась на полдороге. Толпа тоже замерла, смотрят, как на оживший скелет: с моим ростом и сложением чем еще заниматься, как не драться. Даже всадники придержали коней. Архиепископ остановился, грузно развернулся в нашу сторону. Церковные чины тоже застыли, архиепископ воскликнул: – Господи, благодарю тебя за первый хороший знак за сегодняшнее утро! Он довольно проворно подошел к нам, усач поспешно поклонился, архиепископ обнял меня, расцеловал в обе щеки. – Видите?.. – провозгласил он громогласно, повернувшись к всадникам. – Доблестный рыцарь подает вам пример истинно христианского смирения!.. На фоне его кротости и целомудрия этот сэр, да простят мне присутствующие, выглядит как задиристый петух! Даже не петух, а молодой петушок, петушишка. Послышались смешки, усач в самом деле походит на задиристого петуха, правда, сильного и воинственного петуха. И хотя только что все были на его стороне, понимая и оправдывая, после слов архиепископа ощутили некое мальчишество в речах и поведении вроде бы взрослого мужчины. Архиепископ повернулся ко мне. – Сын мой, ты отвечаешь со смирением, обуздывая свою гордыню. Это говорит о твоей мудрости и благородстве… Он умолк на миг, я поклонился и вставил: – Не о моей мудрости, а о моих наставниках. – Прекрасно сказано! – воскликнул он. – Кто они, эти святые отцы? – Если говорить о замке, – ответил я, – где впервые получил наставления о мудрости, это крепость Зорр, там со мной вели беседы отец Совнарол, Великий Инквизитор отец Дитрих, а вот в паладины меня посвятили в крепости Кернель…

Я кивнул, плохой человек – тот, кого уж нет сил оправдывать. А если оправдываем, то еще не плохой. Вернее, плохим не считается.

– Я дурак, – признался я, – но мне повезло с наставниками. Они много видели, много знали, много испытали. Все передали мне. А я, хоть и дурак, но многое запомнил. У дураков, говорят, память просто замечательная! Это вроде компенсации за природную дурость. Тудор отмахнулся, ничего не поняв, а лорд Устинакс посмотрел на меня чересчур внимательно, даже с подозрением. – Кто так говорит, тот в самом деле знает и умеет многое. – Ах, сэр Устинакс, если бы… – Не скромничайте. Иная скромность паче гордыни. Я поклонился, вспомнив, что гордыня – один из смертных грехов, хотя более гордых и надменных людей, чем рыцари, я вообще не видел на свете. Правда, одновременно они ухитряются быть и крайне учтивыми.

Он смотрел с беспокойством, внезапно встал, глаза расширились, побледнел, сделал шаг назад. Скамейка загремела, он чуть не упал, а потом, опомнившись, внезапно опустился на колени и быстро-быстро перекрестился. – Что с тобой? – спросил я с раздражением. – Ваша милость… – Неужели проняло? – спросил я. – Вот уж не думал, что из меня проповедник… – Нет, ваша милость, – сказал он торопливо, я наконец заметил, что смотрит не в глаза мне, а чуть выше, – я даже ничего не понял, что вы там плели… Я нахмурился, уязвленный: – Так в чем же дело? – Ваша милость, над вами нимб! Я вскинул руку, пощупал голову. Давно не мытые волосы, чешется, надо сегодня приказать девкам вымыть. Могу и сам, но все мы любим, когда нам моют и чешут. – Где? Он сглотнул воздух, прохрипел нечто, наконец выдавил с трудом: – Исчез… Но ведь был же, своими глазами видел! – Никому не рассказывай, – приказал я. – Сболтнешь, удавлю!

– Тьфу, – сказал я вслух, – ну что за… О каких бы высоких материях ни начал мыслить, все равно на баб сворачивается. Само!

Земля круглая – знаешь? Он кивнул. – Да. – Поздравляю, – сказал я несколько ошарашенно. – Это вас надо поздравить, сэр Ричард, – ответил он очень серьезно. Дыхание его восстановилось, он понюхал какие-то соли, на щеках проступил слабый румянец. – Меня?.. Ах да, я же доблестный и неустрашимый рыцарь… ладно, как-нибудь побеседуй на тему круглости Земли с магом Рихтером. Он поморщился, но в глазах мелькнуло удивление. – Он… знает? – Он уверен, что квадратная. Прогресс! – Почему? – Раньше считал, что плоская. На слонах! А слоны – на черепахе. Черепаха же на трех китах. Словом, пирамида, как у бременских музыкантах.

– Да так все и зовут… Вернигора и Вернигора. – А в детстве как звали? Нет, вообще-то догадываюсь… но по имени хоть иногда? – Ну, если в самом-самом… Да и то по всякому… – Догадываюсь, – прервал я. – Я до пяти лет вообще думал, что меня зовут «Заткнись». А когда звали обедать?

– В другой раз, – сказал я, – может быть и останусь у вас, леди Клаудия, ночевать даже на кухне. Если, конечно, своими ручками будете подавать мне завтрак… А сейчас надо спешить. В моем замке, стыдно и страшно признаться, остались только челядины. Мы вышли из-за стола, леди Клаудия тоже встала, осведомилась с интересом: – Вы правы, это рискованно. А где же ваши воины? – Оставил приводить в порядок замок Одноглазого, – ответил я с артистической небрежностью. Она остановилась в воротах донжона, в глазах недоумение: – Одноглазого? – Ну да, – ответил я еще, распираемый великолепной небрежностью. – Вы же сами заметили пророчески, что он потерял голову.