После второй бури поляна превратилась в пустошь с поломанными ветками и ямами от вырванных деревьев. Траву сорвало, хотя не понятно – как. Она ведь низенькая, должна была уцелеть. Теонард с открытой враждебностью косится на эльфийку, которая то прикрывает декольте оборванными краями плаща, то наоборот – открывает. Человек, тем временем, трясется от холода. Справился с голубями и теперь перетягивает ремни, закрепляя уцелевшую клетку.

– Больно надо, – проговорил ворг, потирая подбородок. – Но если у вас с памятью плохо, напомню – чародей сказал, что Талисман без остальных кусков не заработает. Вы как хотите, а мне он нужен.

С этими словами ворг резко крутанулся на месте и скрылся за деревьями.

Эльфийка и человек остались наедине. Оба не скрывают неприязни, молчат. Теонард возится с клеткой и подпругами, брови сдвинуты, губы сжаты. На лице мудрое выражение, будто погружен в великие думы, но такой вид часто бывает и у тех, у кого в башке пусто, как в ограбленном замке.

Несколько минут серая наблюдала, как человек ковыряется со снаряжением. При каждом движении арбалетчика, ее рука дергается к антрацитовому клинку. Теонард старательно не замечает, но видно, что наготове.

Наконец Каонэль не выдержала и, стараясь держаться лицом к Теонарду, двинулась за воргом. Человек проводил ее взглядом, но смолчал.

Когда он остался позади, Каонэль перешла на бег. Тонкое обоняние позволило с легкостью различить запах Лотера среди остальных. Тем более, что крепкую смесь мускуса, медвежатины и хвои, которые источает звериное тело, спутать с чем-то очень сложно.

В темноте бора, перешедшие на ночное зрение, глаза эльфийки загорелись желтыми фонарями. Если бы кто-то был рядом – мог бы пользоваться ими в качестве освещения.

Сухая хвоя тихо хрустит под сапогами, даже несмотря на маленький вес серой. Слева молодая поросль можжевельника источает мятно-пряный запах. Аромат тянется от свежих ростков и смешивается с воздушным следом ворга, делая его еще необычней.

Спустя несколько минут она догнала Лотера, который, будто специально, идет большими шагами, порой даже прыгает. Да так, что ни один человек не сумеет.

Каонэль припустила, перепрыгивая сухие ветки, и через несколько секунд поравнялась с воргом.

– Плохо, – проговорила она, когда тот замедлил бег и оглянулся.

– Чего? – не понял он.

– С памятью, говорю, плохо, – пояснила серая

Лотер понимающе кивнул, хотя лицо осталось безучастным.

Они молча двинулись сквозь сосновый лес, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Через некоторое время небо посветлело, из зарослей можжевельника донеслось заливистое пение.

– Зарянка, – произнесла Каонэль неожиданно и задумчиво сморщила носик.

– Ну вот, – сказал Лотер, – а говоришь с памятью плохо.

Эльфийка пожала плечами и на ходу сорвала молодую хвойную веточку. Ловко растерев между пальцами, она поднесла к носу и блаженно потянула.

– Это не та память, – сказала она загадочно.

Ворг открыл рот, чтобы спросить, что там за варианты памяти у нее, но за спиной хрустнула ветка. Каонэль отвела назад уши, прислушиваясь к шорохам. Лотер ощетинился немного, превратив лицо в морду, и пошевелил носом.

– Теонард, ты долго красться будешь? – поинтересовался ворг, не оборачиваясь. – Или хочешь в спину ударить? Не забывай, я тебя ушами и носом вижу. Эльфийка, кажется, тоже.

Каонэль все же оглянулась, чтобы убедиться, что никто не целится из арбалета. Человек вышел из-за сосен, таща за собой уставшую лошадь с единственной оставшейся клеткой. Арбалет за спиной.

– Могу и в спину, пожалуй… – сказал Теонард. – Но пока, вроде, не за что?

Он дернул поводья, лошадь нехотя ускорилась, хрустя сухой хвоей под копытами. Когда они приблизились, эльфийка благоразумно перешла на другую сторону, так, что ворг оказался между ней и человеком. Лотер не упустил этого из виду и многозначительно хмыкнул.

– Хороший нюх? – спросил Теонард.

– Я тебя почуял, как только в лес зашел, – сказал ворг, – ветер с той стороны, и от тебя человечиной пахнет за версту.

Эльфийка фыркнула и закатила глаза. По лицу видно – хочет сказать что-то едкое, но пока не решается. Присматривается к спутникам, которые не очень-то дружелюбны. Ворг и это заметил, но снова промолчал, лишь сдвинул брови и высунул левый клык.

– Я вот что подумал, – начал человек нарочно бодрым голосом. – Дайте мне ваши осколки в долг? С помощью Талисмана я быстро отдам другие долги и верну их вам. И подарю свой осколок! Стройте, что хотите, делайте, что хотите…

Ворг и эльфийка одновременно повернули головы и уставились на него, как на безумного. Если ворг выглядит просто изумленным, то эльфийка настроена враждебно.

Глаза сверкнули, уши вытянулись.

– А можно я отрежу ему язык? – спросила она, глядя на человека.

– Не успеешь, – сказал Теонард, глядя перед собой. – Я уже убивал таких, как ты. И даже лучше тебя, настоящих эльфийских воинов, вооруженных до зубов. Я убивал их голыми руками, будучи связанным, израненным и умирающим от голода. Их было больше десятка в том жутком лесу….

Серая зашипела и схватилась за антрацитовую рукоять.

– Проверим? – спросила она, дрожа то ли от гнева, толи от страха за собственную смелость.

– Тихо! – прикрикнул ворг и опасливо завертел головой. – Прислушайтесь.

Лес затих. Птицы, до этого радостно щебетавшие, словно вымерли. Трескотня насекомых тоже пропала. Даже ветер стих, погрузив бор в жутковатую тишину.

В ней раздался тихий стон, похожий на подвывание голодной собаки. Вой продолжался до тех пор, пока не приблизился так близко, что превратился в рев. Каонэль прижала уши и схватилась было за клинок, но тут же опустила руку, словно до чего-то догадалась.

Теонард медленно вытянул арбалет и приготовился стрелять. Его лошадь зафырчала, раздраженно переступая копытами. Голуби в клетке прижухли и сбились в кучу.

– Какого лешего? – проговорил ворг, пригнувшись, чтобы в случае атаки быть готовым к прыжку.

Некоторое время все озирались, надеясь обнаружить непрошенного гостя. Но когда скрип деревьев раздался всего в нескольких шагах, Каонэль отпрыгнула в сторону и прокричала Лотеру:

– Ты в любого зверя можешь обратиться?

Тот бросил на нее непонимающий взгляд, эльфийка продолжила, отходя все дальше, пока не оказалась на опасно близком расстоянии с Теонардом:

– Тот-то и оно, что леший! – быстро произнесла она, косясь на стрелу арбалета. – В собаку. В собаку перекинься!

По выражению лица Лотера видно – он ни грамма не понял, что несет эльфийка. Но серая смотрит такими глазами, что пришлось выполнить.

Он отвернулся, чтобы края лацерны полностью закрывали спину, и с силой стукнулся головой о ствол сосны.

Послышался глухой треск, в стороны полетели красные искры вперемешку то ли с пеплом, то ли с шерстью. Фигура ворга быстро уменьшилась, через секунду под деревом оказалась огромная черная собака в плаще.

Собака повернула морду и вопросительно посмотрела на Каонэль.

Эльфийка впервые в жизни видела превращение ворга в зверя, поэтому впала в ступор. Но шумное дыхание Теонарда, в руках которого все еще блестит арбалет, привело в себя.

– Что дальше? – спросил человек.

Взгляд эльфийки снова скользнул по арбалету, затем переполз на лицо Теонарда. Тот глядит весело, стрела всего одна, дураку ясно, что тратить на нее – себе дороже. Но она-то, эльфийка, не дура!

Каонэль медленно попятилась, прижимая уши.

– Что, что, – выпалила она, – бежать. Вот что. Ворг, полай для приличия. Лешие боятся собак.

С этими словами она развернулась и бросилась через лес, отдавшись на волю чутью. А оно еще ни разу не подводило.

Стволы сосен замелькали, в ушах засвистел ветер, Каонэль понеслась сквозь бор, едва касаясь ногами подлеска.

Далеко за спиной раздался глухой лай, затем послышался шорох и топот. На секунду она задумалась. Если сейчас сбежит – они никогда не догонят. Еще не встречала никого, кто бегал бы быстрей. Даже знакомые эльфы удивлялись, как простая серая эльфийка умудряется быть такой прыткой.

Потом пришла мысль куда неприятней. Если человек умеет стрелять на бегу из арбалета, то сейчас она под прицелом. Стоит нажать на спусковой крючок, как привет в виде стрелы окажется между ребер. А в спину он выстрелит с удовольствием, сам говорил…

Серая ускорилась еще сильней, стала по-заячьи петлять, успевая огибать столетние сосны и перепрыгивать бревна. Прошло не меньше получаса, прежде чем Каонэль выскочила на скалистый обрыв.

Если в лесу все еще полумрак, то здесь совсем рассвело. Небо из бледно-сиреневого стало лазурно-голубым, только одна звезда все еще видна. Но как только поднимется солнце – исчезнет.

Каменный пятачок шириной не больше половины перелета стрелы, с трех сторон окружен лесом. А четвертой уходит в пропасть. Оттуда дует холодный ветер, норовя сорвать потрепанный плащ. На такой высоте он не может быть другим, да и к холоду эльфийка привыкла, но почему-то именно сейчас он мешает.

Камни на обрыве покрыты сухостоем. Кое-где порода настолько растрескалась, что не понятно, почему не обваливается. В расселинах с землей торчат пучки травы, сумевшей отвоевать пространство на жизнь. Местами даже цветочки видно.

У самого обрыва скала, больше напоминающая груду камней, которые от ветра и дождя превратились в монолит. Со стороны леса у основания скалы пещера. Свод низкий и вход завален какой-то гадостью. Серая присмотрелась. Среди кучи веток и шишек остатки незатейливой трапезы – кости вперемешку с переваренными остатками.

Каонэль скривилась – пещера точно обитаема.

Повинуясь чутью, она постаралась не шуметь и осторожно приблизилась к обрыву. Чтобы порывы ветра не сбили с ног, эльфийка чуть присела и заглянула за край.

Внизу раскинулась бескрайняя пропасть. Где-то далеко лес, который со скалы выглядит мохристым ковром и чем-то напоминает цветную капусту. Такую однажды видела в таверне. Дальше в утренней дымке теряются невысокие горы. Возможно и не горы, а искаженный горизонт. Не понятно. Потому, что даже эльфийские глаза не видят так далеко.

Боязнью высоты серая не страдала, но отошла на всякий случай. В этот момент из леса вылетела огромная псина. За спиной, как меха, развевается лацерна, в зубах тряпье. Пригляделась – штаны.

Псина с разбегу шарахнулась о камни, налету превращаясь в человека. Перед глазами Каонэль мелькнуло обнаженное мужское тело, но разобрать ничего не успела, потому что ворг умудрился извернуться и сомкнуть края плаща. Через секунду он уже на ногах, завязывает веревку на поясе.

– В следующий раз, – проговорил он, отдышавшись, – предупреждай. Мы оторвались, но по-моему эта тварь не отстанет.

– Я и предупредила, – бросила серая и сложила руки под грудью, что не ускользнуло от ворга. – И это не тварь, а леший. Где, кстати, твой человек с осколком?

Лотер жадно сглотнул, отводя взгляд от декольте эльфийки, и хрустнул шеей так громко, что из можжевелового куста рядом выскочила испуганная перепелка.

– Во-первых, он не мой, – начал он, – хотя если бы осколок…

Его прервал конский топот. Через мгновение по камням загремели лошадиные копыта, ворг и эльфийка разом обернулись.

Теонард гордо восседает в седле, арбалет из рук так и не выпустил, хотя стрелы в ложе нет. За спиной качается клетка с одуревшими от странствий птицами. Судя по морде, кобыла тоже не в восторге. Зато у человека лицо такое, словно только в одиночку что поборол лешего.

Он сделал показательный круг, что очень не просто на таком маленьком участке. Затем остановился прямо на середине каменного пятака и спешился. Пальцы скользнули в нагрудный карман. Несколько секунд он копошился, бормоча что-то под нос, затем плечи расслабились, человек выдохнул.

– А я уж надеялась, – бросила Каонэль многозначительно.

Теонард усмехнулся.

– Надежда мешает жить. Однажды я много раз надеялся, что со мной случится что-то хорошее, оттого и жил впроголодь. Если бы не проклятая надежда, давно бы жил во дворце, с сотней другой эльфийских невольников… Невольниц! С тремя бы я спал, меняя двух каждую ночь, тех, кто меньше понравился. Еще одна растирала бы мне ступни по ночам, а другая – махала опахалом, отгоняя зной.

Желтоглазая слушала, оставаясь неподвижной, взгляд скользил по фигуре человека. Из пропасти ударил холодный порыв, вздыбил волосы серой, так что она стала похожа на каргу. Ветер пронесся между деревьями и по верхушкам умчался дальше.

– Еще одна бы постоянно ворчала, а самая юная и прекрасная постоянно бы плакала и стенала, когда я ухожу в далекий поход, да так жалобно, что…

– Замолкни, – прошипела серая и вытянула покрасневшие уши, сигнал боевой готовности. – Они бы тебя зарезали в первую ночь! Никогда эльфы не будут махать опахалом над тобой!

Теонард с неохотой замолчал, глаза невидящие, все еще в своем дворце с прекрасными эльфийскими невольницами. Как пьяный переступает с ноги на ногу, одновременно занимая удобное для стрельбы положение, но эльфийка помнила, что стрела была всего одна. Она медленно положила ладонь на антрацитовую рукоять и сжала пальцы. Повисла пауза.

– Я же говорил, проклятая надежда только мешает, – сказал, наконец, Теонард. – Надеешься вот на что-то, а тебя ночью резать собрались.

– Могу и днем! – выкрикнула эльфийка.

Теонард торопливо отступил на несколько шагов, арбалет не поможет, в глазах раздумье, явно ищет другие способы… Кто знает, что скрывают его потайные карманы и сумки.

– Прекратите, болваны! – прорычал ворг и чирканул когтями о булыжник.

Но Каонэль не слушала, в глазах человека страх, стрелу потерял, в карманах, скорее всего, пусто, можно не только отплатить за оскорбления, но и отнять осколок… Отпружинив от камней, она зависла на несколько секунд в воздухе и кинулась на человека.

В этот момент в глубине пещеры что-то тревожно зашевелилось, послышался хриплый рев, похожий на смесь медвежьего рыка и мышиного писка. Из черноты выпорхнула стайка перепуганных птиц, которые непонятно что делали в таком месте. Затем раздался скрежет и грохот, словно кто-то тяжелый не может решить, как передвигаться – ползком или шагами.

Отвлеченная звуками, Каонэль пролетела мимо Теонарда и приземлилась на колено совсем не далеко от входа.

Ворг и человек обернулись, вглядываясь в глубину пещеры, откуда запахло очень недобрым.