2

Она устало прикрыла глаза.

Зря она не поверила тому странному уличному фокуснику, явившемуся к ней с утра, сразу после ухода мужа!

Этот обтрёпыш, босой, весь в клочьях нависавших на глаза грязных волос, сперва весьма развлёк её, жонглируя различными предметами. Вазы и яблоки, серебряные ножи и кубки то зависали в воздухе, то исчезали; то вдруг он вынимал их из своих обтрёпанных рукавов! Приходилось только надеяться, что вынимал всё, что запрятывал.

Но когда Кора, бросив ему одну за другой три золотых монеты, подняла уж костистую лапку, чтобы дать знак: «Довольно! Можешь удалиться!» – грязнуля замер, уставившись в пол. Потом выколупнул из-под своих ног, прямо из дворцового мозаичного пола, три небольших, с ладонь, плоских камня, выпиленных из розового песчаника. И, чуть помедлив, потребовал за них ещё три золотых монеты.

Золотых монет было не жалко, у Коры их было много, но её обуял дух противоречия.

– Три золотых за испорченную мозаику? Ты в своём уме, бродяга? – по-хозяйски вознегодовала химера.

– Письмена на этих камнях для тебя дороже трёх золотых, – прозвучал вкрадчивый ответ. – Если, конечно, тебя интересует судьба мужа, собственная судьба и судьба твоего народа. И поторопись, пока ещё не поздно.

– Что там может быть на этих камнях? Никакие это не письмена, а просто природные извилины! – Кора ходила по этим полам сотни раз, но не всматривалась. Голова её всегда была посажена высоко.

Но бродяга твердил, что на её полах отыскал самое настоящее предсказание. Которое теперь она должна купить у него, раз не умеет видеть сама. Кора была озабочена ожиданием сводок от мужа и не придала значения неблагозвучным завываниям этого глупца.

Тогда он дохнул и сжёг у неё на глазах один из камней. Прямо на ладони. А пепел стряхнул на пол.

– Это была судьба твоего мужа!

Кора фыркнула.

– Вот болтун, пустомеля! – но не могла не оценить мастерство фокусника: сжечь камень мог каждый, почти каждый стрикс, но не в любое время и не в любых условиях. А этот даже речи не замедлил!

За толкование двух оставшихся камней чумазый потребовал ту же цену, всё те же три золотых монеты. Она, медля, всё же отказалась, но на этот раз, не отрывая взгляда от странного гостя. Нарастающая тревога птичьим когтем цокала по стеклу.

Грязнуля вздохнул с глубочайшим сожалением, результатом чего стал не просто обугленный, а спёкшийся второй камень. С безвозвратно утраченной вязью таинственного рисунка.

– Раз тебя не интересует собственная судьба…

Ей захотелось напрочь отбросить мысли об изяществе и убить его!

За оставшийся камень фокусник потребовал первоначальную цену: три золотых.

– Судьба твоего народа! Неужели не стоит такой цены?

Не дыша, Кора приблизилась, пытаясь разглядеть его, бродяги, породу: человек или нелюдь? Тогда тот ещё глубже запрятался в свой капюшон.

Но когда уходил, получив свои три золотых, Кора заметила мелькнувшие в распахнувшихся полах плаща длинные седые пряди. Или ей почудилось?

Камень Кора оставила в тайнике своего покинутого розового дворца, не успев расшифровать путаную вязь рисунка. Отчётливо проступал лишь контур крылатого змея с волчьей головой да что-то, похожее на череп. Но как это трактовать, было непонятно. Пришлось даже пожалеть, что со злости отказалась от помощи бродяги. Стриксы сами умели пророчествовать и давать мудрые советы. Тем и славились. Но они не умели пророчествовать себе.

Потому что мудрому ответу должен был предшествовать правильно заданный вопрос. Этим даром стриксы были обделены. Талант задавать вопросы Создатели оставили людям.

3

По мнению Пирита, дорога отняла неоправданно много времени.

Но он вынужден был считаться с капризом своей спутницы. Привычная для юнцов-таганов скачка намётом – неприемлема была для сохранения её царственной осанки. Да и старый стрикс, этот преданный дуралей, начинал шипеть и кидаться под копыта, как только Пирит пытался прибавить шагу.

Кучу времени заняла церемониальная возня старикана с бурдюками и кувшинами: чтобы не вспыхнуть, стриксам жизненно необходимы были периодические омовения! А омовения Коры сопровождались таким количеством приседаний и поклонов со стороны двух её слуг, что даже по неподвижному лицу Пирита начали перетекать волны гневных морщин.

Не улучшала настроения и необходимость окорачивать прыть буйных приятелей, торопившихся в Таган, чтобы как можно скорее насладиться честью и славой завоевателей. Избавиться от этих торопыг, отпустив их вперёд, тоже не получалось: у Пирита не проходило ощущение, что за ними на протяжении всего пути кто-то следит. Пириту удавалось даже пару раз боковым зрением заметить какое-то мелькание. Но как только он, уставившись в подозрительную точку, ожидал разрастания опасности, всё оборачивалось ничем.

Нескольких приятелей, обернувшихся воронами, пришлось отправить патрулировать окрестности с высоты. Но это было возможно, пока не закатилось солнце. Без него солнечные вороны слепли, и патрулирование теряло смысл.

А между тем тьма густела. Горизонт стягивался шнуром-удавкой. Таган был уже совсем рядом, весь на виду. Казалось бы, пришпорь коней и дома. Но Пирит терпеливо и неуклонно выдерживал торжественный шаг процессии. И его друзьям пришлось подчиниться.

Они пытались было развлечься охотой на бестолково мечущихся вокруг летучих мышей. Но Кора запретила стрелять в этих мелких тварей, будто бы забыв на время об утрате статуса правительницы Корунда. Впрочем, юные таганы, пожав плечами, на удивление мирно подчинились её воле.

Насторожённость Пирита всё возрастала, чего раньше никогда не бывало при приближении к дому.

Он не понимал себя. Вроде бы никакой конкретной угрозы. Даже облака, нависавшие, словно небесные всадники, постепенно таяли во мгле. Но, несмотря на это, расслабления не наступало. Слишком напряжены были путешественники. Слишком неустойчиво было положение и пленников, и завоевателей.

4

К стенам Тагана пленённые стриксы и их торжественный эскорт прибыли поздним-поздним вечером.

Истомились люди, измаялись стриксы, заморились кони. Все настроились было на последнее усилие, чтобы поскорее оказаться за городской стеной, в безопасности.

Но не тут-то было!

Таган, родной Таган, встретил их факельной круговертью.

Само по себе это не могло встревожить, ведь город поклонялся небесному огню. Но в этот раз огня было слишком уж много!

Встревоженный таинственным исчезновением архонта и опьянённый неожиданной и красочной победой над агрессорами-стриксами, город и не думал спать!

Город возомнил о себе как о воине, родившемся под благодатным огненным дождём. К тому же молодой кузнец по имени Корвус притащил на Площадь Часов связку новеньких, свежо побрякивающих мечей. Сказал, что хоролуги – его личный подарок к городскому празднику! Кузнец был из степняков и недавно пережил операцию по открытию «родника». Первый полёт так вдохновил его, что мечи, похожие на языки пламени, буквально слетали с наковальни!

Мечи были действительно праздничными! Таганы удивлённо разглядывали новое оружие, так похожее на красивые игрушки! Бродили, конечно, в глубинах их сознания тайные сомнения – можно ли, нельзя ли брать подарок? Не мешало бы получить разрешение архонта…

Но старый архонт бесследно исчез! Поэтому сомнения недолго терзали стоящих перед новенькими мечами таганов. Соблазн завладеть новой игрушкой был столь велик, что, утешив себя резоном, дескать, надо же испытать новое оружие, горожане расхватали мечи. В парах друг против дружки мечи показали себя вяло, они будто не хотели пересекаться! Тогда их владельцы живо сыскали «работёнку» этим «лентяям».

Так первой работой мечей Корвуса стало обезглавливание летунов-стриксов. По сути – изничтожение.

Взбудораженные горожане щедро украсили арку ворот и крепостные стены их черепами! Длинномордые, похожие на конские, вздыбленные на пиках, они буквально нависали над проезжающими! Кривлялись в мечущемся факельном пламени, заглядывали в лица, напоминали о себе! Обугленные, они выглядели жутко…

Пирит покосился на спутницу. Он пожалел, что не предусмотрел подобного «украшательства». Впрочем, всё равно не вышло бы изменить хоть что-то! Судя по состоянию взбудораженного города, никто не пожелал бы расстаться с этими законными знаками победы! Закрепили черепа добротно, и было их великое множество!

На протяжении всего пути Кора прятала взгляд. То ли размышляла о чём-то, то ли печалилась. Но не жаловалась и ни о чём не просила. Не дрогнула и сейчас, только ещё выше задрала свою козью морду, будто не видела, будто не понимала, что это отныне для неё значит. Да время от времени крепче вцеплялась коготками в шёлковый свёрток с головой мужа. Пирит тоже хранил молчание. Он выжидал.

И вот!

«Гостья Тан-Тагана – Правительница Корунда – Кора!» – было объявлено стражниками в момент их въезда в городские ворота. А о нём, Пирите, – ни слова!

Всё верно. Это его отец был архонтом. А он никто. Пока никто.

Зато химера изумлённо взглянула на своего спутника: что за игру он затевает, этот юнец? И чего стоит их, химер, хвалёная мудрость, если она не в состоянии просчитать смысл действий мальчишки?

А Пирит мысленно похвалил себя за предусмотрительность.

5

Та, чьё второе имя Танит, не имела обыкновения делить вещи на главные и второстепенные. Она рассеивала свой свет поровну, чтобы хватало всем понемногу.

Она не виновата в том, что одни подхватывали её дар и, подкрепив собственной силой, отдавали обратно. При этом обыкновенно доставалось и всему окружающему: степи, кустам и травам, цикадам и светлячкам. И даже этим суетливым, вечно суматошно мечущимся летучим мышам!

Но той, чьё второе имя Танит, никто не запрещал особо любить вещи, щедрые в отражении её света.

Эти вещи были именно такими.

Они сияли как лучи. Лучи, смело развалившие тьму на две части: по одну сторону от неё, и по другую.

Тьма и Пустота вокруг тонких лезвий казались абсолютной по сравнению с этим острым, резким сиянием. Хотя все вокруг знали, что Пустота полнилась густой ночной жизнью.

Но как часто невидимое признаётся несуществующим!

Таганы встретили Пирита направленными в его сторону мечами. И бешеные факельные блики лишь усилили лунное сияние лезвий.

***

Пирит сразу обратил внимание на то, что в руках таганов совершенно новое оружие.

«Когда они успели? Я отсутствовал несколько дней! И на тебе! Подумать только, какая плотность может быть у некоторых дней! Мне казалось, именно я совершаю судьбоносные для города подвиги. Но эти мечи, появившиеся в моё отсутствие, похоже, нечто совершенно уникальное! Жаль только, что в данный момент они нацелены на меня!»