3. Анклавные периферии, которые со всех сторон окружены чужеродным ареалом (ретероманские районы Граубюндена в Швейцарии).

4. Периферии неудавшегося центра – территории, которые пытались стать центром государствообразования, но эта попытка оказалась неудачной (Шотландия, Каталония, Аквитания, Бавария) [417].

Модель «центр-периферия», точнее ее инновационная концепция тесно связана с теорией диффузии инноваций. Здесь под инновациями подразумеваются новые политические явления, идеи, которые постепенно распространяются по геопространству. Автор этой теории – шведский географ Торстен Хегерстранд, основные работы которого вышли в конце 1960-х годов. Он занимался исследованиями южных районов Швеции, предметом его анализа были процессы распространения тех или иных социально-политических явлений. Им была открыта пространственно-временная картина этих процессов, затем появилась и специальная теория.

Модель «центр-периферия «является небесспорной. Необходимо отметить, что отношение к территориям как к центрам и перифериям не должно иметь аксиологической окраски, т. е. периферия не может восприниматься как что-то вторичное или отсталое. Возможен альтернативный подход, который снимает предвзятое отношение к периферии, – двухполюсные и многополюсные модели, в которых периферии считаются особыми центрами (традиции, консерватизм) [316, 181—186].

Характер взаимоотношений Центра и регионов, способ распределения власти между ними определяют форму государственного устройства и структуру управления внутреннего геопространства. Во многих современных государствах государственно-территориальное устройство базируется на принципах федерализма.

Зарубежные авторы в исследованиях геопространства государств не ограничиваются рамками «центр-периферия». Немало уделяется внимания синергетическим эффектам управления в региональном геопространстве. Так, по мнению немецкого исследователя Д. Фюрста, характерными особенностями регионального регулирования являются, во-первых, в отличие от институционализированной системы государственной власти – система координации коллективных действий региональных акторов по достижению ими совместно поставленных целей. Во-вторых, интеграция трех видов управленческой логики: иерархической (управление политико-административными единицами), рыночной (управление хозяйствующими субъектами), социоэмоциональной (управление социальной и культурной сферами). В-третьих, смещение акцентов от регулятивного к кооперативному типу государственного управления, от централизованного к децентрализованному самоуправлению, от административно-территориальных – к функциональным отношениям внутри регионального геопространства [375, 370—380].

C точки зрения федерального ведомства ФРГ по строительству и пространственному планированию, региональное сетевое геопространство – это формы кооперации в регионе, при которых партнеры добровольно и равноправно соединяют и дополняют свои способности и потенциалы для того, чтобы совместно лучше выполнять свои задачи [405, 2]. При этом региональные сети рассматриваются, как отмечает И.В. Арженовский, в качестве антипода конкуренции территорий, хотя они сами вызваны к жизни обостряющейся глобальной конкуренцией [7, 54—55].

Зарубежный опыт стимулирования синергетических процессов в регионах представляет, безусловно, непосредственный интерес для решения актуальных проблем внутренней геополитики Российской Федерации.

Теоретико-методологические основы геополитического анализа регионов современной России должны строиться, на наш взгляд, прежде всего, на конституировании роли и значения внутренней геополитики Российской Федерации и ее методологии.

Методология внутренней геополитики в российском геопространстве исходит из целого ряда объективных предпосылок. Остановимся на некоторых из них.

1. Региональная стратификация в России имеет глубокие исторические корни.

С самого рождения Россия была полиэтническим государством. Древняя Русь IX—XII вв. объединяла более 20 различных этнических групп. Во времена феодальной раздробленности (XIII—XV вв.) исконно русские земли представляли собой многочисленные самостоятельные княжества со своими границами и порядками, которые долго давали о себе знать после образования централизованного государства и отложились в его геополитических кодах.

Сочетание климатических и бассейновых факторов привело к тому, что в Древней Руси возникают две оси политической интеграции: вертикальная днепровская, и горизонтальная, лесостепная. Горизонтальная ось шла от Карпат через днестровский и южнобужский секторы лесостепи, пересекала днепровское средоточие и уходила в донецко-донской сектор лесостепи. Вертикальная ось до лесостепного Поднепровья шла на север к Ладоге, чтобы через волоки соединить бассейн Днепра с бассейнами Западной Двины и Ловати. Расположившийся в перекрестке перевернутой Т-образной конструкции Киев, «матерь городов русских», уже с VI—VII в. в. стал выступать как центр консолидации геополитической общности восточных племен и племенных союзов. Подобная геополитическая формула уже с самого начала предопределяет феномен многоликости Руси, задает алгоритм ее постоянных умножений.

При всей продолжительности племенной геополитики, способствующей медленному освоению пространств Западной Евразии и созданию все новых обитаемых «островов» у речных и озерных урочищ, она завершилась, сменилась на более сложную. Племенные «острова «образовывали целые «архипелаги», внутри которых и между которыми развивались контакты. Возникали союзы племен, а там, где благоприятствовала среда, – городища и грады, становившиеся в условиях войны убежищами для окрестных племен, а в мирное время – местами их общения, торговли, общих празднеств и принятия политических решений. Результатом этих процессов стало формирование полисной геополитики, которой противостояла деспотическая, предполагающая «собирание земель «с помощью экзополитарного народа-войска, т. е. дружины, которая вставала над градами и весями, над племенами, чтобы выступать как дисциплинирующая сила. Эта модель отражена в легенде о призвании варягов [117, 85].

2. Геополитические революции конца ХХ и начала XXI вв. коренным образом изменили геополитическую картину мира. Они были обусловлены мощными геополитическими процессами на территории бывших СССР и стран социалистического содружества. Глобализация мировой экономики и децентрализация управления экономикой отдельных государств детерминировали, как отмечалось выше, геополитическую самоидентификацию регионов, а также возрастание значения внетерриториальных, трансграничных отношений. Не случайно сегодня ТНК уже ставят на повестку дня проблемы корпоративного гражданства, создают соответствующие организационные и коммуникативные условия внутри компании [244, 99].

3. Геополитическое положение России после распада Советского Союза и появления на его территории новых государственных образований стало трансрегиональным. На любом из участков своего собственного пограничья Российская Федерация имеет выход на определенные геополитические регионы мира. Более половины субъектов Федерации, пять из шести крупных ее геоэкономических регионов стали пограничными. В них проживает около половины населения России, что затрагивает политическое сознание и поведение региональной элиты. Ее деятельность приобретает все большее геополитическое звучание.

4. Особый характер имеет региональная структура российского государства. Российские регионы отличаются большими территориями, значительно превосходящими территории многих государств мира. Политико-географические образы российских регионов соизмеримы геополитическими образами многих государств мира. Региональные центры, бесспорно, представляют новый потенциал России, но если политическая ситуация будет неблагоприятной, они будут конкурировать с Москвой и вызовут внутреннее напряжение в государстве.

5. Региональный фактор частично компенсирует незавершенность институционализации партийной системы, формирования социальных общностей (классов, других социальных групп), способных самостоятельно артикулировать свои политические и экономические интересы. Поэтому в отношении регионов актуальны слова А. Хаусхофера: «Геополитика определяет взаимоотношения между окружающим человека пространством и политическими формами жизни» [379, 16].

Доминантные особенности региона, требования социально-экономической политики делают его потенциальным субъектом политических интересов и втягивают в борьбу разнообразных геополитических сил.

6. Сочетание огромного пространства России с ее относительно небольшим и, к сожалению, постоянно редеющим населением ставит ряд региональных геополитических вызовов и угроз, ответы на которые предопределяют судьбу и геополитическое положение страны на многие десятилетия вперед. Одним из ключевых факторов мирового веса и геополитического статуса России остаются ее собственное единство и целостность – не только политическая, экономическая, но и социальная, культурная, демографическая. Таким образом, осуществление действенного контроля над отдельными территориями страны выходит на передний край.

Эти рассмотренные нами объективные предпосылки и проблемы определяют роль и значение российской внутренней геополитики и ее методологии. Они взаимосвязаны и оказывают системное влияние на геополитические процессы в стране.

Но внутреннюю геополитику РФ нельзя сводить к региональной социально-экономической политике в Российской Федерации по целому ряду оснований.

1. Внутренняя геополитика непосредственно призвана решать стратегические задачи общей глобальной геополитики Российской Федерации, ее национальной безопасности. Региональная политика решает скорее тактические задачи социально-экономического развития регионов. Внутренняя геополитика вытекает из объективной закономерности развития государства, региональная политика – из программы конкретного правительства на данном этапе времени.

2. Внутренняя геополитика России как «открытая система» не совпадает с административными границами РФ. Структурные единицы объекта внутренней геополитики формируются как океаническо-континентальные таксоны, которые являются естественно-географической, этнополитической и экономической предпосылкой формирования внутренних геополитических и геоэкономических регионов. А региональная политика базируется в целом на сложившейся «сети административно-территориальных единиц».

3. Внутренняя геополитика направлена на обеспечение территориальной целостности и единства политического, экономического, духовного пространства России как хартленда (heartland), как субъекта мировых геополитических процессов.

Сегодня ввиду недостаточной оформленности политических отношений внутри страны говорить о целостности региональной системы и, соответственно, региональной политики пока не совсем корректно. В России до сих пор четко не различается государственное и региональное строительство.

4. Внутренняя геополитика структурирует геопространство Российской Федерации как субъекта мировой геополитики на геополитическое ядро, полупериферию и периферию (внешнюю, буферную, анклавную, неудавшегося центра и т. д.) по роли территорий в истории становления государства, по геополитическому значению регионов и в русле взаимодействия центростремительных и центробежных геополитических сил на основе реализации функций управления, воспроизводства инноваций и контроля над всем геопространством. Российской системе региональной хозяйственно-политической деятельности такая задача картографирования локализированной деятельности территорий до сих пор не ставилась.

5. Внутренняя геополитика определяет формы регионального взаимодействия на уровне межгосударственных и трансрегиональных отношений, учитывает особенности сорасположения составных частей страны по отношению к третьим странам – союзникам и потенциальным геополитическим противникам. Современные процессы глобализации – с одной стороны, и регионализации – с другой стороны будут способствовать дальнейшему развитию таких социальных сетей, которые не входят в парадигму региональной политики.

6. Внутренняя геополитика решает задачи обеспечения действенного контроля над территориями государства, которое в условиях процессов глобализации теряет привычную ранее монолитность, и его регионы становятся субъектами мировой политики, удовлетворяющими не только региональные, но и общегосударственные потребности. В этих условиях исчезают привычные ранее границы между внутренней и внешней политикой.

7. Внутренняя геополитика должна анализировать этнополитические процессы (включая конфликтогенные) в регионах, учитывать геополитические коды региональных этнических систем, богатство их социального генофонда как части мировой геоцивилизационной системы, оценивать геополитическую роль межцивилизационного, трансрегионального взаимодействия, которые не являются объектом региональной политики.

8. Объектом и субъектом внутренней геополитики является региональная политическая элита в той мере, в какой ее деятельность как внутри страны, так и на международной арене затрагивает общегосударственные, геополитические интересы. Трансрегиональный политический маневр элиты может быть реализован в качестве ресурса для дальнейшего структурирования российского геополитического пространства.

9. Внутренняя геополитика анализирует региональную структуру как некую результатирующую взаимодействий в геопространстве Российской Федерации разного рода силовых геополей (военных, политических, экономических, культурных, идеологических и т. д.), носителями которых выступают российские регионы.

10. Внутренняя геополитика выявляет и отвечает в регионах на геополитические вызовы и угрозы, на военно-политическое давление, экономическую, информационно-психологическую, культурно-историческую, этноконфессиональную, демографическую экспансию различных геополитических сил, определяющих особенности глобального развития.

Внутренняя геополитика направлена на обеспечение региональной и национальной безопасности государства как актора мировых геополитических процессов.