– Настоящие жёны «декабристов» 13 века. Какая верность и самоотверженность! Ладно, согласился я. Раз уж вы такие любящие, то я пойду вам навстречу. Я ценю подобную искренность. и уважаю вас за этот шаг. Для вас поставят 4 палатки, в которых вы поселитесь. Но я вас тоже заставлю работать. Одна из вас будет заниматься детьми, а три других выполнять мои указания, потому что вы должны заработать на своё содержание своим трудом. Вечером я буду отпускать ваших мужей к вам на 2-3 часа, но ночевать они будут обязаны со своими коллегами, если можно так выразиться. Если вы согласны, то оставайтесь, а если нет, то ладья ещё ждёт вас.

Они согласились остаться и пытались обнимать мои сапоги, но я не позволил. Меня в самом деле поразила такая привязанность этих молодых женщин. Им было не более 25 лет, а самому младшему ребёнку от силы полтора года. Я указал, стоящему рядом старшине:

-– Женя, поставь 4 шестиместных палатки для этих героических женщин. А вы, следуйте за ним.

Я же отправился поглядеть на наши успехи. Общими, с работниками торга, усилиями, закончено строительство пристани. В дно реки были забиты десятки свай из брёвен, на которые уложены наши доски. Причал протянулся вдоль берега на сто метров, имея ширину 5 метров и переходил плавно в сушу берега. Наши корабли и ладьи занимали крайние позиции в глубине залива. Мы со старшиной торга договорились, что он будет взимать с ладей по 2 ногаты в день, а с кораблей побольше по 4 ногаты за стоянку. Простые лодки обычно приставали к берегу, и хозяева вытаскивали их на сушу. Между тем в стороне от торга появились первые землянки, заселённые работниками торга – грузчиками, постоянными торговцами, перекупщиками, охранниками, сторожами и т.п.

В них появились женщины и дети. Я не препятствовал этому, но предупредил, чтобы дорогу к причалу от лагеря держали свободной от строений по 20 метров в обе стороны и не застраивали территорию напротив нашей стоянки. С установкой антенны, я поддерживал связь с Данковым и Маргеловым. Даже несколько раз пообщался со своими девчатами. Строители уже выложили стены учебного корпуса и занимались возведением крыши и внутренней отделкой. Здание по высоте конька достигала 11 метров. Каждый этаж имел высоту до потолка в 2 с половиной метра. Суздальцы строили склады против нашего причала. Остальные строили конюшни, хлев, птичники, гаражи, склады. Лесорубы вырубили уже 11 гектаров леса. По плану, пока ещё, освободили полосу шириной 800 х 130 м и продолжали её расширять. Все помещения занимали первые 20 метров полосы, ближе к реке. Планировали расчистить площадку 800х800 м для будущего посёлка, по аналогии с Маргелово. Разметили площадку для строительства бани и клуба.

21 августа. Воскресенье. До ближайшей церкви более 200 км. Мы не ходили на службу полтора месяца, но это никого не волнует. Сегодня разрешил устроить выходной день. Как раз вчера к вечеру, закончили баню и сегодня люди, по очереди моются. До этого мылись прямо в реке. Баня большая -24х8 м. Два зала, из которых поменьше – женский. Раздевалки, парные, кладовые для тазиков, помещение для персонала – всё по уму. Чтобы использовать рационально площади посёлка, все помещения строим в три этажа. Поэтому над баней два этажа. Второй этаж отвели для клуба, а третий для школы, с тремя помещениями для классов и одно для учительской и школьных пособий. Я собирался законодательно подчинить себе все, окружающие посёлок деревни, в радиусе до 5 километров и заставить родителей отпускать своих детей, в возрасте от 6-7 до 12 лет, в школу. Территорию эту, я намеревался объявить свободной от власти любых княжеств и подчиняющихся лишь «Совету десяти».

Наконец-то закончили строительство учебного корпуса, конюшен, хлева, складов, бани, клуба, гаражей и взялись за строительство казармы на три роты волонтёров. Это будет здание П-образной формы, в средней части которого разместится штаб, руководящие органы посёлка и комендатура свободной территории. Всё имущество из временного склада перед лесополосой, ограждающей посёлок от пристани и стихийного рынка, переместили в постоянные склады, а оставленные помещения передали администрации торга, где они тут же создали свои склады, отдаваемые в аренду. Я уже известил все, окружающие нас населённые пункты, об их новом статусе «Свободной территории», подчинённой пока, лично мне и о необходимости обучения детей в школе с 1 сентября.

Не всем, наверно, понравилось известие о закреплении местного населения под властью неизвестного «Совета десяти», но пока ещё, с них не начали собирать налоги и заставлять работать на барщине, народ решил ждать, чем всё закончится. О своём решении я сообщил в Маргелово, и Судейкин ответил мне, что согласует мои действия с князьями. Я также передал ему, что необходимо объявить всё население нашего округа свободным от холопства, а всех бывших холопов, бежавших от своих хозяев освободить от преследования. Судейкин обещал решить этот вопрос в скором времени. Он вообще хотел отменить институт холопства во всех княжествах, зависящих от Рязани, но эта проблема наверняка потребует значительных усилий и времени.

Маргелово. Похищение.

После отбытия Вождёва, в посёлке стало гораздо свободнее. Продолжалось расширение территории за лесополосой. Предприятия выпускали примусы, брикеты топлива, доски и деревянные изделия, керосин и нефтяное масло на рынок. Корабль занимался перевозом товаров. Волонтёры учились, устраивались манёвры. На освободившиеся места в казарме пригласили всех 200 волонтёров из Коломны. Их надлежало научить обращаться с огнестрельным оружием, так как «Совет десяти», принял решение, довести количество стрельцов до 1000 человек, по количеству имеющегося оружия на складе. Был собран хороший урожай, но гораздо меньше планируемого. Погода в этом году подкачала. Тем не менее, урожай нашего экспериментального зерна даже превысил общий урожай обычных культур.

Наши зерновые с 60 га дали гречки и пшеницы 186 тонн, против 156 тонн обычных со 195 га., то есть урожайность наших зёрен превысила обычные в 4-5 раз. А картофеля, хоть и ожидали его вдвое больше, собрали всего 560 тонн, из которых 60 тонн решили пустить в пищу, а остальное посадить в следующем году вместо зерна, которое можно сажать уже только наше, на вновь освобождаемых территориях. Предполагалось, что в

следующем году мы будем иметь до 300 га пашни. Для этого мы оставили для посева 200 центнеров нашей гречки, 200 центнеров пшеницы и 300 тонн картофеля, не учитывая незначительного количества кукурузы и подсолнечника, для которых отводилось по 1 га. Для тыквы и кабачков запланировали 5 га и для остальной

мелочи- помидоров, баклажанов, перца всего 1 га. Оставшегося нам должно было теперь хватить на прокорм более чем нужно. Но вновь мы решили есть только местные зерновые, а наши складировать до следующего года. мало ли что?

Мы начали получать небольшой доход от своей деятельности. К концу августа, от продажи керосина, примусов, досок и т.п., а также фрахта корабля получили 182 гривны, что с лихвой окупало все затраты на производство. Если дело пойдёт так дальше, то мы станем рентабельными. Но следует учесть, что со следующего года мы будем платить налоги в казну княжества Пронского, к которому мы относились территориально. Половину этой суммы заберёт Рязань, как участник совместного предприятия по обучению волонтёров. Со сбором урожая, возобновилось строительство коттеджей внутри посёлка. По плану к следующей посевной выстроим их примерно 25-30. Между тем, в посёлок прибыло ещё 16 семей специалистов разного профиля, нанявшихся самостоятельно, поскольку слухи о хорошем заработке и добром отношении к рабочим начали растекаться по княжеству.

К счастью, свободных коттеджей пока хватало, тем, более, что семьи 20 артельщиков предполагалось выслать за мужьями в Воронеж. Туда же пошлём ещё одного кузнеца, плотника, каменщика, печника и наших наложниц. Судейкина весьма заинтриговало предложение Вождёва, объявить свободной зоной, территорию Воронежа. Очень сомнительным выглядело решение вопроса об освобождении осевших в Воронеже беглых холопов, а также 20-ти наложниц, которые до сих пор являлись собственностью боярина Кобылы. Такой вопрос надо решать уже в масштабах всего княжества. Вот будет крика в боярской думе! Надо ехать в Рязань и собирать думу и решать этот вопрос хотя бы на уровне одного княжества. Судейкин оповестил князя Ингваря о своём приезде и необходимости собрания боярской думы полного состава. Назначили собрание на 25 августа.

25 августа. Четверг. Судейкин поехал в Рязань с Иманкуловым и двумя десятками волонтёров. Для этого воспользовались ЗИЛ131. Автомобиль уже не вызывал панического ажиотажа у жителей, но всё равно к нему относились с опаской. Машина въехала в Рязань, но узкие улицы были мало приспособлены для езды по ним и поэтому ЗИЛ остался снаружи стен, под охраной десятка гвардейцев – так мы стали называть тех 32 воинов эрзя, из прибывших с Микишем и Кежаем. Эти люди умели водить машины и САУ, стрелять из пулемёта и пушки. Они слыли самыми надёжиыми воинами в нашей армии, включая ещё 12 женщин, которые сейчас, по причине наличия детей, в наших разборках не участвовали. Собрание началось в 12 часов дня.

Ингвар радушно принял нас и лично привёл в собрание, указав мне и Иманкулову места на скамейке среди бояр. Присутствовали и Кобыла, чьи холопки исполняли обязанности наложниц у курсантов, предстоятель главного собора, отец Варсонофий и сам, епископ Муромский и Рязанский Ефросин Святогорец. Выслушали доклад одного из бояр по сбору налогов с нынешнего урожая, который в этом году оказался несколько ниже прошлогоднего. Другой боярин отчитался за расходы казны, в том числе и на содержание 300 Рязанских волонтёров, также на помощь Маргеловскому отделению.

После них князь предоставил слово Судейкину. Судейкин: – Я встал и сообщил, кстати, о расходах на наше подразделение – мы принесли больше прибыли в результате разгрома Суздальцев, чем убытков, поэтому об этом не следует забывать. Я хочу обратиться к думе со следующим предложением: в настоящее время достаточно много беглых холопов обретаются в местах, не подвластных Рязанскому княжеству, и занимающимися деятельностью, не приносящей пользы своим бывшим хозяевам.

Вернуть их нет никакой возможности и поэтому, не посчитает ли дума возможным, объявить их свободными, учитывая, что мы найдём им достойное применение, позволяющее принести большую пользу и прибыль княжеству?

– Ого, как вскинулись бояре! Как так? Не можно так решать! Есть закон, о не подлежащем времени, возврате холопов прежним хозяевам. До самой своей смерти, они будут считаться собственностью хозяев и никакой альтернативы не может быть. Более того, решение об их освобождении подорвёт основы государственности и личной собственности, освящённой законами и церковью! Я вновь призвал бояр к логике – послушайте, ведь эти холопы всё равно недостижимы и, мало того, при попытке их возврата, прибегнут к вооружённому отпору, что повлечёт жертвы и большие государственные расходы, а возможно и гибели самих этих холопов.

Какой смысл считать их своими? Это совершенно неразумно. Подумайте сами – я предлагаю возможность вернуть сотни, а может быть даже тысячи людей в лоно государства и церкви! Это ведь даст немалые деньги в казну государства и, в конечном счёте, вам самим! В дальнейшем последовала продолжительная перепалка. Высказался и князь, в том духе, что я даю дельный совет, который даст княжеству прибыль и новых подданных. Выступил и епископ Ефросин, призвав бояр проявить человеколюбие и милость к несчастным, приводя пример, что все эти холопы являются такими же христианами, как и здесь присутствующие. Эта склока продолжалась два часа, но нам удалось всё-таки убедить бояр в их недальновидности и бессмысленности настаивать о признании прав собственности на отсутствующие объекты (холопов).

Это словесное сражение было настолько тяжёлым, что о всеобщем признании холопов свободными в целом по княжеству, не могло быть и речи. Я решил отложить этот вопрос на неопределённое время. Я понимал, что и решение об освобождении наложниц тоже не удастся протащить и решил этот вопрос решить полюбовно с самим боярином Кобылой. Покидая собрание, я шепнул Кобыле, что у меня есть к нему разговор. Я отпустил Иманкулова, предложив ему навестить Паруша, пока я буду уговаривать Кобылу дать вольную свои холопкам. Кобыла вышел следом, и я зашёл с ним в какую-то свободную комнату. Мы уселись на лавку у стены, и я изложил ему свою просьбу. Кобыла насупился и помрачнел.

– Нет! – сказал он. – Я не дам им вольную. Чего ради, я буду разбрасываться своим имуществом?

Я мог бы напомнить ему, что этих наложниц он выдал нам по приказу ханши Боракчин, ослушаться которой он никак не мог. Но тут я понял, что мы сами виноваты, не потребовав в своё время купчей на владение имуществом. Ну что тут поделаешь? Придётся торговаться и покупать этих девушек. Я спросил, что он хочет за них? Кобыла, не будь дураком, запросил по 12 гривен за каждую, что составило 240 гривен – сумасшедшую сумму, равную содержанию роты волонтёров в течении года. Я был обескуражен. Слава Богу, хоть беглых холопов удалось отбить!

Хотя бояре принудили меня согласиться на составлении списка всех отпускаемых на волю холопов, с указанием их бывших хозяев. Я взглянул на свой перстень, который мне подарили возвратившиеся из похода в Баку волонтёры. Я понятия не имел о его стоимости, но был уверен, что стоит он дорого. Я снял его с пальца и протянул Кобыле – вот возьми за девок! Он взял перстень, и я заметил, как загорелись его глаза.

Кобыла произнёс: – Ладно господин лейтенант, только по дружбе, отдам тебе твоих девок. Заходи завтра за купчей. Я не хотел задерживаться в Рязани и попросил его прислать купчую с нарочным. Мы распрощались, и я направился в сторону выхода. Я задумался, вспоминая отчаянную борьбу за свободу холопов и не услышал шагов сзади. Удар сзади по голове, и я отключился.

Судейкин: – Я очнулся, ощущая под собой дно телеги, подскакивающее на ухабах. Меня куда-то везли. Руки мои были связаны сзади, ноги тоже. Мало того, верёвка была пропущена между руками и ногами внатяжку, заставляя меня выгибаться назад.

Я перевернулся на бок и увидел вверху облака и опустившееся солнце. Видимо я был без сознания не меньше пары часов, если меня везут уже далеко за городом. Впереди маячила спина возничего, понукавшего лошадь. По одежде это был обычный простолюдин. – Очнулся? – услышал я сзади. Там скакали несколько всадников, вооружённых и одетых в доспехи. Я не ответил. Да и меня больше не спрашивали.

Через час мы заехали на какой-то двор. По увиденной мною макушке церкви, я понял, что это, скорее всего, монастырь. Телега остановилась. Меня выволокли из неё, и потащили в распахнутую дверь. Проволокли по ступеням в подвал и втолкнули в тесную клетку.

– Повернись спиной, – приказал один из стражей. Я повернулся и тот развязал верёвки. Я тут же начал тереть и массажировать затёкшие конечности. – Посиди пока тут, объявил тот же страж и вышел. Я оказался в подвале, тёмном и душном. Имелось одно маленькое окошко в стене, настолько засиженное мухами, что через него едва пробивались лучи ещё не скрывшегося солнца. Помещение 8х6 метров, с рядами клеток вдоль стен, точно таких же, как и у меня. Размер клетки метр на метр, что позволяет усесться, но не лежать. В середине стол и два стула. На одной из стен висят какие-то предметы. Приглядевшись, я понял, что это орудия пыток – плети разной длины и толщины, какие-то железяки. Ну, я попал, наконец смог я начать мыслить.

Что же случилось? Я помню, шёл к выходу из терема, когда получил удар по затылку. Вот что значит не носить шлём! Берет -не самая надёжная защита от удара дубиной! Кто же меня приласкал? Клеток я насчитал аж 16 штук. Ещё одна клетка, третья от меня, была занята каким-то неопрятным типом, одетым в рваньё, но было видно, что его одежда не так давно была достаточно богатой. Его короткие волосы слиплись от грязи и крови, да и сам он был невероятно грязен, будто его валяли в болоте, а потом катали по пыли. Он сидел, отрешившись от мира, ничего не видя перед собой, уставившись в одну точку. Он не обратил внимания на моё появление и даже не изменил направления взгляда. Чокнутый- подумал я.

Рядом с ним сидел ещё один узник. Он был одет, как богатый купец или княжеский придворный. Он меня разглядел, но не произнёс ни слова. Ладно, подождём, решил я про себя и пошарил по своему телу. Ремень с кобурой и пистолет, штык нож, с которыми никто из нас не расставался, отсутствовали. Однако ждать пришлось долго. Всю ночь я провёл, скорчившись в клетке и даже поспал, но утром, затёкшая шея, дала о себе знать головной болью, усугублённой последствиями удара по затылку. Мой сосед, вроде бы немного отошёл и что-то бормотал себе под нос.

26 августа. Пятница. Я разобрал некоторые слова, типа – это не я, я не виноват. Другой безмятежно спал. Забрезжило утро. Мне захотелось по-маленькому, и я побрызгал через прутья решётки в сторону входа. Хотелось также пить. Почему-то часы, с руки у меня, не сняли, видимо не заметили через рукав гимнастёрки. Они показывали 8 часов утра. Но вот заскрипела дверь и в подвал зашли трое. Первым шёл здоровенный мужик, в фартуке, и голым торсом. Мускулы играли на его руках.

Боже мой! Его лицо чем-то мне знакомо! Я начал вспоминать. Следом зашёл монах в чёрном одеянии, а за ним человек, в обычной одежде горожанина, держащий в руках письменные принадлежности. Монах взял один стул и поставил его рядом с моей клеткой и уселся на него, сверля меня взглядом. Его глаза горели фанатичным блеском. Тот, который с бумагами, уселся за стол и разложил на столе свои предметы, приготовившись писать. Здоровяк тоже приблизился к клетке и смотрел на меня мрачным взглядом. Я никак не мог вспомнить, откуда он мне знаком.

Вдруг я заметил, что и он узнаёт меня. Тут меня осенило: – Ну как же! Трактир в Рязани, Беспалый, драка со здоровяком. Кажется, его кличка была Бугай? Или бык? Не помню. Да и какое теперь до этого дело. Самая подходящая работа для такого экземпляра.

Я сразу сообразил, что это кат –палач. И он будет меня катать, правда не известно за что. Видимо это зависит от моего поведения. Монах, буравивший меня взглядом, наконец-то раскрыл рот и задал мне вопрос:

– Ну что, сын мой, как ты себя чувствуешь?

– Не плохо–ответил я. – Но могло бы быть и хуже. Писарь застрочил по бумаге.

– А как же тебя величают, юноша—продолжил монах.

– Вадим-ответил я.

– А откуда ты прибыл в наши края?

Я начал рассказывать про остров Россия, но монах меня перебил:

– Говори правду, сын мой.

– Я и говорю.

– От чьего имени ты говоришь? – строго спросил монах.

– От своего, – это я.

Монах – А веришь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа?

Я – Конечно верю.

Монах – А давно ли ты был на исповеди?

– Две недели назад, -соврал я.

– Врёшь! – Заорал монах. – Дьявольское отродье! Я всё про тебя знаю.

Я – А раз знаешь, чего спрашиваешь?

– Молчать! – Опять заорал монах. Он положил на стол мой пистолет. – Что это?

Я – Мой пистолет.

– Где ты его взял и у кого?

Я – Его сделали мастера на моём острове.