Как считал Иноземцев, подлинной причиной ареста Бориса Алексеевича Андреева было его участие в деле одного из журналистов местного телевидения, которого некоторое время назад арестовали по обвинению в сбыте наркотиков. Андреев взялся защищать его и вскоре стал находить факты, которые утвердили его в мысли: дело сфальсифицировано. Так говорили Иноземцеву люди, которым можно доверять. Но по городу уже несколько дней расходилась молва: Андреева арестовали потому, что он, желая спасти клиента, то есть журналиста, якобы попытался дать взятку председателю городского суда Каблукову.

— И знаете, — рассказывала Лида Гордееву, — то, что Каблуков, мягко говоря, не шарахается от барашков в бумажке, в городе не было большим секретом. Ну не было у него репутации неподкупного Робеспьера. Интересно другое. Хотя я не верю, что мой отец пойдет на дачу взятки, я готова ради разбора этой истории предположить такое. Ну, допустим, только мысленно допустим, что мой отец решил стать посредником в передаче взятки, деньги для которой собрали родственники этого злополучного журналиста. Если давать взятку, то наверняка, правда?

— Ну правда, — согласился Гордеев.

— Но взяточник (а я именно от отца знаю, что Каблуков — взяточник) взятку не принимает.

— Мало дал, — сказал Гордеев и, увидев в глазах девушки засверкавшие молнии, поспешно добавил: — Я помню, мы только проигрываем предполагаемую ситуацию.

— Вы, Юрий Петрович, тоже адвокат, — сказала Лида, — я хотела бы положиться на вас как на коллегу моего отца, которого я не только люблю, но которому верю: он честный профессионал. Адвокаты, как врачи, знают много такого, о чем не говорится в компаниях или с экрана телевизора. И вы, думаю, понимаете: адвокат лишь тогда передаст взятку должностному лицу, когда она будет принята. Такую взятку, которая будет принята.

— Согласен, — сказал Гордеев, удивившись зрелости рассуждений этой совсем еще юной девушки.

— Да, я уверена в этом, ведь отец — предполагаем — шел не к какому-то неизвестному судье, а к своему старому знакомому. И поверьте, не к врагу.

— И что же делает этот «не враг»?

— Иноземцев сказал мне, что, узнав о готовящемся преступлении, Каблуков связался с прокурором…

— Погодите, погодите, Лида, — остановил рассказ Гордеев. — Что значит: «готовящееся преступление»?

— К сожалению, я лишь пересказываю вам то, что узнала от Иноземцева. А он сам не многое знает. Кроме того непреложного факта, что папа в следственном изоляторе.

— Да… Ну и что делает честный судья, связавшись с прокурором?

— Они обращаются к начальнику милиции…

— И он?

— …и он, узнав о готовящемся преступлении, дает команду арестовать моего отца.

— Каким образом? На основании чего? Они взяли его с поличным?

— Я не могу этого представить.

— Но тогда, Лидочка, получается, что ваш соученик рассказал вам какой-то сюжет, под стать таким, что гнездятся в чернушных детективах в ярких обложках, наводнивших наши прилавки. Я понимаю, у этих горе-писателей иссякла фантазия, да и желание оглянуться на более добросовестных детективщиков, но все же в жизни истории развиваются более складно. Как можно уважаемого, известного в городе человека, опытнейшего юриста, члена областной коллегии адвокатов, арестовать по подозрению в намерении дать взятку. В наши-то дни!.. Если это все так, как вы рассказываете, то вам не ко мне надо было приходить, а в редакцию какой-нибудь газеты — в «Известия», в «Независимую»… Впрочем, если вы согласны, я готов пойти с вами к журналистам, помочь разобраться…

— Вы знаете, — сказала Лида, — во-первых, я договорилась, что сдам последние экзамены досрочно и смогу через неделю улететь в Булавинск. Во-вторых, сейчас мне просто нечем оплачивать ваши услуги. За эту консультацию я смогу рассчитаться, но, если вы возьметесь за защиту моего отца на следствии, то есть разберетесь во всем, гонорар за участие в следствии, а возможно, и в суде сможет впоследствии выплатить вам только он. Если выберется… — Как она ни сдерживалась, губы ее задрожали. — Если он выберется из этой проклятой тюряги, в которую его упек Каблуков со своими дружками.

Гордеев, как мог, успокоил ее. Он сказал, что считает попросту своим корпоративным долгом поддержать коллегу в тяжелой ситуации.

— Помогите, помогите нам. — Лида схватила Гордеева за руку. — Отцу нужен именно столичный адвокат, хотя в Булавинске и в области у него много коллег-приятелей. Но ведь провинция — это особое пространство, в ней все связаны. Друзья отца вам, конечно, помогут, но любому местному адвокату будет труднее защищать отца, чем вам.

— Даже такому молодому, как я? — усмехнулся Гордеев.

Она не обратила на эти слова внимания.

— Вы сразу посоветовали обратиться в газеты, в «Известия». У вас здесь Генеральная прокуратура, Верховный суд, Президент… А у нас… Володя рассказал: подсунули этому тележурналисту несколько пакетиков с кокаином в сумку — и все, он — преступник, распространитель наркотиков!..

В этом месте рассказа о встрече с дочерью арестованного адвоката Турецкий прервал Гордеева:

— Погоди, погоди. Я вижу, вы, Юрочка, про эти пакетики вспомнили не случайно.

— Конечно, не случайно. Лида упомянула, рассказывая, что журналиста арестовали в аэропорту, когда он собрался лететь в Москву. Пакетики нашли при досмотре, когда он уже шел на посадку.

— Замаскированные под молоко?

— Этого я не знаю. Но после сегодняшних дел почти уверен в этом. Под молоко, под соль, под перец — что там еще дают к обеду в воздухе?

— Горчицу.

— Ну нет, думаю, не под горчицу, хотя, Александр Борисович, хотел бы я узнать некоторые подробности упаковки кокаина в городе Булавинске!

— Придется узнать. Теперь никуда не денешься. Кстати, а где девушка?

— Обещала звонить мне сегодня вечером или завтра утром. После того как сдаст последний экзамен.

— До чего вы с ней тогда договорились?

— Просила меня вылететь с ней в Булавинск, разобраться на месте. А у меня, скажу честно, неожиданно после затишья выдалась сумасшедшая неделя. Мотался в Тверь, там вокруг людей из Универсалбанка немало сюжетов закрутилось, потом на даче у мамы потолки качаться стали…

— Главное, чтобы крыша не поехала!

— Если так пойдет, как сегодня утром, — запросто! Словом, хотя, Александр Борисыч, скажу честно, и понравилась мне девушка, ничем за эту неделю я ей помочь не смог, и мне она, судя по автоответчику, тоже не звонила… Но посудите сами, чтобы отправляться в Сибирь, надо здесь как-то дела привести в порядок.

— Да, ехать придется. И узел какой тугой вам подсовывается: суд, прокуратура, милиция, адвокатура, да еще и наркотики с воздушной символикой. Это уже в двух шагах от ФСБ получается.

— Прямо как в романе.

— А вы не шутите, Юрий Петрович. Вернемся к пакетику. Что предполагаете?

— Пока предполагаю. А что, если было примерно так: Булавинск — крупный промышленный центр, хотя город не областной. Рядом алюминиевые заводы, миллиардные доходы. Журналистам из провинции просто так наркотики не подбрасывают. Видных адвокатов за намерения дать взятку должностному лицу даже в провинции сейчас не арестовывают. Думаю, этот безымянный пока для нас журналист занимался чем-то большим, нежели критика какой-то торгово-полууголовной группировки, которая снабжает Булавинск, скажем, куриными окорочками и фальсифицированным коньяком «Белый аист», делая навар на разнице цен и подкупе санитарных врачей, закрывающих глаза на качество, условия перевозки и хранения.

— Пожалуй.

— Ну и Андреев, вникнув в его дело, оказался опасным свидетелем. Настолько опасным, что они, понимаете, пока неясные «они», стали пасти и его дочь. Так что, когда Лида пришла к нам в консультацию, у нее кто-то висел на хвосте…

— Так, так, хотя, Юрочка, что за выражение «у нее на хвосте»! Ваша Лида, надеюсь, не ведьма, коей хвост присвоен от природы…

— Александр Борисович, вы думаете, что все это мои домыслы? Но как объяснить пакетик?!

— Нет, нет, Юрочка, все очень серьезно! Я просто хочу, пошучивая, окончательно освободить наше воображение от пут. Помните, кто-то из великих физиков говорил: эта гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной? А мы чем хуже этих ядерщиков и лазерщиков?!

— Тогда я доскажу. Дело в том, что Лида была последней в очереди, клиентов на приеме больше не было, и я, чтобы хоть как-то ее успокоить и поддержать в одиночестве… — Взгляд Гордеева натолкнулся на понимающую улыбку Турецкого, но он не сбился в интонации и продолжил: — …я пригласил ее посидеть где-нибудь поблизости, выпить кофе, хотя я кофе, вы знаете, не очень люблю… Ну вот, посидели в летнем кафе близ Таганской площади. Она действительно пила кофе, я выпил бутылку пива… Говорили о том о сем, я старался отвлечь ее от истории с отцом, спрашивал о ее учебе, об истории, как ее сейчас изучают в университетах, тем более в таких коммерческих, как тот, где она учится… Кафе небольшое, несколько столиков… Кто-то приходил, кто-то уходил, парни какие-то сидели за соседним столиком, я был к ним спиной… Впрочем, пасти можно и из машины…

— Значит, предполагаете, что «они» стали пасти и вас тоже?

— А что «им» остается делать? Узнать мой адрес — дело техники. Пробраться в квартиру для профессионалов, несмотря на мою двойную дверь с, как меня уверяли, надежнейшими итальянскими замками (во второе определение верю), — раз, ну, два раза плюнуть. Положили пакетик — это вроде как «черная метка» из «Острова сокровищ» — предупредили, мол, не суйся в это дело, парень.

— Что-то замысловато.

— Да потому и замысловато, что дело это ба-а-альшими деньгами пахнет. Наркотики защитникам борцов за реабилитацию жертв сталинских репрессий сегодня уже подкладывать не будут. Они мне загодя сигнал дали: одного за наркоту посадили и тебя, будет нужда, посадим. Правда, немного не учли того, что в конфетницу, которая на виду стоит, я редко заглядываю. Для гостей держу. И сегодня, в общем, случайно его нашел — вдруг чайку с ириской захотелось, как в детстве.

— А гостей, значит, случайных за это время не было? И кстати, вы уверены, что этот пакетик — единственный в вашей квартире?

— Гостей случайных не было, а полностью в том, что пакетик был один, конечно, не совсем уверен.

— То-то и оно! Как вы знаете, по закону этот пакетик должен быть передан в местные правоохранительные органы. Кроме того, без возбуждения следственного дела никакие экспертизы не проводятся! А дело это подследственно местной прокуратуре и милиции. Так что извините, Юрочка, но как «важняк» я должен буду переадресовать его вниз, так как это не дело…

— Шутите? — печально спросил Гордеев.

— Отнюдь. Просто стремлюсь остаться в правовом поле, — подмигнул Турецкий. — А пакетик этот будет не худо передать мне с небольшим сопроводительным письмом. Берите бумагу и пишите — я продиктую.

— Думаете, надо? — переспросил Гордеев, принеся из комнаты несколько листков бумаги. А ручка лежала здесь же — на столе.

— А что делать? Надо подстраховаться. Когда бывший и. о. генерального прокурора оказывается за решеткой, молодого адвоката отправить в камеру по соседству не составит никакого труда. А разбираться в том, на каком основании вы получили возможность ознакомиться с библиотечными фондами следственного изолятора, мне будет сложнее, если вы покинете эту уютную холостяцкую квартирку. Так что пишите, Юра, пишите.

— Пишу.

— На мое имя: «Старшему следователю по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Турецкому А. Б. от члена Московской городской коллегии адвокатов Гордеева Ю. П. Заявление». Написали? Теперь коротко, без подробностей: «Сообщаю, что сегодня утром в вазе для конфет я обнаружил пакетик, происхождение которого и обстоятельства его попадания в мою квартиру мне неизвестны. Так как у меня есть основания подозревать, что в этом пакетике находится наркотик, прошу Вас («Вас» — с большой буквы, помните это правило бюрократической орфографии, Юрочка?) возбудить уголовное дело по данному факту и провести соответствующие экспертизы и другие необходимые следственные действия. Обнаруженный пакетик прилагается». — Так, хорошо. Прибавьте еще: «Не исключаю, что в моей квартире могут находиться и другие не принадлежащие мне предметы, подложенные с целью моей компрометации, в том числе и наркотики. В случае их обнаружения прошу считать это заявление одновременно и просьбой о моей правовой защите от провокаций неизвестных преступников». Вот теперь все. Подпись. Число.

Турецкий взял заявление, завернул злосчастный пакетик в другой