«Ведение»

Что-то заставляло их бежать, хотя крики больше не повторялись.

Во дворе дома стоял деревянный стол в окружении шести пней одинаковой высоты. Огромная собака непонятной породы буквально надрывалась на цепи.

Массивную дубовую дверь вышибать им, слава Богу, не пришлось. На настойчивый стук в калитку наконец отреагировали, и она распахнулась. На пороге стоял крепкий молодой парень с волосатой грудью. Заметно было, что он только проснулся. Взгляд его заспанных глаз спокойно выдержал лихорадочный натиск Трофимова. Лоб пересекал небольшой шрам, похожий на след от аппендицита.

«Какой, к черту, может быть аппендицит на лбу, — подумал Турецкий, — ты совсем уже рехнулся. Это все жара виновата».

— В чем дело? — спросил парень, застегивая на «молнию» мастерку «Рибок». Он говорил с неопределенно-южным акцентом.

— Это мы хотели узнать, — нервно отреагировал Трофимов и сунул руку в карман. — Что это за крики? — Он продемонстрировал свое удостоверение.

— Какие крики? Мы люди спокойные, голоса не повышаем. Пожалуйста, — парень посторонился, пропуская сыщиков в дом.

«Дом этот стоило бы посмотреть в любом случае, — подумал про себя Турецкий. — Давненько не приходилось бывать в таких хоромах. Очевидно, камин тут топят красным деревом».

— В прежние времена, — вздохнул Трофимов, — была замечательная статья о нетрудовых доходах. — Он попытался перейти в следующую комнату.

— Минуточку, минуточку, — парень встал у него на пути. — Я готов предложить вам по рюмке коньяка, но не следует так злоупотреблять гостеприимством. Разве есть какие-нибудь санкции на обыск?

— А разве они кому-то нужны? — возразил Грязнов, не отказываясь, однако, от коньяка, бутылку которого парень успел достать из бара.

Когда бар открылся, в нем вспыхнули разноцветные огоньки и заиграла музыка — «туш», потом — марш Мендельсона. Когда закрылся — музыка пискнула и смолкла.

— Я хоть сейчас могу выписать постановление на арест, если потребуется, — предложил Турецкий и тоже показал свою корочку: — Генеральная прокуратура.

— Тогда не теряйте времени, — сказал хозяин. — Ни хрена не надо мне тут выписывать, а быстренько ищите чего нужно и проваливайте.

В какую-то минуту Турецкому показалось, что парень сейчас бросится на него.

— Кто здесь у тебя кричал? Где эта женщина?

Парень пожал плечами. Потом закинул в рот сразу три жвачки «Орбит». Естественно, без сахара.

— Показывай дом, — прикрикнул Трофимов. — Кто еще здесь есть?

— Мой старший брат.

— Как это трогательно, когда взрослые братья живут вместе! — умилился Трофимов, наступая на парня. — Что он делает, твой брательник?

— Смотрит видак.

— Где?

— Наверху, в южной комнате.

Трофимов посмотрел на Турецкого. Действительно, крики раздавались с южной стороны. Турецкий молчал, явно предоставляя действовать Трофимову.

— Почему он не спустился открыть?

— Послушайте, не надо наглеть, — возмутился парень, даже слегка притопнув ногой. — В конце концов, вы вторгаетесь в частную жизнь!

— Ах ты сопляк! — взревел Трофимов, хватая его за грудки. — Американского кино насмотрелся?! — Мастерка треснула. — Может, тебе еще зачитать твои права? А адвоката вызвать не желаешь?! Живо отвечай старшим: почему твой родственничек не спустился на стук?! — Неожиданно для свой комплекции майор встряхнул его с такой силой, что следующие слова вылетели из парня сами собой:

— Он глухой.

— Глухой? Ты что, издеваешься надо мной, щенок?!

— Глухой.

— И немой, — предположил Грязнов, зевая с риском проглотить «щенка» целиком.

— Нет, только глухой, — упорствовал парень.

— Проводи нас к нему, живо!

Грязнов остался на всякий случай внизу, а остальные поднялись в южную комнату.

Камин, кстати, находился именно в ней. Комната была буквально напичкана бытовой аппаратурой, причем не всегда понятного назначения. На широком продавленном диване валялся небритый человек, который с явным удовольствием смотрел по видео откровенную порнуху на огромном экране, вмонтированном в книжную стенку недалеко от камина. На экране три негра насиловали толстую белую женщину. Та истошно вопила.

Трофимов сплюнул с досады. Действительно, с улицы эти крики можно было принять за чистую монету.

Парень откровенно злорадствовал. А мужчина, лежащий на диване, даже не обернулся в сторону вошедших. Он ожесточенно скреб свою щетину и время от времени прокручивал назад особо понравившиеся места. Эти двое действительно были похожи друг на друга.

На стенах висели охотничьи трофеи. В том числе кабанья голова.

— Предъяви документы. Чем занимаетесь?

— Торгуем, конечно, — пожал плечами парень, протягивая паспорт. — Чем сейчас честные люди могут деньги зарабатывать? Торгуем всем, что под руку попадается.

— Или что плохо лежит? Оптом и в розницу? — рявкнул Трофимов.

— Ни Боже мой, — смиренно ответил парень.

Турецкий заглянул в паспорт. Фамилия, не говоря уже про все остальное, была похожа на болгарскую, — Киряков. Так, болгары строили Бургас. В Бургасе кладбище. Машины на дороге у кладбища… Турецкий автоматически запомнил несколько номеров.

Где-то зазвонил телефон.

И тут Турецкий краем глаза уловил, как совсем чуть-чуть, еле заметно вздрогнул мужчина на диване. Так, так, глухой?

Мягким, кошачьим движением парень извлек из кармана радиотелефон.

— Да-да, — сказал он в трубку. — Сегодня привезу, обязательно. Общий привет. Должок за мной, — объяснил он Трофимову, спрятав трубку обратно в карман. Приятель напоминает. Ну так что, будете наш гарем дальше осматривать?

— А то как же. И заткнись, твой номер пятнадцатый. — Трофимов уже побывал в двух других комнатах. После чего заглянул в погреб. — Так, а что на чердаке?

Парень замялся. Тогда Трофимов, ни секунды не размышляя, живо полез наверх. Парень явно занервничал и сделал движение вслед.

— Муля, не нервируй меня, — попросил поднявшийся наверх Грязнов, придерживая его за руку. — Дядя сам, без тебя, все что надо найдет.

— Если бы дядя смог наконец объяснить, что он ищет, я бы с удовольствием помог.

Сверху раздался какой-то шум и проклятия.

— Твою мать! — Трофимов спустился с чердака. — В краску влез.

— Я же хотел предупредить, — ехидно объяснил парень.

В углу прихожей валялся большой мешок из рогожки. На нем лежал начатый рулончик скотча. Даже если здесь что-то действительно есть, подумал Турецкий, просто так, нахрапом не найдешь.

— Пошли, — резюмировал он, глядя на ноги парня: тот был в кроссовках, причем не на босу ногу. Кроссовки на паркете оставляли черные следы. Это со сна-то он успел их нацепить и уже куда-то ступить, не выходя из дома? В камин, что ли?

— Извиняться не будем, фраер, не рассчитывай, — буркнул Трофимов. — Еще подловлю тебя на чем-нибудь, загремишь как пить дать. А я подловлю, — с удовольствием пообещал он и коротко хохотнул. — Всенепременно подловлю.

— Кажется, Скотленд-ярд чем-то недоволен? Счастливого пути. — Парень с грохотом захлопнул за ними дверь.

— Пока что никуда не едем, — придержал Турецкий за куртку раздраженного Трофимова, зашагавшего было к машине. — Отгоните машину, чтобы не было видно. И посидим здесь, подождем, история еще не закончилась.

— В засаду, натурально, — одобрил, зевая, Грязнов.

Но сначала пришлось сделать ложный отъезд и припарковать джип подальше.

Засаду устроили в соседнем особняке, слегка напугав хозяев, пожилую супружескую пару, своими документами. Вернее, испугался только хозяин — невысокий мужчина с живым нервным лицом и седой шевелюрой. Его жена, энергичная дама в шортах, неодобрительно покачала головой и ушла готовить обед.

Дремлющий Грязнов вел наблюдение через занавеску кухонного окна.

В течение трех часов из краснокирпичной дачи никто не выходил. Трофимов с самого начала был изрядно раздражен и считал все это глупостью.

— Александр Борисович, может быть, вы все же объясните эту нашу безумную затею?

— Охотно. Вы видите, возле дачи стоит «БМВ»? Его номер я видел еще на похоронах Малахова. Этого достаточно? — усмехнулся Турецкий.

Трофимов поперхнулся.

— Черт возьми! Я всегда говорил, что тут, в нашем болоте, нужен свежий глаз. Сам черт ногу сломит. Будем ждать, конечно, какой разговор! Но я же могу вызвать людей.

— Я думаю, не стоит. Ведь не исключено, что я действительно ткнул пальцем в небо.

Хозяин их убежища на вопрос, что он знает о своих молодых соседях, ответить не смог. Он сказал, что редко бывает не только на своей даче, но и вообще в самом городе, в основном разъезжая по гастролям.

Трофимов, что-то припоминая, пригляделся к нему повнимательней:

— Кажется, вы дирижировали в филармонии?

Хозяин демонстративно помахал руками, в которых были нож и вилка.

— А она — вторая скрипка оркестра, — он кивнул в сторону хлопотавшей жены. И, понизив голос, добавил: — Изумительная женщина с одним-единственным недостатком: даже во сне видит эти чертовы сериалы.

— Круз в таких случаях действует совсем не так, — неуважительно глядя на сыщиков, покачала головой вторая скрипка. — Вот когда они с Перлом последний раз устроили ловушку для Елены…

— Дорогая, это же серьезные люди, — взмолился дирижер. — Они не смотрят «Санта-Барбару» и тебя просто не поймут! А вы знаете, я ведь могу устроить вам наблюдательный пункт на воздухе. У нас тут имеется такая славненькая пристроечка… Пойдемте, прошу вас. — И он увел Грязнова.

Выход туда был из соседней комнаты, но маленькое кухонное окошко позволяло оставшимся видеть Грязнова, расположившегося в кресле-качалке. Пристроечка представляла собой сплошь заросшую плющом и виноградом и почти открытую сверху деревянную беседку, одним боком прилепленную к дому.

— Слава, что там сейчас видно? — нетерпеливо спросил Турецкий, подходя к двери в соседнюю комнату и наблюдая оттуда за Грязновым.

— Они готовят шашлык в саду, — после паузы отозвался Грязнов. — Стоп! Появился новый персонаж. Этого раньше вроде бы не было. Похоже, мы таки не все помещения осмотрели.

Турецкий осторожно выглянул. Огромный, под два метра, парень переворачивал шампуры, раздувал угли, брызгал на мясо вином. Запах шашлыка стал настолько силен, что захотелось есть.

— А что это, Саня, вы про какое-то НЛО еще в машине языки чесали? — вспомнил Грязнов, широко зевая.

— НЛО! — засмеялся Трофимов. — Ну дает!

— НЛП, — объяснил Турецкий, — нейролингвистическое программирование… Ты продолжаешь там приглядывать? Это такой метод лечения. Он занимается не причиной болезни, а моделью поведения больного. Это такая своеобразная терапия, причем нефрейдистскими методами. Фрейд и Фромм сейчас на Западе, между прочим, вовсе не так уж популярны, как мы привыкли считать. Американец Ричард Бэндлер так лихо лечил своих больных пациентов, что этим заинтересовалось ФБР. Нетрудно догадаться почему, ведь получается, что этим методом в идеально смоделированной ситуации можно выудить из человека практически все. В свое время мне подфартило: помнишь, три года назад я летал в Америку? Был в Лос-Анджелесе, а там попал в его школу. Свое НЛП Бэндлер проводил в три этапа: через «синхронизацию» к «ведению»…

— Введению?!

— Не к «введению», балда, а «ведению» и «якорению».

— Ну-ка, ну-ка…

— Что такое «синхронизация»? Синхронизация врача с больным, разве не понятно? Ну, скажем, ты чихаешь, и я тут же чихаю. По крайней мере, на словах это вполне просто. А вот реально — довольно сложный процесс, когда доктор полностью подстраивается под все внешние аспекты ощущений больного. Должен сказать, что это требует виртуозной техники, потому что Бэндлер лечил конечно же не насморк. Однажды, абсолютно имитируя поведение больного, он в течение пяти часов молчал вместе со своим пациентом.

— Эка невидаль!..

— Да, для нас это было именно так. Представь себе, что когда на исходе последнего часа Бэндлер, не говоря ни слова, вдруг резко изменил свое дыхание, больной изменил его тоже! Внешне это произошло совершенно спонтанно, но на самом деле — тщательно подготовленный, возник чувственный контакт. Более точно это называется «рапорт»…

— Довольно остроумно.

— Рапорт — это вроде бы армейское понятие, правильно? Оно говорит о присутствии некоторой субординации, подчинения, то есть ситуации, когда кто-то кому-то что-то докладывает. Заметь, докладывает исключительно по своей воле, но в то же время и потому, что так положено. И тогда развивается второй этап — «ведение»… Как там у тебя, все чисто?

— Чисто, чисто… То есть, значит, больной с врачом или там пойманный шпион со следователем по-товарищески делятся своими проблемами? — ехидно осведомился Грязнов.

— Не обязательно. Здесь дело не только в каких-то конкретных словах. А именно в чувственном контакте. И наконец наступает третий этап — «якорение». Собственно, может быть, это даже не отдельный этап, потому что точное его начало проследить невозможно. «Якорение» — это часть «ведения». Когда врач, «войдя в доверие», становится мнимым больным, он пытается вывести настоящего больного в здоровое состояние с помощью очень сильного чувственного, словесного или визуального образа…

— Все это какая-то галиматья, я уже натурально ничего не понимаю, — Грязнов в очередной раз сильно зевнул, показывая ровные белые зубы.

— А это одновременно самый сложный и самый простой момент. «Якорение» в том и заключается, что этот яркий образ вводится в сознание больного, то есть как бы якорится там, закрепляется через фиксированные промежутки времени.

— Ага, что-то вроде рефрена. И как должен выглядеть такой якорь?

— С рефреном тут сходство, пожалуй, только в повторении, — возразил Турецкий. — А у «якоря» слишком сильное физиологическое влияние. Как он может выглядеть? Это зависит от конкретного контекста задачи. Идет ли лечение, раскрутка ли шпиона, как ты говоришь, или что другое. Возможности для творчества здесь не ограничены. И, пожалуй, от качества и оригинальности «якоря» зависит общий успех. Владение «якорной» техникой — это владение волей клиента.

— Так что, получается психотропное оружие? — пробормотал Грязнов, откидывая голову на спинку качалки.

Трофимов скептически улыбался.

— Решай сам, что это такое, — сказал Турецкий. — Одно скажу, Слава, это не пистолет, у которого любой ребенок сможет нажать курок, и при этом всегда известно, что пуля неминуемо вылетит. Даже зная все правила игры, при НЛП требуется серьезная подготовка и большая практика. И все равно нет никакой гарантии успеха.

— Я, пожалуй, пойду его подменю, — нехотя предложил Трофимов.

Прогремела гроза.

В этот момент со стороны краснокирпичного дома раздался громкий собачий лай. Турецкий с Трофимовым, не сговариваясь, бросились к выходу.