Глава 2

— Савелий Яковлевич, вы меня слышите? Я хочу вам задать еще несколько вопросов.

Невысокий, лысоватый человек, несмотря на жару одетый в темный, кажется, даже шерстяной костюм, без приглашения пододвинул стул и сел рядом с кроватью Ковтуна. Вынул из портфеля папку, раскрыл ее на коленях.

Режиссер вздохнул и тут же поморщился от боли: рана в животе была еще далека от полного заживления.

— Ну я же вам уже все рассказал… Больше я ничего не знаю.

Следователь мучил Ковтуна уже второй раз за неделю — с тех пор как спустя сутки после происшествия в Останкинском телецентре он очухался в этой палате, переведенный из реанимационного отделения больницы Склифосовского. И это не считая допроса, который учинила его помощница. Когда это было? Вчера? Позавчера?

К счастью, нож прошел в стороне от жизненно важных органов, вовремя подоспела «скорая», так что опытные реаниматологи Склифа сумели спасти жизнь Савелию Ковтуну. Теперь он лежал на кровати в тесной больничной палате, у дверей которой круглые сутки дежурила охрана, и в тысячный раз пережевывал невеселые мысли. Неожиданный удар ножом перечеркнул все его планы. На новогодней программе можно поставить крест — это раз. Кто знает, может, и на собственной карьере — это два. В этой дурацкой больнице ему еще валяться недели полторы, не меньше, — это три. Да еще следователь пристает почти каждый день как банный лист… Да, зря ты погнался за преступником, Савва. Забыл, как тебя родители учили — каждый должен заниматься своим делом. Ты режиссер — так снимай. И нечего за бандитами бегать…

— Да, Савелий Яковлевич, но все же. Поверьте, это очень важно. Вы главный свидетель преступления. Давайте еще раз постараемся вспомнить обстоятельства, при которых произошло нападение на Элема Симеонова…

Отличающийся завидным здоровьем, Симеонов отделался относительно легко — об этом Ковтун уже знал из телевизионных репортажей. Нож только рассек мягкие ткани плеча знаменитого певца и даже не задел кость. Чего не скажешь о той несчастной женщине в туалете: как ему сказали врачи, из-за сильного повреждения артерии и большой кровопотери она два дня находилась в коме и теперь постепенно и трудно приходила в себя… Ковтун содрогнулся, эта страшная сцена, хлынувшая из ее плеча кровь, до сих пор стояла у него перед глазами. Инстинктивно режиссер прикрыл глаза ладонью.

— А чего вспоминать? — сухо ответил он. — Шли съемки, все как обычно. Потом вышел из массовки парень, вынул нож и полоснул Симеонова. Два раза. Потом побежал из павильона… Ну я за ним…

— Это я знаю… — перебил его следователь. — Это вы уже рассказывали. Скажите, а приметы какие-то у него были? Ну там родинка, шрам? Может, лицо какое-то запоминающееся?

Ковтун покачал головой:

— Да нет… Самое обыкновенное лицо. И потом, понимаете, их гримируют перед съемкой. Пудрят, подводят глаза, накладывают румяна. Кроме того, на нем был парик.

— А может быть, там, в туалете, когда вы находились рядом с преступником, что-нибудь особенное заметили?

Ковтун отрицательно покачал головой.

— В туалете, я имею в виду, — не отставал следователь. — Может, парик упал? Может, одежда распахнулась и вы что-нибудь под ней увидели?

— Нет. У нас делают специальные парики, чтобы они не падали. Они прикрепляются к волосам шпильками.

— А руки? Может быть, шрам или перстень? Кольцо? Или татуировка? А? Вспомните, пожалуйста.

Ковтун ненадолго задумался, нахмурил лоб. Потом снова отрицательно покачал головой.

— Нет, руки как руки. Совершенно обычные. Ни татуировок, ни колец я не заметил. Потом, они же все в крови были…

Следователь огорченно засопел:

— Ну а глаза? Нос? Рот? Может, усы были?

— Нет, не было усов. И бороды не было. Глаза темные, кажется. Нос… обычный нос, как у вас… Лицо… тоже вроде обычное… Да понимаете вы, мне было не до разглядывания его лица! Он при мне хотел перерезать горло женщине!

Последние слова Ковтун почти прокричал. Внутри живота, там, где еще не зажила рана от ножа, противно заныло. Услышав его голос, в палату вошла дежурная медсестра.

— Предупреждаю еще раз, — строго обратилась она к следователю, — больному нужен покой. Прошу его не нервировать — это может сказаться на его состоянии. У вас еще пять минут.

— Хорошо, — сказал следователь, когда она закрыла дверь. — Ну а рост? Высокий, маленький? А комплекция? Крупный он или мелкий?

— Среднего роста. Обычный, — сказал Ковтун и отвернулся к стене…

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Валерий Бородулин уже целую неделю бился над этим делом. Постепенно были допрошены все очевидцы события, но ситуация не прояснилась. За это время Бородулину в голову не пришла ни одна сколько-нибудь ценная мысль, где и как искать преступника.

С одной стороны, свидетелей происшествия было хоть отбавляй: вся съемочная группа наблюдала, как на Симеонова было совершено покушение. Но ни один не мог вспомнить примет преступника — все этот дурацкий грим. Вчера Бородулин целый день разъезжал по Москве, навещая участников массовки, которых набрали в общем-то из случайных людей — чьих-то знакомых, родственников. Никто не был знаком с преступником. Ковтун его тоже не помнил, что и понятно: не до того ему было. Приметы, которые запомнили окружающие, были самые общие — средний рост, среднее телосложение, обычные черты лица. Кто-то запомнил, что внешняя сторона кистей рук у преступника была покрыта темными волосами. Вот, собственно, и все. Оставалась последняя надежда — гримеры на киностудии. Уж они-то должны были видеть его без грима.

Конечно, перво-наперво Бородулин попытался выяснить, знал ли хоть кто-нибудь на съемочной площадке преступника. Из того, что следователю удалось разузнать, вырисовывалась странная картина. Все, кто в тот злополучный день участвовал в массовке, расписались в ведомости и получили свой гонорар. К тому же Бородулину за эти дни удалось разыскать и переговорить со всеми, кто был занят в массовке. Следовательно, тот, кто напал на Симеонова и чуть не убил Ковтуна, был лишним, неизвестно как оказавшимся на съемочной площадке. Он не значился ни в ведомости, ни в списках, ни в книге учета бюро пропусков. Как он без пропуска пробрался в Останкинский телецентр, все входы которого тщательно охранялись, почему никто не заметил присутствия лишнего человека, в конце концов каким образом ему удалось получить костюм, парик и все остальное? Пока что следователь не мог найти ответов на эти вопросы.

Разумеется, преступник не оставил нигде следов своих пальцевых отпечатков. Да и где он мог это сделать? Разве что на бачке в туалете? Но там все было залито кровью — эксперты не нашли свободного места, которое можно было бы посыпать дактилоскопическим порошком. Свое оружие, нож, преступник захватил с собой. Порезал женщину, вышел из кабинки, ранил Ковтуна, разбил окно и выпрыгнул. Туалет находился на втором этаже, так что высота оказалась не слишком большой. Что самое обидное, практически никто не видел его после этого. Окно располагалось в торцевой части здания, где всегда малолюдно. Только одна женщина, которая с ребенком прогуливалась рядом с Останкинским прудом, заметила издали странного человека в расшитом золотом камзоле и белом парике, выпрыгивающего из окна. Приземлившись, он забежал за угол. Больше его никто не видел…

Бородулин тщательнейшим образом осмотрел это место. Действительно, оказаться здесь можно только случайно — маленький тупичок, образованный углом здания и глухой стеной. Здесь раньше был еще один подъезд для технических целей, но дверь давно заколотили, и уже лет десять ею никто не пользовался. Прямо под окном, из которого выпрыгнул преступник, удалось обнаружить следы крови, которая осталась на его обуви. Их удалось проследить на несколько метров, но потом они внезапно исчезли. Было такое впечатление, что преступник снял обувь. Разумеется, он переоделся, нельзя же по Москве ходить в костюме семнадцатого века… Значит, у него была запасная одежда…

Куда делся преступник, после того как забежал в тупичок, неизвестно. Бородулин вместе с оперативниками осмотрел каждый сантиметр округи. Результат был ничтожен: одна пуговица от камзола (ее опознали костюмеры) и золотая нить того же происхождения.

Негусто, прямо скажем… Единственный вывод, который сделал Бородулин, это то, что преступление тщательно готовилось заранее. Очевидно, он спрятал одежду здесь, в этом тупичке. Потом переоделся в костюм придворного (как только он его раздобыл?) и проник в здание через окно, которое находилось на первом этаже и вело в мужской туалет. Затем тем же макаром он хотел выбраться наружу, но режиссер Савелий Ковтун помешал. Преступник, видимо, решил не терять времени на то, чтобы спуститься на первый этаж, и ворвался в женский туалет. А там под руку подвернулась женщина. Преступник не мог допустить, чтобы преследователи видели, как именно он скроется, поэтому постарался их обезвредить — порезал женщине плечо и пырнул ножом Ковтуна. Кстати, он мог свободно и убить женщину. Как и Симеонова. Но нож и ей и Симеонову воткнул в плечо. Значит, убийство этих людей не входило в его планы.

У него было не больше полутора минут… Однако он успел за это время переодеться и скрыться. Как? Бородулин ломал над этим голову. И не мог найти ответ… Ну не испарился же он?

Бородулин шел по длинному коридору телецентра и думал, что это дело принесет ему немало хлопот… А вот как раз хлопот следователю и не хотелось. По нескольким причинам — дочь в этом году закончила школу и поступала в институт, квартира настоятельно требовала ремонта, к тому же этим летом он намеревался успеть выбраться с женой куда-нибудь к морю. Ну и еще разные дела по мелочи… Короче говоря, Бородулин не собирался долго возиться с этим делом, которое досталось ему по указанию заместителя генерального прокурора Константина Дмитриевича Меркулова. Ко всему прочему, Бородулин раньше специализировался по расследованию экономических преступлений и чувствовал, что дело это ему поручили просто по причине нехватки кадров: почти все «важняки» были в летних отпусках, а доверить обычному следователю его не могли — все-таки пострадала важная персона. А вдруг здесь не просто хулиганская выходка какого-нибудь фаната, а что-то посерьезнее?

— Ты не переживай, Бородулин, — сказал Меркулов, поручая ему это дело. — Мы тебе поможем. Бригаду создадим… Помощника прикреплю. Если что, обращайся непосредственно ко мне.

Ну и, конечно, Бородулин отказаться не мог. Меркулов свое слово сдержал и дал Бородулину помощницу — следователя-стажера Лену Бирюкову. Впрочем, толку от нее пока было немного. Единственный допрос, который она провела, не принес ничего нового.

Гримерные находились неподалеку от съемочных павильонов. Следователь вынул из кармана блокнот и сверил номер комнаты.

— Войдите, — послышалось из-за белой крашеной двери в ответ на его стук.

Бородулин вошел в просторную комнату, больше похожую на парикмахерскую. Такие же кресла с подголовниками, большие зеркала, несколько доисторических больших фенов в углу. Два кресла были заняты — над сидящими в них (в одном Бородулин признал известного киноактера) орудовали гримерши в белых халатах. Еще две сидели в углу и пили чай.

— Вам кого? — строго поинтересовались у Бородулина.

— Мне нужна Галина Скоробогатова.

— Это я, — отозвалась одна из женщин, пьющих чай, — а вы кто?

Бородулин подошел поближе и, не обращая внимания на любопытный взгляд ее подруги, сказал:

— Я из Генеральной прокуратуры. Валерий Бородулин, следователь по особо важным делам.

Он вынул из кармана удостоверение и предъявил его гримерше.

— А-а, — чуть изменилась в лице та, — это по поводу…

Она запнулась.

— Да, по поводу нападения на Симеонова. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

Она пожала плечами:

— А что я могу сказать? Я ничего не знаю. В момент нападения была далеко, а потом…

Бородулин кивнул:

— Да, конечно. Но все же можно с вами поговорить? Наедине желательно.

— Конечно.

Они вышли в коридор, подошли к окну. Скоробогатова достала из кармана халата сигарету и закурила.

— Я вас слушаю.

— Скажите, Галина…

— Можно без отчества.

Бородулин кивнул.

— Вы сами гримировали массовку?

— Да. Обычно я подключаю свою ассистентку, но тут была очень ответственная съемка. Так что я решила сделать все сама. Знаете, чтобы потом не переделывать. Тем более ассистентка у меня новенькая, только учится…

— А много времени уходило на каждого?

— Да нет… Минут по пять. На женщин, конечно, больше. Грим несложный, парики заранее приготовили…

— Значит, на двадцать человек в массовке вы потратили в общей сложности…

— Ну примерно часа два с половиной — три.

— А вы знали предварительно количество людей, которых предстоит загримировать?

— Да.