Ужасно неудобно, что я невольно втравил Надю в наши разборки с нацистами. Митя состоит в Антифа, я тоже им сочувствую, но не настолько, чтобы вынуждать девушку, которую люблю, драться с подонками. Видимо, они выследили Митю и устроили засаду у нашего подъезда. А дальше…
– Очень приятно, Надя, – говорит мой брат и пытается улыбнуться, только это у него плохо получается, из-за разбитой губы. Моя любимая девушка смотрит на него жалобно:
– Пойдёмте в квартиру скорее!
Я вдруг чувствую, как внутри поскрёбывают коварные искорки. Ревность? Как глупо, ведь Надя спасла моего брата. И в любом случае – нам через несколько часов ехать в Париж. Мы поднимаемся на два этажа и входим в нашу квартиру. Мама встречает нас в коридоре и громко ахает:
– Димочка, милый, что с тобой?
Я вопросительно смотрю на Митю – хочет ли он уточнять подробности? Не говорить же, что с лестницы свалился.
– На него напали нацисты, – негромко, но отчётливо произносит Надя. Мама ахает, как будто стонет, и опускается на ближайший стул. Я бросаюсь в кухню за валидолом. М-да, моя непродолжительная ревность мигом улетучивается: мы с братом тщательно скрывали от мамы и его участие в Антифа, и проблемы с нацистами, а Надя моментально всё раскрыла. И не скажу, что она поступила дурно, у неё на это полное право – ведь она только что сама дралась с этой нечистью. Только Митя за такое не поблагодарит.
– Мама, это Надя, моя невеста, – сообщаю я, возвращаясь с валидолом, и тут же становится ясно, что сейчас будут обсуждаться вовсе не мои дела сердечные. Мама бледна, она судорожно берёт валидол и кладёт в рот. Наступает тягостная пауза.
– Почему ты мне об этом не рассказывал? – мама смотрит осуждающе на Митю.
– Не хотел волновать тебя, – вздыхает брат. – Надя, зря вы это сказали.
– Что – зря? – недовольно возражает Надя. – Если ты любишь свою маму, береги её другими способами. Ну, сказал бы ты сейчас, что споткнулся и упал. Это что – решило бы проблему? А если завтра эти ублюдки подожгут вашу квартиру?
– Не подожгут, – неуверенно бормочет брат. Надя недовольно качает головой.
– А что можно сделать? – задаю я риторический вопрос.
– Обратиться к профессионалу, – поясняет Надя и вынимает мобильный телефон. – Здравствуй, Олег. Можешь сейчас приехать сюда? – и она называет наш адрес. Я с изумлением смотрю на неё и вдруг понимаю, что она совершенно права. Да, конечно, милиция!
– Зря вы это, Надя, – бормочет Митя. – Они скажут, что мы напали на них.
Прежде чем я успеваю как-то прокомментировать его мнение, Надя внезапно начинает смеяться, но затем успокаивается и становится серьёзной.
– Дурачок ты, Митя… Извини. Не имеет значения, что они скажут. Если этим займутся мои друзья, у нацистов появится такая проблема, что они в твою сторону смотреть не решатся. Из Москвы сбегут. С повинной в милицию явятся. Поверь, я знаю, о чём говорю, такое уже было не раз. Главное – не бояться правды.
Как она хорошо сказала: не бояться правды. Да, конечно, но как?..
Мама с надеждой смотрит на девушку, которую я люблю.
– Надя… Ваши друзья действительно помогут?
– Обязательно! – твёрдо произносит лучшая в мире девушка, и мне становится ясно, что так и будет. В дверь звонят, и мы втроём – мама, я и брат – тревожно оглядываемся.
– Я открою! – спокойно поясняет Надя… да, вот так и надо открывать, если неизвестно, кто просится: тихо, на цыпочках, подходит к двери, смотрит в глазок, но с расстояния сантиметров пять, чтобы её тень не была видна снаружи… Вот она улыбается и открывает:
– Привет, Олег! Заходи!
– Добрый день! – окидывает нас взглядом милиционер, с которым меня познакомила вчера Надя. Его взор останавливается на Мите. – Что с вами приключилось, молодой человек?
– Избили его, товарищ милиционер! – вскидывается мама. – Нацисты проклятые! Наша семья всегда была за интернационализм! Дедушка мой воевал, погиб подо Ржевом. А они… стыда у них нет… – Мама отворачивается и начинает плакать. Милиционер смущённо кашляет:
– Так, ладно, пройдёмте в комнату, если не возражаете. Вас как зовут, молодой человек?
– Дмитрий, – вздыхает брат, и мы все направляемся в гостиную. Мне приходит в голову, что обстановка у нас слишком убога для Нади, но она словно и не замечает этого – садится на стул, причём так, что спинка спереди, она кладёт на неё руки, на руки опускает подбородок и вопросительно смотрит то на Митю, то на милиционера.
– Ну-с, давайте выясним, что там у вас вышло, – авторитетным тоном произносит Олег, и до меня внезапно доходит, что представление Нади моим близким удалось как нельзя лучше. Она уже своя для мамы и брата. Такая же своя, как если бы мы были знакомы двадцать лет.
В больничном коридоре послышались голоса. Образы Жаклин, Лео и Адама, навеянные чтением синей тетради и перешедшие в сон, вспорхнули и растворились в уплывающем видении, и Жак проснулся. «Как, это всё мне приснилось?» – пробормотал он, не доверяя собственной яви. Он посмотрел влево: синяя тетрадь лежала рядом с подушкой. «Выходит, я заснул, пока читал её. Хорошо, не порвал во сне и не слишком помял», – подумал полицейский. В коридоре послышались шаги, и в палату вошёл молодой врач:
– Ну, сударь, как вы себя чувствуете?
– Хорошо! – улыбнулся Жак. – Можно мне поехать домой?
– Нет, домой рановато, – улыбнулся врач. – Но из реанимационной палаты, я думаю, мы вас переведём.
– Доктор, а куда меня ранили? Бок болит…
– Пуля прошла рядом с правым лёгким. Ранение не смертельное, но небезобидное. Так что не торопитесь вставать.
Жак кивнул.
– Доктор, а мне не принесут мои вещи?
– Это какие – пистолет? Сожалею…
– Хотя бы мобильный телефон.
– Да, можно, если обещаете разговаривать изредка и не дольше минуты каждый раз.
– Обещаю! Пожалуйста!
– Хорошо, сейчас распоряжусь, – кивнул врач и вышел. Едва за ним закрылась дверь, как мысли Жака поползли в разные стороны, как тараканы из неосторожно открытой коробки, где они прятались. Как там Валя? И доченька? Вот бы приехали сюда… Хотя для Аннет, наверное, больничная обстановка не очень полезна… А ведь Жюли, пожалуй, пора отпустить на свободу: убийца Франсуазы Леблан и Шарля Перена ранен и арестован. Но действовал ли он один? Если убийство заказное, опасность для девушки вот-вот возобновится. Поразмыслив, Жак решил, что всё-таки невинного человека лучше выпустить на волю, а от опасности защищать другими способами. А как быть с тетрадью? Если преступники охотятся за ней, то это улика, которую нужно приобщить к делу. Или правильнее отдать её Жюли? Вдруг в этой тетради разгадка исчезновения её жениха?
В дверях появилась медсестра:
– Ваш телефон, сударь! И завтрак!
– Да, спасибо.
Будь у него выбор, Жак сразу начал бы звонить, но бдительная сестра не оставила ему вариантов. Под её недреманным оком, Жак опорожнил две тарелки – с кашей и с каким-то кисло-сладким желе – выпил сок, вернул посуду и всем своим видом показал, что хочет отдохнуть. Однако, едва медсестра вышла из комнаты, Жак, не мешкая, набрал номер мобильного телефона жены:
– Любимая, как твои дела?
– Всё в порядке, мой хороший! – ответил весёлый голос Вали. – Мы с Аннет уже покушали и сейчас едем к тебе!
Эта реплика разрешила часть сомнений Жака.
– Милая, ты читала эту тетрадь?
– Немного, мой дорогой! Только начала! Правда, интересно?
– Да, чрезвычайно! Правда, я пока не вижу, что в ней могло интересовать бандитов и подтолкнуть отъезд Анри, но…
– Но мы с тобой ещё и до середины не дошли, верно? Всё выстраивается в цепочку: какой-то факт, приведенный в тетради, побудил Анри начать собственное журналистское расследование. И этот же факт всполошил неизвестных преступников.
– Ты считаешь, убийца действовал не один?
– Миленький… Ты не видел вчера, как я задержала его сообщника?
Жак почувствовал себя глупо: не вовремя отключилось его сознание накануне. Он хотел было расспросить жену о подробностях, но в боку вдруг что-то кольнуло, да так, что стало трудно дышать, и раненый вспомнил, что врач запретил продолжительный разговор. Да и зачем это, раз Валя с Аннет вот-вот приедут.
– Ладно, милая… Приезжай, я жду, – не без труда выдавил из себя Жак и уныло разъединил. Всего три минуты разговора – и весь его боевой запал испарился, инспектор полиции снова стал пациентом реанимационной палаты. А ведь надо ещё позвонить коллегам, договориться, чтобы выпустили Жюли… Однако усталость брала верх, веки Жака слипались, и только в глубине мозга стучался бессильный протест мужа, отца и полицейского, который не по своей воле уступает болезни.
Сон Жака продлился, видимо, недолго: едва получив порцию отдыха, организм запустил резервы, и раненый проснулся. Первый же взгляд налево – и Жак обомлел: синей тетради рядом с ним не было.
Она мягко катила перед собой детскую коляску, не обращая внимания на косые взгляды персонала: наверняка посторонний предмет в коридоре не приветствуется, однако причина уважительная, никто не посмеет требовать, чтобы женщина несла маленького ребёнка на руках. Возможно, её появление в регистратуре вызвало бы недовольные реплики, но Валя хорошо помнила палату, где находится оставила вечером мужа, и теперь, не задавая никому вопросов, шла прямиком туда, стремительная, как пуля, и неотвратимая, как тяжёлый танк, который лишь понаслышке знает о препятствиях.
В коридоре, который вёл в отделение реанимации, не оказалось ни души, и коляска понеслась так, как будто Валя участвует в забеге. До палаты Жака оставалось шагов десять, как вдруг Валя увидела странного субъекта в белом халате. Собственно, странность его была вызвана двумя обстоятельствами: он не был похож на врача, но вышел из палаты Жака, держа синюю тетрадь. Правая рука Вали мгновенно рванулась в сумку за пистолетом.
– Стоять – стреляю! – звонко крикнула молодая женщина, так, что в соседних коридорах и ближайших палатах наверняка было слышно. Незнакомец вздрогнул всем телом, ткнулся было вправо – закрыто. Он тотчас развернулся к лифту…
Разумеется, Валя без труда опередила лифт.
– Ещё движение – и пристрелю! – со злостью выговорила она, приставляя пистолет к бедру незнакомца. Тот умоляюще захныкал:
– Не надо! Я только хотел посмотреть!
Валя без лишних реплик выдернула тетрадь у противника, и в тот же миг неизвестный ударил её по правой руке. От неожиданности Валя выронила пистолет, но тут же рванулась вперёд, нанося отвлекающий удар ногтями левой руки в шею врага, а правым коленом – в очень чувствительное место… От первого удара неизвестный увернулся, зато второй прошёл, как на учёбе… Незнакомец взвыл от боли, согнулся в три погибели, и Валя огрела его ребром ладони по затылку. Преступник рухнул, как копна сена. Валя подобрала свой пистолет и оглянулась: в коридоре никого. Это случайно или так подстроено злополучным преступником? Пробежала ладонями по его одежде, нащупала пистолет подмышкой, вынула. Откатила коляску к палате мужа, заглянула внутрь, встретила тревожный взгляд Жака, улыбнулась ему. Вынула мобильный телефон, набрала номер полиции:
– Алло, говорит жена инспектора Жака Ламеля! На него было нападение, преступник задержан, срочно пришлите подмогу! Отделение реанимации больницы Отель-Дьё!
Она разъединила, уложила пистолеты и мобильный телефон в сумочку, посмотрела в коляску, убедилась, что малышка спит, ободряюще улыбнулась мужу и бросила взгляд на поверженного врага – он стонал и корчился на больничном полу.
– Я заснул и не услышал, как он вошёл, – виновато пояснил Жак.
– Ничего страшного, милый, может, даже хорошо: ведь он был вооружён, а ты не в силах защититься.
– Я не так слаб, как тебе кажется…
– Ой, ладно, оставь это, мой хороший.
Из коляски послышалось движение. Валя встрепенулась: Аннет уже проснулась и теперь неопределённо двигала ручками. Мама осторожно вынула девочку из коляски и лукаво посмотрела на мужа:
– Ну как, поздороваешься с нашей королевной?
– С удовольствием! Я так рад видеть вас, милые мои девочки!
Жак, широко улыбаясь, раскрыл объятия навстречу дочке, принял её у мамы и осторожно прижал к груди, прикоснулся лицом. Девочка недовольно захныкала, и Жак отпрянул. Виновато посмотрел, пробормотал:
– Ой, я же сегодня не брился.
– Это моё упущение, забыла принести тебе прибор и крем, – вздохнула Валя. Она снова выглянула в коридор и ахнула: преступника на прежнем месте не было! И нигде в коридоре! Что же – он дождался лифта и сбежал? Проворонила, вот незадача… Ну как совместить супружество, материнство и ловлю преступников?!
– Хоть пистолет его захватила, посмотрим отпечатки пальцев, – уныло вздохнула Валя.
– Попрошу ребят оставить здесь засаду, может, он опять заявится, – успокоительно отозвался муж. В дверь заглянули двое полицейских:
– Привет, Жак, как себя чувствуешь?
– На него было покушение! – перехватила инициативу Валя. – К счастью, я вовремя подоспела, разоружила преступника, но ему удалось сбежать! Вот его пистолет!
Ажан кивнул и осторожно, берясь пальцами за ствол, принял улику из руки Вали. Поискал вокруг глазами. Валя поняла его немой вопрос и подала пластиковый пакет, который заметила рядом с изголовьем кровати.
– Кто сейчас ведёт дело об убийстве Франсуазы Леблан? – поинтересовался Жак.
– Лярош. Но он сказал, что будет согласовывать с тобой всё существенное.
– Отлично! – торжествующе улыбнулся инспектор, схватил мобильный телефон и набрал номер:
– Клод, это Жак! Как твои дела? Да, мне сказали, что ты меня сейчас заменяешь. Можешь отпускать мадмуазель Крессар, она не виновата. Орудие убийства – обратил внимание, какое? Такой же шнур, как тот, которым задушили Перена. Нет, Клод, это именно шнур, такой же был вчера в квартире мадмуазель Крессар, когда мы с Валентиной дрались там с бандитами. Вы его нашли у неё в квартире? Вот и отлично. Как? Почему ты считаешь, что это её шнур? Нет, я уверен, преступник принёс его, чтобы задушить и девушку! Это его почерк! Конечно, сними отпечатки пальцев со шнура, но я уверен, они не принадлежат мадмуазель Крессар. Ладно, пока. – Жак с недовольством разъединил и, морщась, схватился за правый бок.
Вале стало досадно: вчера, за всеми перипетиями, она даже не заметила тот шнур, о котором сейчас говорил коллеге Жак. Не до того было. Где же он лежал? Она попыталась вспомнить квартиру Жюли: да, кажется, на стуле в гостиной валялся шнур какой-то. Тот самый? Однако затем Валя подумала, что не так уж виновата, ведь Жак не рассказал ей сразу, что убийца пользовался таким предметом. Она подошла ближе к кровати:
– Миленький, тебе больно? – прошептала Валя, стараясь, чтобы чужие люди не услышали.
– Нет, ничего. – Однако гримаса на лице мужа говорила об обратном. Валя обернулась к ажанам:
– Господа, вы не могли бы поставить здесь засаду? Мы с мужем считаем, что преступники снова попытаются завладеть тетрадью.
Полицейские кивнули и вышли в коридор. Валя поцеловала мужа:
– Отдыхай, милый! Набирайся сил!
Он ничего не ответил – уже заснул. Валя подождала немного, взяла тетрадь и, мягко толкая перед собой коляску, вышла из палаты.
Итак, мы дома у Нади. Ого, вот это квартира! Как пять наших, московских, а то и больше. И мебель такая красивая! Люстра огромная! Наверное, Надя что-то недоговорила, когда сказала вчера, что всего лишь помощница детектива. Впрочем, я же не видел квартиру её начальника, Андрея. Наверняка они все очень хорошо зарабатывают, вон как быстро вчера разобрались с Трофимовым и его охранниками. Мне бы так работать и так зарабатывать…
Надя снимает плащ и сапожки, подходит ко мне и кладёт руки на плечи:
– Всё в порядке, милый?
Что со мной?! О чём думаю – об этой квартире, когда со мной рядом самая прекрасная из женщин? Нет, пусть будет вот так!..
Я подхватываю Надю на руки, и от неожиданности она ойкает и смеётся. Милая, любимая, единственная моя, хочу тебя безумно…
– Погоди, мой хороший! – шепчет она. – Давай сначала разденемся, заберёмся в ванну, а потом в постельку… Или хочешь прямо в ванне?
– Да! – выдыхаю я и чувствую, что хочу Надю немедленно. Хоть в постели, хоть в ванне, хоть на краю пропасти. Ощутить её руками, губами, всем телом – и будь что будет, без неё и жизни не надо…
Наступали сумерки. Осенний ветер, ещё не холодный, но уже неприятный, безразличный, гнал вдоль парижских улиц золотистые листья. В небе собирались тучи, обещали вскоре дождь, но пока не совсем закрыли заходящее солнце. По одной из улочек Монмартра, не спеша, поднимались в гору высокий, спортивного вида парень в военной форме и длинноногая худощавая большеглазая черноволосая девушка. Всякий, кто подумал бы, что это жених и невеста, оказался бы неправ. Это были брат и сестра – Николя и Жюльетт Боретур.
– Никакой войны с Германией не будет! – убеждённо произнёс Николя. – Никому эта война не нужна! Мы вывесили плакат рядом с позициями: «Немцы, не стреляйте! Мы стрелять не будем!»
Жюльетт отрицательно покачала головой и вздохнула: её хозяин, господин Адам Миклер, к которому её привела в мае Жаклин, и некоторые его друзья были отнюдь не так оптимистичны, рассказывали страшные вещи о зверствах гитлеровцев в Польше и Чехословакии и считали, что этими странами аппетит Германии не исчерпается.
– Николя, это, конечно, приятно, что пока всё спокойно и ты приезжаешь на побывки, но что будет потом?
– Потом – то же самое! – уверенно заявил брат. – И не спорь со мной. Лучше расскажи, как твои дела?
– Спасибо, всё хорошо, работаю. Мне платят уже двадцать франков в день, плюс питание.
– Очень мало! Твой хозяин, этот Адам, эксплуатирует тебя!
– Николя, не говори чепуху. Неужели лучше безработным, которых никто не эксплуатирует?
– Безработных тоже эксплуатируют! – убеждённо возразил брат. – В том числе этот твой Адам! Безработицей запугивают тех, кто трудится, как ты!
– Моя работа совсем не тяжела, – недовольно поджала губы девушка. – И платят неплохо. По-твоему, господин Миклер должен разориться, чтобы платить мне?
– Не разорится, капиталист проклятый!
Жюльетт рассердилась:
– Николя, мы с тобой не согласимся! Я не вижу ничего дурного в том, чтобы работать, когда за это хорошо платят!
Брат посмотрел с любопытством:
– А что за работа у тебя?
Девушка неопределённо пожала плечами:
– Печатаю разные бумаги. Получаю и отправляю почту. Встречаю гостей, когда хозяин не может.
– Зачем он приглашает гостей, если не может их встретить?
Сестра посмотрела укоризненно:
– Николя! Вчера приехал врач из Варшавы, еврей! Он добирался через четыре границы! Он рассказал страшные вещи о том, что происходит в Польше!
– Жюльетт, какое нам дело до поляков и евреев?
Девушка ахнула:
– Николя, как ты можешь так говорить?! А вдруг завтра беда случится с нами? Тогда другие скажут: какое нам дело до французов?
О проекте
О подписке