Глава 4

Товарищ Иванов присел на стул, прилежно сложил ручки на коленках и восхищённо воззрился на меня с видом шестиклассника, которому внезапно показали сиськи.

Он был чисто выбрит. В меру печален. Бланш под глазом тщательно замазан тональным кремом.

Вот так вот.

Я тоже посмотрела на него. Пристально. Внимательно. Примерно, как Чарльз Дарвин на грызуна туко-туко, перед тем, как сделать промеры его задней ноги и поразить этим всё прогрессивное человечество. Смотрела я, впрочем, недолго, минуты две.

Пауза затягивалась. Наконец, Иванов заёрзал.

– Лидия Степановна! – начал он и вонзил в меня взгляд, изображающий то ль взор, исполненный таинственной печали, то ль чьё-то там очей очарованье.

– Подождите, Эдуард Александрович, – чинно ответила я и углубилась в его личное дело.

Так. Числится у нас дражайший Эдичка помощником методиста по пропаганде коммунистических идей. Хм. С таким-то окладом! Мда. Это, выходит, типа как библиотекарь, хотя на самом деле – первый отдел. И вот. А это… ого! Да уж. Это отнюдь не Щука и с Лактюшкиной.

– А теперь рассказывайте, Эдуард Александрович, – закончив изучать бумаги из папки, более приветливым голосом сказала я, с демонстративным прилежанием сложила ручки перед собой и приготовилась слушать.

– Но Лидия Степановна! Я понимаю, что вы всего второй день исполняете эти обязанности. Но вы же должны понимать, что существуют вещи, которые мы не станем обсуждать в этих стенах, – отеческим тоном поучительно сообщил Эдичка и многозначительно посмотрел на лежащее передо мной личное дело.

«Эк загнул, подлец», – аж восхитилась я, красиво сформулировал, типа «не суй свой нос куда не надо, а то будет бо-бо», но вслух радушно ответила:

– Эдуард Александрович, работа по пропаганде коммунистических идей подразумевает ведь сразу два направления – внешнее и внутреннее, правильно?

Эдичка кивнул, чуть напряженно.

– Так давайте с вами поговорим о том, о чём можно и нужно говорить в этих стенах.

Эдичка опять кивнул, уже с подозрением.

– Я имею в виду ту внутреннюю работу, за которую вы получаете остальные 75% заработной платы!

Я посмотрела на Эдичку и на его скулах отчётливо проступили красные пятна.

– Итак, чем конкретно вы занимались весь этот год? И какие производственные мероприятия планируете посетить? Какие провести? В каких принять участие?

– Эммм… – левый глаз Эдички задёргался.

– Ладно. Давайте я ещё больше конкретизирую, – улыбнулась я кроткой улыбкой голодной анаконды, – расскажите мне, как у нас, в депо «Монорельс» идёт пропаганда коммунистических идей под вашим непосредственным руководством? Какие показатели? Результаты? Только давайте поквартально, чтобы не углубляться в излишние подробности.

– Но я контролирую все мероприятия!

– Контроль и отчёты «наверх» относятся к внешней стороне вашей работы, Эдуард Александрович, – покачала головой я, – как вы сами правильно сказали, эти вещи не для этих стен.

– Но я сосредоточен на этой работе! Она занимает почти всё моё время!

– Вижу-вижу, сколь вы одержимы работой. Только вот плохо, что на остальную работу времени у вас не остаётся… а ведь это целых 75% – выразительно поморщилась я, – помнится совсем недавно, после посещения Олимпиады, вы перепутали сотрудницу из вверенного вашему кураторству коллектива с другой, посторонней, женщиной. Более того, огласили эти непроверенные данные на общем собрании. Прилюдно.

– Но Лидия Степановна! – вскричал с видом оскорблённой невинности товарищ Иванов и тут же быстро добавил, с томным придыханием, – Лидочка, милая…

Он чуть помедлил, наблюдая за моей реакцией.

Я изобразила лёгкое смущение.

– Я ревновал! Да, ревновал! Когда мне регулярно сообщали, что Горшкова то ушла с итальянцем, то Горшкову видели с румыном, то Горшкова то, то Горшкова сё – я сходил с ума от ревности! Я страдал! Да! Страдал!

– То есть это была маленькая такая личная месть ревнующего мужчины? – с взволнованным видом подсказала я и для убедительности похлопала глазками.

– Да! – быстро схватился «за соломинку» Иванов.

Моя бровь насмешливо изогнулась и по губам зазмеилась ухмылка.

– То есть «нет», я просто… – попытался исправиться Иванов, но я не позволила.

– А сколько ещё товарищей из нашего депо пострадали от вашей ревности, злости, гнева, шуток? – мой голос лязгнул металлом. – Сколько ещё непроверенных данных вы вот таким вот образом огласили на общем коллективном собрании? Сколько судеб вы сломали?

– Лидочка!

– Ой. А что это у вас с лицом? – вдруг резко перевела тему я.

– Упал, – уши Эдички вспыхнули и заалели.

– Ай-яй-яй, что ж вы так неосторожно то? – закручинилась я. – Пьёте, что ли?

– Лидочка!

– Кстати, мне вот тут вдруг шепнули, что вы вчера склоняли к саботажу работников…

– Не может быть! Я никогда! Кто мог такое сказать?! – возмутился Иванов, да так искренне, что мне прям чуть не стало его жалко.

– Сами подумайте, – пожала я плечами равнодушно.

И тут дверь в кабинет с шумом распахнулась и в образовавшийся проём просунулось потное взволнованное лицо Швабры:

– Лидия Степановна! Мне сказали, что меня в графике нет!

Я пожала плечами, мол, что поделаешь, жизнь – штука несправедливая.

– Но как же так! Как так можно?!!!

– Ксения Владимировна, вы сейчас предлагаете, выгнать товарища Иванова и провести собеседование с вами? – чуть поморщилась от изумления я.

Судя по выражению лица Швабры, именно так она и предлагала. Товарищ Иванов тоже это понял. Потому что вид у него сделался очень кислым.

– А почему вы его первым? – предприняла следующую попытку Швабра.

– Ксения Владимировна, мы сейчас будем это обсуждать? У вас какие-то сомнения в моей компетенции? Или что? – и добавила, не удержавшись от мелкой пакостливости, – знаете, как в народе говорят, кто первый встал – того и тапки.

– Да как же так?! Это же он сам нам говорил, чтобы не приходить! – раненым бизоном взревела Швабра, побагровев от такой явной несправедливости. – А сам пришел первым!

– Это я прекрасно знаю, – сочувственно вздохнула я, – коллеги уже всё рассказали.

– Неправда! – взвился Иванов, – Это же вы сами, Ксения Владимировна, и предложили, чтобы я переговорил со всеми!

– Что?!!

– Да! Вы и Капитолина Сидоровна! – мстительно наябедничал Иванов.

– Врёте вы всё!

– Вы! Инициаторы – вы! – окончательно вышел из себя Иванов.

– Как же так? Как можно перекладывать на чужие плечи! – подкинула дровишек в разгорающуюся ссору я и принялась наблюдать дальше.

– Товарищ Иванов, что вы себе позволяете?! – между тем взвизгнула Швабра, – Как вы разговариваете со мной?!

– Как заслуживаете, товарищ Сиюткина, так и разговариваю!

– Иванов! Вы думаете, что раз так, то мы на вас управу не найдём?! Ещё как найдём! И не на таких находили!

Пока они не вцепились друг другу в волосы, нужно было их разгонять, но наблюдать за поединком было занятно. Я взглянула на часы – отведённое на собеседование время прошло. Я похлопала в ладоши:

– Так!!! Товарищи! Товарищи! Остановитесь!

Ноль реакции, аж перья летят.

– Да мать вашу так!!!! – я грохнула тяжеленое папье-маше об стол.

Мгновенно стало тихо. Вот так.

– Товарищи! – жестко сказала я. – Попрошу покинуть мой кабинет. Товарищ Иванов, вы собеседование не прошли. Обсудите с моим секретарем повторное время. Товарищ Сиюткина, подумайте над своими словами. И молитесь, товарищи, чтобы Иван Аркадьевич не узнал о вашем возмутительном поведении.

Иванов и Сиюткина молча внимали.

– И еще, – мягко улыбнулась я, – товарищ Иванов, подготовьте Красный уголок к проверке. Завтра прямо с утра займусь этим. А теперь – вон отсюда! Оба!

Ребятишек сдуло.

Я осталась одна. В звенящей после криков тишине. Только пузатые настенные часы монотонно отцокивали время.

Я сделала себе чай, села в кресло, с подвыванием потянулась и посмотрела в окно.

 Красота!

Марлен Иванович Любимкин пришел в десять ноль-ноль и с сразу, с порога заявил:

– Лидия Степановна! Как я рад! Я безмерно рад, что наше направление теперь возглавляете именно вы! Я всегда говорил, говорю и буду говорить, что лучшая награда для нас, старой гвардии, – это видеть, как молодой специалист, старательно выращенный и обученный нами на производстве, показывает ошеломительные результаты, и тем более становится руководителем! Значит мы поработали хорошо! Есть результат. Спасибо вам!

Он с видом глубочайшей признательности прижал ручки к груди, и я аж невольно восхитилась – «во стратег!».

Но вслух произнесла с лучистой доброжелательной улыбкой:

– Проходите, Марлен Иванович. Присаживайтесь.

Любимкин с достоинством прошел в кабинет и сел на стул.

Не дав мне открыть рот, он сразу набросился с обличительной речью на нынешнюю молодежь, которая работает в депо «Монорельс», ничем не интересуется, имеет мелковатые мещанские потребности, направленные лишь на получение примитивных сиюминутных удовольствий – вкусно есть, ходить на танцы и, самое отвратительное – прогуливать политинформации по понедельникам.

– Да, политинформации прогуливать – нехорошо, – с серьёзным видом поддакнула я, чтобы поддержать разговор.

И была награждена еще одной яростной обличительной речью.

Любимкин едко и с сарказмом обрисовал ситуацию с подготовкой кадров в депо «Монорельс». И тут уже досталось не только ленивой и прогуливающей политинформации молодёжи, но и мастерам-наставникам, которые доплаты за наставничество получают, а вот результатами не радуют. Более того, эти результаты крайне плачевны.

В общем Марлен Иванович крыл, обличал и выводил на чистую воду ещё минут пять. Причём с настолько возмущённым видом, что к нему самому за столь слабую работу и не подкопаешься.

Я решила пока не гнобить дедушку. Вчера он тоже не пришел. А сегодня уже задыхается от восторга служить под моим руководством на благо депо «Монорельс».

Люблю конформистов. Они всегда почему-то думают, что они самые хитрые и что у них прокатит всегда.

Ну-ну.

– Плохое качество обучения, молодежь недостаточно квалифицирована… – бубнил Любимкин монотонным голосом в надежде меня укачать, наверное.

Но пока дедок вещал, меня вдруг осенила идея. Я поняла, как можно одним выстрелом убить двух зайцев.

– Марлен Иванович, – вкрадчиво произнесла я, боясь спугнуть эту прекрасную мысль. – А давайте на примере проверим. Мы же должны определить, чья тут вина, не правда ли?

Марлен Иванович прервался на полуслове и ещё не понимая, куда я веду, на всякий случай неуверенно поддакнул.

– Какие обучающие курсы для рабочей молодёжи проходят сейчас в депо «Монорельс»?

– Так, – Марлен Иванович торопливо полистал замусоленный блокнотик, – вот. Для маляров-штукатуров сейчас группа есть. Ещё у нас по охране труда и по гражданской обороне занятия в сентябре начнутся. Также планируем сигналистов учить. Но это как «сверху» скажут. В июне начинается начитка по монтажу, демонтажу и ремонту путей. Хотя это как повышение квалификации, это не сюда. А что ещё? А вот! Для водителей курс «автодело» идёт. Скоро заканчивается…

– Прекрасно! – сказала я. – То, что надо. Кто ведёт курсы для водителей?

– Ложкин Юрий Иванович ведёт ПДД, мастер Гашев Иван Михайлович – вождение автомобиля. А по строению автомобиля мы приглашаем…

– Стоп! Стоп! – перебила его я, – этого вполне хватит.

Я нажала кнопку коммутатора:

– Людмила! Пригласи ко мне товарища Ложкина и товарища Гашева. Сейчас. Срочно.

Мы ещё поговорили с Любимкиным об организации курсов по общей электротехнике в этом году, когда минут через десять пришли Ложкин и Гашев.

Типичные трудяги-мастера, среднего возраста, они были во многом похожи – от спецовочных темно-синих халатов до одинакового перегара.

– Проходите, товарищи, – вежливо пригласила я их. – Присаживайтесь. Мы тут с товарищем Любимкиным эффективность работы образовательных курсов определяем. Марлен Иванович, что вы можете сказать об автоделе?

– Из 35 человек только 25 сдали, – помусолив странички блокнотика, выдал Любимкин.

– То есть эффективность – 72 %! – покачала головой я. – Кошмар. А зарплату вы получаете стопроцентную. Плюс премии. Отсюда вопрос – кто виноват, товарищи? И что делать?

– Да мы то причём?

– Они сами учиться не хотят!

– Товарищи! – остановила поток возмущения уязвлённых мастеров я. – Вас никто не обвиняет. Пока не обвиняет. Мы с Марленом Ивановичем потому и пригласили вас сюда, чтобы услышать ваше мнение. Правильно я говорю, Марлен Иванович?

Дедок с важным видом кивнул.

– Что скажете?

И минут десять пришлось слушать возмущённые крики. Ложкин и Гашев, перебивая друг друга, и, в нужных местах, подкрепляя великим могучим, вывалили весь накопленный за годы обучения гнев, протест и недовольство. Особо досталось какому-то Воробьеву, из-за которого курсы проходят сразу после окончания рабочего дня, и не все успевают вовремя дойти.

– А на выходные вообще всего двое-трое приходят!

– И всем насрать!

– Товарищи! – подвела первые итоги я, – в общем ситуация сложилась странная. Вы получаете зарплату, проводите курсы, а в результате почти половина не сдаёт.

– Так это они!

– Лодыри!

– Поэтому, товарищи, я думаю, мы должны поступить так, – прервала возмущенные вопли я, – нам нужно провести производственный эксперимент. Вот в нём мы как раз и выявим, кто же конкретно виновен в этой ситуации – плохие учителя или нерадивые ученики.

В кабинете стало тихо.

– Чтобы не выносить «сор из избы», а то не хотелось бы, чтоб дошло до Ивана Аркадьевича, предлагаю свою кандидатуру на роль ученика. Сделаем так. Вы зачисляете меня сейчас на курс. Я знаю, что он давно идёт, Марлен Иванович говорил, но ради эксперимента мы с вами всё догоним, я думаю. Дальше. Я обучаюсь и сдаю экзамены. Всё по-настоящему. Если я экзамены сдам – значит учителя хорошие, смогли в сжатые сроки обучить новичка, даже женщину. И никто не сможет и слова против никогда сказать. Если не сдам – вот тогда пусть и делают проверку. Идёт?

Сначала кивнул Гашев. Чуть помедлив, согласился и Ложкин. Марлен Иванович на всякий случай возражать не стал.

Так я попала на водительские курсы даже без помощи Ивана Аркадьевича.

Из-за всего этого наше совещание растянулось, и принять Герих я не смогла. Она заглянула и ушла расстроенная. С ворчанием. Ничего, пусть побесится.

Итак, подведу первые итоги. Шесть человек цеховиков рады и счастливы, что прошли «собеседование» с новым руководством, то бишь со мной, и будут стараться показать работу. Гадить не будут. Во всяком случае пока не будут. Да и незачем им гадить мне. Тем более, что они поняли, что я могу идти навстречу. А Севка так вообще теперь мой кадр.

Дальше. Фёдор Кузьмич Кузнецов полностью на моей стороне. Или хочет так показать. Он человек новый и ему незачем портить со мной отношения. Вчера он не пришел, как мне кажется, просто поддавшись общему «порыву», и чтобы не выделяться из коллектива.

Марлен Иванович Любимкин искренне считает, что «уделал» меня и что он теперь ловко манипулирует мной и я ничего не вижу. Пусть пока так считает. Ещё права получить надо, а то ездить всё лето в пять утра на электричке – не мой путь. Потом и с ним разберёмся.

Эдуард Александрович Иванов (он же Эдичка) – это будет моя головная боль ещё долгое время. Мне его победить будет ой как непросто, всё-таки Первый отдел. Поэтому нужно, чтобы его победил коллектив. Нужно как-то подтолкнуть. А для этого придётся искать уязвимые места. А пока так и буду балансировать. Вот я только не пойму, зачем он изображает влюблённого дурачка? Какая его цель? Он же ещё с лета, на Олимпиаде, уже нежные чувства вовсю демонстрировал. Причём часто прилюдно. В общем, придётся разбираться.

Тамара Викторовна Герих, Капитолина Сидоровна Щукина и Ксения Владимировна Сиюткина. Они мне ещё зададут жару. Дамочки в своё время прошли огонь и воду. С ними просто тоже не будет. Но здесь самый первый шаг – это нужно их разобщить. А для этого одну из них приблизить к себе, подхвалить, чтобы вызвать зависть у остальных. Они перессорятся. Уже будет легче. Они будут интриговать друг против друга, гадить друг другу, а я за это время смогу укрепиться как руководитель и придумаю, что с ними дальше делать. Только вот вопрос – кого из них приближать? Они все три мне ужас как неприятны.

Блин, придётся делать с ними углублённые собеседования. А ведь так не хотелось.

После обеда пришел Егоров. Был он надут и недоволен:

– Горшкова! – с порога набросился он, – это что ещё за проверки? Не успела два дня начальством поработать, а уже архив ей поднимай! Тебе делать нечего!

– Ты акты принёс? – не стала пока ставить на место бывшего соратника-собутыльника я.

– Принёс, – буркнул Егоров.

– Давай сюда.

Пока Егоров раскладывал на столе кучки актов несчастных случаев по годам, в дверь без стука заглянула запыхавшаяся Галка:

– Лида! Лидия Степановна! – выпалила она, пытаясь отдышаться.

– Что случилось? – поморщилась я.

– Там, на проходной, тебе из Дома пионеров звонят! Срочно!