Глава 4

Римма

Меня всю аж трясет! Ненавижу этого подонка! Вот была бы у меня какая-нибудь суперсила, я бы ему его прибор оторвала и в глотку засунула. Посмотрела бы потом, как бы он кичился своими постельными навыками.

Придурок, ей-богу!

Взяв себя в руки, поправляю одежду и выхожу из злополучной кладовки. Меня тут же берет в оборот распорядительница свадьбы и тащит к цветочной арке в конце длинного прохода, устланного белой ковровой дорожкой.

У алтаря уже собрались свидетели со стороны жениха, и я изо всех сил стараюсь игнорировать этих шакалов. Знаю, что мерзавец с зелеными глазами сейчас смотрит на меня. Прошивает своим пронзительным взглядом в надежде получить какой-то отклик с моей стороны.

Но раз игнор – это лучшее наказание для человека, его и буду применять. В конце концов, я целый год тренировалась. Правда, каждый раз, попадая в поле моего зрения, Захару удавалось довести меня до трясучки. Сегодня я не доставлю ему такого удовольствия.

Церемония начинается, и я не могу перестать улыбаться, глядя на подругу в белом платье. Полина так открыто, искренне счастлива, что мои глаза наполняются слезами. Смахиваю влагу со своих щек, и мой взгляд внезапно падает на зеленоглазого демона, который впился в мое лицо и прожигает его. На его челюстях играют желваки, а взгляд пронзает меня до косточек. Хочется показать ему язык или даже средний палец, чтобы отвадить этого бесстыжего засранца.

Отвернувшись от Исакова, сверлю взглядом спину Льва, который тихо бормочет обещание вечно любить Полину. Я практически не слышу его слов, но точно уверена, он говорит то, что хочет услышать моя подруга. Наверное, даже то, что была бы счастлива услышать любая девушка от своего любимого.

После церемонии мы идем в сторону фотозоны. В тот самый момент, когда фотограф пытается расставить гостей наиболее выгодно, Исаков хватает меня за талию и прижимает к себе.

– Пусти, скотина, – рычу я тихо.

– Не дергайся, Кудрявая. Испортишь нашим друзьям свадебные фотографии.

Сцепив челюсти, пытаюсь улыбаться, но, скорее всего, моя улыбка похожа на оскал дикого животного.

К счастью, через пару кадров фотограф разводит нас с Исаковым в разные стороны, а потом устраивает фотосессию в стиле сицилийской мафии.

Он усаживает жениха в роскошное кресло в центре газона и вручает ему сигару, которую Лев тут же прикуривает. На подлокотнике сидит Полина, упершись локтем в спинку кресла. Одной рукой Лев обнимает за бедро свою теперь уже жену, а во второй держит сигару. По обеим сторонам и за спиной жениха расположились его друзья. Я наблюдаю эту картину со стороны и пытаюсь представить себе, как будет в итоге выглядеть фотография. Что греха таить? Парни красавцы, а в костюмах еще и элегантные. Наверняка эта фотосессия будет крайне удачной.

Фотограф делает несколько кадров, потом оглядывается по сторонам, как будто кого-то ищет. Его взгляд падает на меня, и на лице молодого бородатого мужчины расплывается улыбка.

– Подружку невесты нужно поставить с левой стороны, – произносит он и показывает мне направление. Я хмурюсь, заметив, что там стоит Захар.

– А можно вместо него поставить кого-то другого? – спрашиваю.

– Можно, конечно, – кивает он. – Но рядом с ним ты будешь смотреться наиболее гармонично. Смотри, у него даже в кармане платок в цвет твоего платья.

Чертов Исаков! Платок у него в цвет, зараза такая!

Раздраженно выдохнув, иду в ту сторону и становлюсь в паре шагов от демона, рядом с которым предпочла бы вообще никогда не стоять.

– Скажешь хоть слово, – цежу так тихо, чтобы услышал только Захар, – и я тебя прибью.

Он только усмехается в ответ. Видимо, боится угроз Плахова о том, что тот прикончит того, кто испортит его свадьбу.

– Положи руку ему на плечо, – говорит мне фотограф. – А ты обними ее за талию, – командует он Захаром.

Мы с Исаковым смотрим друг на друга. Он – с улыбкой, а я – с дергающейся от злости верхней губой. И Захар уже протягивает руку, чтобы обнять меня за талию, как сказал фотограф, но тот внезапно меняет свое мнение.

– Погоди, не так! – восклицает он, а я с облегчением выдыхаю. – Как тебя зовут?

– Захар, – отзывается Исаков.

– Захар, встань вполоборота и пускай… Как твое имя? – обращается уже ко мне.

– Кудрявая, – смеется Захар, а я заряжаю ему ладонью в плечо.

– Придурок, – шиплю. – Римма, – а это уже громче для фотографа.

– Красивое имя, – улыбается он.

Исаков сразу мрачнеет. Густые брови съезжаются к переносице, а полные губы превращаются в тонкую линию. Мне даже кажется, что я слышу рык, зарождающийся где-то у него в груди.

– Чуть энергичнее, – грубо бросает Захар. – Невеста в своем платье на солнце упреет.

– Вьебу, Зак, – тихо говорит Лев, не поворачивая головы.

– Итак, Захар, – снова подает голос фотограф. – Ты становишься вполоборота, Римма упирается своим плечом в твое. Ребята, несите мундштук! – выкрикивает он своим ассистентам.

– Я не курю, – предостерегаю фотографа.

– Это не обязательно, Римма, – кокетливым голосом отвечает тот, и на моем лице расплывается улыбка. – Это всего лишь антураж для полноты образа. Курить при этом совсем не обязательно.

Мне подают длинный черный мундштук с прикуренной сигаретой, а когда Исаков становится вполоборота, я прижимаюсь своим к его плечу.

– Когда вся эта муть закончится, – произносит Захар тихо, – я этому фотографу вырву глаза и язык за то, что так смотрит на тебя.

– Ты больной, – шиплю я.

– Конечно, больной. Здоровый бы в тебя…

Я резко оборачиваюсь, и его речь прерывается. Не может быть, чтобы он имел в виду то, что я подумала.

– Что ты хотел сказать? – спрашиваю и чувствую, как заходится мое сердце от волнения.

Глава 5

Римма

– Смотри в кадр, Кудрявая, – грубо произносит Исаков, и я перевожу взгляд на объектив. Не знаю, какое выражение лица он запечатлеется на этом снимке, но незаконченная фраза Захара эхом звенит у меня в голове.

После фотосессии начинается сам праздник. На нем большая часть гостей нашего возраста, так что нам всем удается круто оторваться. До позднего вечера мы тусим под диджейские треки, при этом успевая участвовать в каких-то дурацких конкурсах, организованных Ксенией, и заливаться алкоголем.

Лев не отходит от своей новоиспеченной жены. Практически не выпускает ее из рук, только в случае крайней необходимости. И постоянно целует. В щеку, в висок, в макушку, в плечо, в губы. Повсюду, куда прилично целовать на публике. Особенно трогательно наблюдать за тем, как он водит своими губами по ее пальчикам, когда слушает кого-то или наблюдает за праздником. Это та-а-ак мило, что я таю.

Кто бы мог подумать, что Плахов может быть таким романтичным и бесконечно влюбленным? Он периодически что-то шепчет моей подруге, и она, краснея, улыбается.

Я даже начинаю думать о том, что тоже хотела бы пережить нечто такое. Чтобы мой мужчина так же трепетно относился ко мне. Чтобы не мог держать свои руки подальше и постоянно напоминал о том, как любит меня.

А еще на протяжении всей свадьбы фотограф бросает на меня многозначительные взгляды. Иногда подмигивает и постоянно посылает мне улыбки. Я одариваю его ответными, потому что он очень милый. Такой себе няшный медведь с налетом хорошо просчитанной брутальности в совокупности с хипстерским флером.

В какой-то момент он оказывается рядом со мной.

– Я Илья, – представляется и тянет руку для пожатия.

Надо сказать, я ожидала, что такой крупный парень будет сжимать мою ладонь сильнее, но он едва ли стиснул мою кисть, а потом почти сразу отпускает, только на мгновение цепляя кончики пальцев своими.

– Очень приятно.

– Как тебе праздник?

Мне едва удается удержать улыбку и не скривиться. Более банального вопроса нельзя придумать. Хотя, с другой стороны, а что он должен еще спросить? Понравился ли мне парный массаж с мамой на прошлой неделе? Или была ли комфортной вода в бассейне вчера?

– Все отлично.

– Да, организация на высшем уровне. Я успел сделать кучу классных снимков.

– Илья! – зовет его один из ассистентов.

Тот поворачивает голову и кивает.

– Прости, нужно бежать.

– Да, конечно, – отзываюсь я.

Представляю, какое количество фотографий Льву с Полиной предстоит просмотреть прежде, чем часть из них отсеется.

Сделав еще пару глотков коктейля на основе шампанского, ставлю полупустой бокал на столик и иду в самую гущу толпы на танцпол. Я сегодня планирую как следует повеселиться.

Через некоторое время мне становится жарко, и я поднимаюсь наверх, чтобы сменить свое длинное платье на более короткое, а обувь – на удобную.

– Римма! Я с тобой! – слышу за спиной голос Полины. – Ты переодеваться? – спрашивает она, догоняя меня.

– Да. Не могу уже, жарко в этом платье.

– Я тоже с ума схожу от своего. Ты была права, – с улыбкой говорит подруга, вместе со мной поднимаясь по ступенькам. – Мне и правда понадобится то короткое, которое мы купили.

Когда покупали свадебное, я уговорила Полю купить еще и коктейльное белое платье, чтобы она могла переодеться после церемонии. Несмотря на то, что в ее платье нет жесткого корсета, все же в летний вечер в длинной юбке все равно жарко.

Поднявшись в комнату, в которой собиралась Полина, я переодеваюсь в шелковое платье до колена и меняю босоножки на высоком каблуке на более низкие.

– Поможешь мне расстегнуть крючки? – спрашивает подруга, поворачиваясь ко мне спиной.

В этот момент дверь в комнату открывается, и на пороге показывается Лев. Облизнувшись, смеряет невесту плотоядным взглядом и произносит:

– Я помогу.

Хихикнув, разворачиваюсь и буквально выбегаю из комнаты, в которой потрескивает воздух от напряжения из-за этих двоих.

Забегаю в ванную, чтобы поправить макияж и прическу. Взяв оставленный тут ранее мусс для волос, растираю порцию в ладонях и провожу по торчащим волоскам, которые так и норовят снова скрутиться в завитки. Убедившись, что макияж в порядке, открываю дверь, но не успеваю сделать и шага из ванной, как в нее влетает Захар. Захлопнув дверь, хватает меня за талию и вжимает бедрами в столик, в который встроена раковина.

Нависает надо мной и дышит так, будто кислород в его легкие поступает крохотными, рваными порциями. Тяжелый взгляд глаз цвета мха впивается в мое лицо и прожигает насквозь. Я даже вздрагиваю от того, как Исаков на меня смотрит.

Сглатываю и глазею на него испуганно, потому что, откровенно говоря, такой напор наводит ужас и заставляет волоски на теле встать дыбом и зашевелиться.

– Чего приперся? – грубо спрашиваю я. Эта грубость у меня как защитная реакция. Когда боюсь, начинаю хамить.