Цитаты из книги «Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939»

Он прибывает в Париж 14 марта, снимает на пятом этаже гостиницы «Жакоб» номер на месяц, достает из чемодана дневник, проводит черту под всем написанным ранее и пишет наискосок через всю страницу своей твердой и непокорной рукой: «Начало эмиграции».

он называл Гитлера в своих статьях «трусливым, изнеженным созданием в пижаме», а Геббельса – «истеричным сырным клещом».

Иосиф Сталин ощущает самоубийство жены как унижение, и оно разрушает в нем последние остатки доверия к людям. После 9 ноября 1932 года ему везде мерещатся заговорщики, которых необходимо уничтожать.

Людям двадцатых голов очень пригодилось бы больше любви (или хотя бы психотерапии).

нужно не только успокоительное, но и рюмка шнапса.

Тея Штернхайм говорит ей: «А что, дорогая, это же новая вещественность»[24].

В итоге роман вышел под названием «Фабиан». С подзаголовком – «История одного моралиста». На самом деле это история самого Кестнера: всё на своих местах – герой, не оправившийся от первой любви и болезненно привязанный к матери, забывает отца и бесцельно странствует по кроватям, по неистовому, безличному, мчащемуся вперед Берлину, этому современному «Содому и Гоморре». Это точный диагноз эмоциям этого времени, напитанный глубоким отчаянием и злободневными шутками.

После открытия «Pan-Palais» Магнус Хиршфельд, руководитель берлинского института сексологии, отправляется с лекциями в мировое турне, он хочет просвещать людей относительно гомосексуализма и «промежуточных стадий сексуальности», как он это называет. Он выступает с лекциями и проводит исследования в России, в Америке и в Азии. В Шанхае он в 1931 году знакомится с двадцатитрехлетним студентом-медиком Ли Сиу Тхоном и влюбляется в ослепительно-красивого китайца с изысканными манерами. С этого момента Ли Сиу Тхон ни на один день не расстанется с Хиршфельдом. А сам Хиршфельд, еще с двадцатых годов объект ненависти национал-социалистов, после своего путешествия больше никогда не вернется в Германию.

И написать об эстетике государственного переворота так, как будто это исключительно вопрос формы. Его книга выходит весной 1931 года только на французском, и в ней он пророчит, что Гитлер придет к власти не в форме переворота, а в результате парламентского компромисса, станет «диктатором по недоразумению», как он это называет. Немцы, с которыми он обсуждает этот свой тезис на теплых парижских террасах, считают его сумасшедшим. Они не понимают, что его книга – о защите свободы. И не понимают, что Малапарте разглядел в отношении Гитлера к немцам проблему половой дезориентации: «На самом деле у Гитлера очень женственный характер: в его уме, его амбициях, даже в его воле нет ничего мужского. Как и все диктаторы, Гитлер любит только тех, кого может презирать. Германии достался Гитлер – диктатор с душой мстительной женщины»[44]. В Париже и немцы, и французы только качают головами, читая такие строки. Им всем кажется, что Германия заслуживает другую женщину, а не ту, что увидел в своих кошмарных фантазиях этот странный итальянец.

Сартр специально не повязал галстук, ведь после чаепития он собирается отправиться с ней в расположенный по соседству Люксембургский сад, чтобы пускать там кораблики – он где-то вычитал, что есть такой обычай. Когда он уже выпил половину чая, пятнадцать раз посмотрел на часы и тщательно набил и раскурил трубку, к нему подбегает молодая блондинка. Элен де Бовуар, представляется она, сестра Симоны, которая, к сожалению, не может сегодня прийти. «А как же вы, – спрашивает Сартр, – так быстро узнали меня среди такого количества людей?» Та отвечает: «Симона сказала, что вы маленького роста, в очках и страшно несимпатичный». Так начинается одна из величайших историй любви двадцатого столетия.