Безгрешный Спаситель среди мира, исполненного грехов, представляет удивительный факт, высокое нравственное чудо в истории. Но эта свобода от всеобщей вины и греха человеческого рода представляет, однако, только отрицательную сторону Его характера, который возвысится еще больше, когда мы рассмотрим также и положительную его сторону, а именно – абсолютное нравственное и религиозное Его совершенство.
Все вообще, даже деисты и рационалисты всех оттенков, согласны в том, что Христос преподал самую чистую и самую превосходную систему нравственного учения, – систему, которая далеко оставляет за собою в тени все нравственные предписания и правила лучших и мудрейших мужей древности. Одна уже Нагорная проповедь запечатлена бесконечно большими достоинствами, чем все, что об обязанностях и добродетели сказали и написали Конфуций, Сократ и Сенека.
Но различие сделается еще резче, когда мы станем рассматривать практику и жизнь. Все системы нравственной философии, взятые вместе, не в состоянии были бы обновить мир. Слова ничего не значат, когда они не подкрепляются и не оправдываются делами. Святая жизнь гораздо сильнее располагает к добру, чем прекраснейшие нравственные правила и сочинения, и с этой стороны различие между Иисусом и знаменитыми мудрецами так радикально и важно, что всякое сравнение даже немыслимо. Цицерон, при всем своем безграничном тщеславии, все-таки один из благороднейших и достойнейших людей между древними римскими характерами, признается, что он никогда в своей жизни не встретил совершенного мудреца и что философия только указывает нам, каким он должен быть, если явится когда-нибудь на земле. Известно, что мудрейшие мужи Греции и Рима одобряли рабство, деспотизм, месть, детоубийство или подбрасывание детей, многобрачие и конкубинатство и еще худшие пороки или, как корыстолюбивый и продажный Сенека, своей жизнью обличали во лжи проповедуемую ими чистую мораль 31). Даже величайшие ветхозаветные праведники, не лишенные, однако, помощи божественной благодати, не возвышались над погрешностями, и некоторые из них запятнали себя человекоубийством и прелюбодеянием. Можно смело утверждать, что благочестивейшие и лучшие люди, даже между христианами, в своей жизни никогда, даже по собственному несовершенному масштабу, не достигали совершенства.
А Христос? Его жизнь и поведение были совершенным осуществлением Его учения. Он был тем и делал то, чему учил. Он проповедовал Свою Собственную жизнь и жил по Своей проповеди. Он есть живое воплощение идеальной полноты добродетели и святости и должен быть признан высочайшим образцом и примером для всего, что вообще и чисто, и хорошо, и благородно в глазах Бога и людей. С этим должны согласиться даже неверующие. «Христос соединил в Себе, – сказал покойный Теодор Паркер, этот американский Штраус, – высочайшие правила и Божественную жизнь и таким образом осуществил Собою сновидения пророков и мудрецов, и даже более этого: Он свободно возвышается над всеми предрассудками Своего времени, народа и его сект; в Своей груди Он оставляет свободный путь Духу Божию; святой и истинный, Он не заботится о законе; Сам уважаемый как закон, пренебрегает и формами его, и жертвами, и священниками; Он сталкивает в сторону ученых законников со всею их хитростью и усвоенным авторитетом и изливает Свое учение, чистое, как свет, возвышенное, как Небо, и истинное, как Бог» 32). И Ренан, так грубо исказивший жизнь и характер Иисуса, сознается, что в слове и деле, в учении и жизни Герой из Назарета «ни с кем не сравним», и что эта слава останется за Ним вечно и всегда будет нова 33).
Мы находим Христа во всех обыкновенных и существенных отношениях жизни как сына, брата, друга, гражданина, учителя дома и в собраниях народа 34). Мы видим Его обращающимся со всеми классами общества: с грешниками и благочестивыми, с бедными и богатыми, с больными и здоровыми, с маленькими детьми и со взрослыми мужчинами и женщинами, с неучеными рыбаками и с образованными книжниками, с презренными мытарями и со знатными, уважаемыми членами синедриона, с друзьями и врагами, с удивляющимися учениками и жестокими гонителями, то в беседе с таким мужем, как Никодим, или с самарянкою; то в семейном кругу двенадцати, то в толпе народа. Мы находим Его во всех положениях: в синагоге и в храме, дома и в путешествии, в деревнях и в городе Иерусалиме, и на берегах Галилейского моря, и на веселой свадьбе, и на печальной могиле; видим Его в ужасной борьбе в Гефсимании, в доме судьи, перед первосвященниками, перед грубыми солдатами и фанатической толпой и наконец в жестоких крестных муках на Голгофе.
Во всех этих различных отношениях, обстоятельствах и положениях, в которых находился Христос в течение трех лет общественного Своего служения, Он везде во всем и постоянно обнаруживает один и тот же характер, совершенно чуждый всякого порока. Он исполнил все обязанности по отношению к Богу, людям и Самому Себе, не нарушая их ни в чем, и представляется поэтому поступающим всегда согласно с законом, по духу и букве. Жизнь Христа есть беспрерывное служение святой воле Божией, – единственное великое дело совершеннейшей любви к Богу и к людям и личное самопожертвование ради славы Его Небесного Отца и для спасения падшего человечества. Чем более мы изучаем жизнь Христа, тем более мы должны сказать языком народа, крайне удивлявшегося Его делам: «Он все хорошо делает» 35). В торжественной первосвященнической молитве к Своему Небесному Отцу, в минуту разлуки с миром, Он мог возвестить всему миру, что Он прославил Своего Отца и совершил дело, которое Он ему дал (см.: Ин. 17, 4, 22).
Что в одном только известном нам совершенном характере Христа тотчас приковывает наше внимание, так это – полное единство добродетели и благочестия, нравственности и религиозности, или божественной и человеческой любви. Христос больше, чем нравствен, и больше, чем благочестив, – Он свят в собственном и полном смысле этого слова. В Его характере являются божественные красота и совершенство, простое рассмотрение которых представляет непорочность и чистоту, мир и блаженство души.
Благочестие было душою нравственности Христа и поставило Его высоко над сферой чистой легальности. Каждое нравственное действие Христа имело у Него свою основную причину в совершенной любви к Богу и своим предметом и целью имело временное и вечное благо людей. В основании его характера лежало внутреннее, самое тесное и непрерывное соединение и общение с Его Небесным Отцом, от Которого Он все производил и к Которому все относил. Уже на двенадцатом году Своей жизни Иисус Христос находил Свою жизнь и Свою радость в том, что принадлежит Его Отцу (см.: Лк. 2, 49). Совершать дело и исполнять волю Того, который Его послал, было ежедневною Его пищей (см.: Ин. 4, 34; 5, 30). К Нему Он возводил взор в молитве перед началом каждого важного действия и Своих учеников учил той образцовой молитве, которая по своей простоте и всеобъемлющей краткости, выражающей однако все потребности человека, навсегда останется бесподобною. Он часто восходил на гору или иногда удалялся в уединение, чтобы помолиться, и этому высокому делу отдавал дни и ночи. Его обыкновение обращаться с Богом было так твердо и неизменно, что Он оставался ему верен даже среди толпы народа и даже сам город, с его шумом и людской толкотней, превращал в религиозное пристанище. В жизни Христа решительно не было ни одной минуты, в которую бы Его покидала мысль о Боге. Даже и тогда, когда Он в неописанных страданиях души и тела и в искупительных мучениях из-за человеческого рода воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?» 36), – даже и тогда не разрывалась связь единения с Богом, и не только не разрывалась, но и не сделалась даже слабее, помрачившись, конечно, на минуту, подобно тому как помрачается солнце, когда заслоняется облаком; не прекращалось также ни обладание, ни наслаждение этим единением, ни на один момент не исчезая из Его чувства, потому что непосредственно за высказанными словами Он торжественно воскликнул: «совершилось!» и предал дух Свой в руки Своего Отца. Это нравственное единение Христа с Богом в каждую минуту Его жизни было так твердо и полно, что Он в Своем лице поистине реализовал идею религии, цель которой заключается именно в достижении такого единения. Поэтому Он есть личный Представитель и живое воплощение христианства, истинной и абсолютной религии.
При всем этом, благочестие Христа состояло не в бездеятельном созерцании и в отвлеченном от всего мирского мистицизме и эгоистическом самоуслаждении, но оно было именно практическое, всегда деятельное, всегда обращенное на возрождение и преобразование мира в Царство Божие: «Он ходил всюду и делал добро». Жизнь Христа представляет собой непрерывный ряд добрых дел, вытекающих из того же самого единения с Богом, одушевленных одной и той же любовью и преследующих одну и ту же цель: славу Божию и счастье людей.
Одна из дальнейших черт в характере Христа, на которой мы можем остановить свое внимание, – это его нравственная и религиозная всеобщность и всеобъемлющая полнота. Тогда как все другие люди, даже самые лучшие из них, содействуют развитию только одной, и притом далеко не полной идеи доброго и святого, Христос совершенствует всё, что может быть названо великим и добродетельным. Его душа – это прекрасный нравственный рай, полный пленительных цветов, блистающих всевозможными красками под лазоревым небосклоном, – цветов, которые пьют освежительную росу свыше и горячие лучи солнца, распространяют вокруг себя упоительно-сладостное благоухание и душу созерцателя наполняют блаженной радостью.
История представляет нам много мужей влиятельного и замечательного ума, мужей, которые стояли во главе своего времени и своей нации и доставляли материал для умственной работы целых поколений и периодов до тех пор, пока самих их не сменят другие великие люди и не начнется новая эпоха развития. Как источники обыкновенно вытекают из горных возвышенностей, так знание и нравственная сила рождаются и питаются на высоте человечества. Авраам, отец верующих, Моисей, законодатель еврейской теократии; Илия между пророками, Петр, Павел и Иоанн между апостолами; Афанасий и Златоуст между греческими, Августин и Иероним между латинскими отцами, Ансельм и Фома Аквинат между схоластиками, Лев I и Григорий VII между папами; Лютер и Кальвин между реформаторами и протестантскими богословами; Сократ, патриарх древних философских школ; Гомер, Данте, Шекспир и Мильтон, Гете и Шиллер в истории поэзии различных народов, к которым они принадлежат; Рафаэль между живописцами; Карл Великий, первый и величайший в длинном ряду немецких императоров; Наполеон, стоящий во главе генералов своей школы; Вашингтон, первый по уму и нравственным достоинствам между президентами Америки, чистейший и благороднейший тип американскаго характера, – все это лица, которые могут быть указаны как пример тех героев в истории, которые служат представителями силы и могущества целых генераций, выразителями и центрами их. Но все эти характеры представляются влияющими только на одну известную часть человечества, а не на весь человеческий род; они принадлежат одному какому-нибудь особенному, известному народу и времени и принимают участие в заблуждениях, предрассудках и погрешностях своего времени и своего народа почти всегда в такой же мере, в какой представляют их добродетели и преимущества. Моисей, глубоко почитаемый верующими трех религий, был еврей по своим взглядам, чувствам, нраву и обычаям, как равно и по своему происхождению; Сократ никогда не возвысился над греческими типическими характерами; Лютер был немец, представлявший во всех своих достоинствах и недостатках силу и слабости немца, и только как немец может быть верно понят и справедливо оценен; Кальвин, и изгнанный из отечества, остается французом; Вашингтон ни для одного из других народов на земле не может быть тем, чем он был для американцев. Влияние этих великих людей может также, как это действительно случается, распространиться далеко за пределы их нации; но никогда, однако, они не могут сделаться всеобщими образцами для подражания. Мы рассматриваем их как людей необыкновенных; но в то же время мы видим в них и людей, подчиненных заблуждениям, – людей несовершенных, следовать которым во всех отношениях было бы очень опасно. Очень часто недостатки и пороки великих людей стоят в таком же отношении к их достоинствам и силе, в каком большие тела находятся к своим теням. Даже три главы апостолов делаются образцами добродетели и благочестия только в той мере, в какой отражают в себе образ своего божественного Учителя, и только с этим поучительным ограничением убеждает святой Павел своих духовных детей: «Подражайте мне, как я подражаю Христу» 37).
Чем эти великие мужи были для известного времени или народа, тем был Христос для всего человеческого рода в его отношении к Богу. Он и один только Он имеет полное право назваться всеобщим образцом для всеобщего подражания во всех отношениях. Поэтому Он мог по всей справедливости отзывать всех людей от мирской суетности и предлагать им все оставить и следовать за Ним 38). Он не ограничивается пределами времени, школы, секты, народа и расы. Конечно, Он был еврей по плоти, одевался в одежду еврейского раввина, а не в одежду греческого философа и, без сомнения, приноравливался к иудейским обычаям жизни. Но это представляет только внешнюю Его сторону; когда же мы рассматриваем внутреннего человека – Христа, Его мысли и действия, то находим, что в Нем они имеют всеобщее значение и цену. Нельзя открыть в Нем ничего иудейского, ничего исключительного и чего-нибудь отталкивающего. Особенное и национальное всегда у Него подчинялось самым гармоничным образом всеобщему и человеческому. Еще менее позволяет Он отождествить Себя с какой-нибудь партией или сектой. Одинаково далек Он был как от сурового, леденящего формализма фарисейского, так и от разнузданного либерализма саддукейского и квиетистического мистицизма ессейского. Он стоял выше всех предрассудков, ханжества и суеверий Своего времени и Своего народа, возвышался над силами, которые во всяком другом случае имеют неотразимое влияние и налагают свои оковы даже на сильнейшие и во всем другом свободнейшие умы.
О проекте
О подписке