– И я также, – произнес король гепидов. – Хотя урок был другого рода, но, пожалуй, еще чувствительнее… Страх? Он мне незнаком. Я отвык от него на полях сражений. Меня побуждает к повиновению нечто гораздо сильнейшее – честь! Я так же, как и ты, король Визигаст, понял – много лет тому назад, – что иго дикарей стало невыносимым. Я вздумал избавить от него мой народ и вселенную. Все было заранее подготовлено: союз с Византией, тайный договор со многими германскими королями и вождями славян. Я лежал в своей палатке и спал – то было за три дня до назначенного срока восстания, – как вдруг, проснувшись, увидел самого Аттилу, который спокойно сидел возле моего ложа! В ужасе я хотел вскочить, но гунн ласково удержал мою руку, заставив по-прежнему лечь на подушки, и передал мне слово в слово весь наш договор, весь план войны, что был изложен на четырех страницах римского письма. Он сказал все это наизусть, а потом прибавил в заключение: «Твои союзники распяты, все до единого – семнадцать человек. Но тебя я прощаю. Тебе остается твое царство. Я доверяю Ардариху, будь мне верен с этих пор». В тот же день Аттила охотился со мной и моими гепидами в Дунайском лесу. Усталый, он заснул, положив голову мне на колени. Пока он жив, я должен хранить ему верность…

– И целый мир пусть достается гуннам и будет их собственностью навеки! – возразил с отчаянием король ругов.

– Да, пока «Он» жив.

– Если гунны еще раз одержат победу, их господство будет несокрушимо.

– Сыновья Аттилы, – с ударением произнес Ардарих, – не то, что он сам…

– Хорошо! Однако Эллак настоящий богатырь. У него достанет силы одержать новые победы и утвердить свое владычество над теми, кого завоевал отец. Тогда у царства гуннов не останется больше ни одного врага в целой вселенной.

– Тогда – конечно, они будут! – сказал Ардарих.

– Настоящая королевская речь, – нетерпеливо воскликнул Даггар, – но уж чересчур загадочна! Одним словом, мы будем сражаться с гуннами без гепидов и даже против них! Король Визигаст, пошли меня к Валамеру, амалунгу. Я попытаюсь…

– Не спеши напрасно, юный Даггар, – заметил Ардарих.

– Разве он тоже осыпан милостями и… связан по рукам и ногам? – гневно спросил юноша.

– Нет. Но Валамер заключил с Аттилой священный союз и запил его кровью.

– Фу, противная гуннская кровь! – воскликнул королевич.

– Также и остгот не восстанет против гуннов, пока жив Аттила.

– Но он может долго прожить, потому что считает себе всего пятьдесят шесть зим, – с досадой произнес Даггар.

– А тем временем мир погибнет, – вздохнул Визигаст.

– Пусть лучше гибнет целый мир, чем моя честь! – спокойно сказал король гепидов, выпрямляясь во весь рост. – Пойдем, Гервальт, нам пора. Я приехал сюда, потому что давно подозревал о замыслах короля Визигаста. Мне хотелось выслушать его и предостеречь во что бы то ни стало, даже рискуя жизнью, только не честью. Старый герой ругов с белыми кудрями! Разве ты можешь надеяться сломить гуннов, если я и Валамер их поддержим? А мы должны это сделать, если ты нападешь на них. Король с седою бородой! Неужели ты до сих пор не постиг первого искусства правителя – умения ждать? Слушай, что я говорю, старый собрат по оружию!

– Нет, нет, нет, ждать нельзя! – крикнул Даггар. – Оставь, король Визигаст, и гепидов и остготов в покое: пускай они проспят лучший победный венок – военную славу! Мы не станем ждать! Ты ведь говорил, что после весны будет поздно. Мы выступим на бой! Неужели нас мало? Твои руги, мои скиры, Визанд, властелин герулов, со своим сильным войском! Благородный лонгобард Ротари со своими приближенными! Благородный маркоман Банчио с родичами! Трое вождей славянских: Дрозух, Милитух и Свентослав! Наконец, не обещал ли сам царь византийский тайно доставить нам через своих послов, отправленных к гуннам, и золото, и серебро, и оружие?..

– Если только он сдержит слово! – перебил Ардарих. – Ты мне нравишься, юный королевич! Звучно ты играешь на арфе, хорошо дерешься и бойко говоришь. Научись еще четвертому, более трудному и более нужному искусству для короля – молчанию. А что, если я передам слышанное от тебя великому хану гуннов?

– Ты этого не сделаешь! – воскликнул юноша, чувствуя, как его волю парализует ужас.

– Я этого не сделаю, потому что поклялся самому себе держать в тайне то, что услышу здесь. Я имею право умолчать об этом, поскольку гибель грозит не ему, а вам. Ты сомневаешься, отважный Даггар? Но верь мне: все, кого ты назвал, и хотя бы их было вдесятеро больше, не в состоянии отщепить ни крупинки от того ярма, которое Аттила наложил на всю землю. Жаль мне твоей пылкой юности, пламенный герой! Жалко твоей седой головы, мой старый друг! Вы погибли, если не послушаете моих предостережений. Обождите! Как, ты не хочешь подать мне руки, Визигаст? Ты раскаешься в том, когда увидишь на деле, что я был прав. Но моя рука, хотя ты и отверг ее сегодня, – останется рукою твоего лучшего друга. Она всегда будет открыто протянута к тебе: запомни это. Пойдем, Гервальт!

И они оба, круто повернувшись, исчезли в темноте. Почти без шума был спущен на воду утлый челнок…

Король ругов, опершись на эфес исполинского меча, задумчиво смотрел вдаль.

– Король Визигаст! – приступил к нему юноша. – Ведь ты не станешь колебаться?

– Нет, – отвечал тот грустным голосом, – я не стану колебаться. Я принял решение. Мы должны отложить дело. Мы погибли, если выступим против притеснителя без поддержки друзей.

– Пусть погибнем! – вспыхнул юноша. – Но мы должны попытаться! Узнай же то, что я скрыл от чужих: мы обязаны действовать, и притом немедленно!

– Почему?

– Потому что… Это нужно ради нее, ради твоей дочери!

– Ильдихо? Что с ней?

– Сын Аттилы увидел ее и…

– Который?

– Эллак. Он приходил в твое жилище, когда ты поехал охотиться в наши владения.

– Кто сказал тебе это? Уж, конечно, не он.

– Она сама…

– А мне – ни слова!

– Она не хочет пугать тебя преждевременно. Ведь ты знаешь ее твердость… Ильдихо надеялась, что все обойдется благополучно. Однако дело вышло иначе. Увидев прекраснейшую из всего германского народа девушку, он захотел обладать ею… И кто может увидеть Ильдихо и не пожелать того же? Эллак упросит отца, вот увидишь… И тогда…

– Ильдихо! Дитя мое!.. Пойдем. Надо спешить. Скорее домой.

Они быстро пошли к восточной оконечности островка, где их ожидал плот, грубо сколоченный из шести толстых бревен. На берегу его удерживал вогнанный в илистый грунт шест. Старик и юноша спустили плот на воду и встали на него. Даггар оттолкнулся шестом от берега, и они понеслись вниз по течению. Королевич, орудуя шестом, торопливо перебегал с одной стороны на другую; Визигаст правил широким веслом. Наконец они причалили к правому южному берегу. Оба они ощущали тревогу и нетерпение.

Между тем на покинутом островке опять воцарилось безмолвие… Так прошло несколько долгих минут. Плескались волны, шелестел тростник, сгибая к воде темно-коричневые, пушистые головки, беззвучно реяли над камышом летучие мыши.

И вдруг – низкорослый ствол вековой ивы, под которой совещались четыре германца, начал странным образом расти: между его ветвей показалась темная фигура. Сначала высунулась увенчанная шлемом голова, затем – коренастый торс, укутанный в плащ. Две руки уцепились за верхушку дерева. Человек зорко осмотрелся во все стороны и, убедившись, что вокруг пустынно и тихо, вытащил ноги из древесного дупла. Спрыгнул на землю. За ним показалась вторая фигура, потом – третья. Все они спустились вниз.

– Ну, вот, разве я солгал, господин? – горячо воскликнул третий, совсем юноша. – Все вышло, как я и говорил.

Человек, к которому обращались, не ответил ни слова. Темнота скрывала его черты, но коренастая, малорослая фигура не отличалась благородством форм.

– Запомни хорошенько имена, Хелхал, – приказал он другому спутнику. – Я тоже не забуду их: Визанд, Ротари, Банчио и трое славянских псов. Пригласи их на наш торжественный трехдневный праздник в честь Дзривилы, богини коней. Это не покажется странным, потому что таков наш обычай. Я должен иметь их в своих руках, всех до одного, со свитой и родичами!

– Господин, ты, значит, доволен? – снова заговорил первый вкрадчивым голосом. – Дай же мне условленную награду. Неужели ты думаешь, что мне было легко нарушить свою верность и выдать с головою молодого, благородного господина? Мне, его щитоносцу? Только безумная жажда обладать той девушкой – без твоей помощи это невозможно – могла побороть мою жалость. Ах, если бы ты знал, как хороша Ильдихо! Ее красоты нельзя описать – она зажигает сердце! У нее роскошное, стройное, белое тело…

– Стройная? Роскошная? И беленькая? Ну, я сам это скоро увижу.

– Когда?

– Разумеется, на твоей свадьбе. Я непременно приду пировать вместе с вами.

– Поспеши! Ты слышал: Эллак прельстился ею… О, как бы я хотел ускорить желанную минуту. Когда же девушка достанется мне? Когда ты дашь мне Ильдихо?

– Когда хорошенько удостоверюсь в твоей верности и умении молчать. Посуди сам: ты предал своего собственного господина в мои руки уж никак не из любви ко мне, потому что я тебе только страшен. Как же мне самому оградиться от твоего предательства?

– О, выбери для этого какое угодно средство, самое сильное, самое верное.

– Самое верное? – в раздумье повторил коренастый, осторожно ощупывая что-то под своим плащом. – Хорошо, будь по-твоему!

В воздухе мгновенно мелькнул длинный, кривой нож и с такой силой вонзился в живот германца, что конец его прошел сквозь ребра.

Щитоносец Даггара без крика свалился замертво.

– Оставь его тут, Хелхал. Вороны позаботятся о нем. Пошли.

– Господин, дай мне одному переплыть на ближайший островок, где мы спрятали лодку. Я приеду за тобой. Вода ледяная, ты должен поберечь себя.

– Молчи. Тому, кто каждую ночь бесчестит германскую девушку, нетрудно два раза кряду переплыть небольшую часть Дуная. По крайней мере, наши труды не пропали даром. Не только одна мелкота, из старых и молодых, попадет ко мне в руки, но я согну и оба гордых дуба: гепида и амалунга. Они должны дать клятву верности и моим сыновьям, как дали мне. Иначе обоим – смерть! Пойдем, Хелхал! Я радуюсь заранее холодному купанию. Приди, высокогрудый Дунай, в мои жадные объятия!