ГЛАВА 1

Иван Оладьев (до знакомства с Евгением Аршиновым)

Иван человек неприятный. «Мерзкий» не скажешь. Мерзкий – это вроде как скользкий, изворотливый, утончённо-жеманный. Посмотришь и почти с первого взгляда понимаешь – человек мерзок. Иван же был коренаст, приземист, крепок, обладал уверенной физической силой. Круглое лицо его чаще выражало недовольство, редко на нём удавалось увидеть кому-нибудь улыбку, а уж от души смеяться Иван Оладьев, кажется, не умел вовсе. Редкие от природы волосы он зачёсывал назад смоченной расчёской, отчего они ложились ровными бороздками, разделёнными широкими проплешинами. К пятидесяти годам Иван облысел, и поэтому необходимость в причёсывании отпала. Пару раз он оказывался настолько беспечен, что забывал покрывать лысину, копаясь в огороде. Долго потом кожа сходила неопрятными лоскутами, а солнечные ожоги не поддавались лечению ни сметаной и кефиром, ни мазями. С тех пор он непременно надевал различные кепки и панамки, всё больше походя на дачника. Но мы забежали вперёд…

Иван был умён, но, к сожалению, ум этот чаще всего был направлен на получение выгоды и делал из Ивана скорее рвача, чем интеллектуала. Ещё одна положительная черта, как бы парадоксально это ни звучало, играла с Иваном злую шутку: повышенная тяга к справедливости.

Рано или поздно всякий, кто ищет истину, начинает заигрываться и пытается вносить коррективы в судьбу – как в собственную, что понятно и простительно, так и в судьбы окружающих, что оправдать гораздо сложнее. Бывает и третий вариант: когда человек выправляет свою судьбу ценой чужих. Иван если поначалу и не относился к этой третьей категории, то со временем, увы, стал. Наверняка вы встречали таких людей, которые в разговоре частенько спрашивают, как бы интересуясь вашим мнением и в то же время точно зная, что ответ может быть только один:

– Нет, ну скажи мне, прав я или нет? Неужели ж не прав?

И покажется вроде, что всё сделано по справедливости, а от справедливости этой почему-то всё же волосы на голове встают дыбом. Иван же и вовсе был из тех, кто мнения чужого не спрашивал и проводил самосуды над людьми уверенно и без зазрений совести.

Первый раз Иван женился ещё студентом в 1980 году. Женился исключительно по весьма распространённому расчёту: ради прописки. Как назло, родители невесты были категорически против примака, прописывать периферийного хлыща в столичную квартиру не позволили. Тут-то и раскрылся характер Ивана во всей красе. Ясное дело: по справедливости ему положена была прописка! А если у несостоявшихся тестя с тёщей о супружеской справедливости какие-то иные представления, то он, Иван Оладьев, оставаться в такой семье не намерен. И ничего своего здесь не оставит!

«Своего» на момент весны 1982 года оказалось не так много. Вещи носильные, туалетные принадлежности, служебное удостоверение: учёба завершилась, началась служба в органах. На беду, успел за время семейной жизни Иван застеклить балкон. Не пожалел труда: стёкла камнями побил, рамы выломал, чтобы супруге и её несговорчивым родителям неповадно было! Разве не справедливо? Справедливо! Сам сделал – сам сломал. Коротко и ясно. Прописался бы – жили бы все, радовались совместно.

Была и ещё одна… «мелочь». Вроде как и своё, и в то же время не совсем. Супруга на момент готовности Ивана к разрыву была беременна. В июле должны были состояться роды. Иван предложил единственно возможное развитие событий и денег на аборт выдал. Отказалась. Да и ни один вменяемый врач на таком сроке без показаний беременность не прервёт! Иван твёрдо стоял на своём.

– Сказал же: ничего моего в этом доме не останется!

Крепкие руки не только камни в стёкла метать умели. Не скажу точно, был ли это первый эпизод рукоприкладства в жизни Ивана, только своего он добился: точный удар в живот привёл к выкидышу.

Супруга от родителей истинную причину выкидыша скрыла. Ванечке любимому карьеру портить не захотела – в суд не подала. Даже наоборот, наплевав на гордость, приходила к нему на службу, умоляла вернуться. Но Иван к женским мольбам и слезам был глух. Справедливость восстановлена, а если кого-то по касательной зацепило – извинился бы, да слов таких не знал.

Подвела Ивана тяга к справедливости и в профессии. Уж больно он, следователь, преступников не любил. Всеми силами наказать пытался – то через суд, а иной раз и самостоятельно. Не должны они одно небо с порядочными людьми видеть и дышать вольно! Потому на допросах Иван вёл себя жёстко, в невиновность подследственных не верил, оправданий не слушал, а признания готов был вытряхивать и выколачивать в прямом смысле этих слов. Хваткий, резкий, по-своему умный, он довольно долго был на хорошем счету у начальства, пока однажды во время очередного допроса с пристрастием вдруг не увлёкся настолько, что перестал владеть собой окончательно. Его охватила исключительно сила физическая и патологическая тяга к справедливости! Итог: смерть подследственного прямо в кабинете. Молодому парню много было не надо, Иван это предвидел. Думал, одним видом сомкнутой в кулак пятерни устрашит сопляка, а когда пришлось всё-таки пустить кулак в ход, парень вдруг обмяк, сполз на пол и больше никогда не поднялся. Дело всеми правдами и неправдами удалось замять, но из органов Ивану Оладьеву пришлось уйти.

Судьба выдала Ивану доску для сёрфинга и позволила удачно взлететь на волне бизнеса. Он жил и продолжал улаживать личные и рабочие дела с прежним пониманием справедливости. Был в меру богат, достаточно влиятелен, но сам себя считал всемогущим. Увы, всякое всемогущество может оказаться с дефектом. И спусковой крючок, дающий сигнал к разрушению всемогущества, бывает порой мелок и нелеп, а срывается всегда внезапно…

ГЛАВА 2

Евгений и Света Аршиновы (до знакомства с семьёй Оладьевых)

Евгений Аршинов был заложником той самой доброты, которая порой довольно болезненно бьёт своего узника. Той самой, что заставляет снимать с себя последнее ради ближнего. Степень близости для таких людей мало важна: собственный ли ребёнок нуждается или нищий на улице – они с одинаковым рвением стремятся помочь, осматривают карманы в поисках мелочи, обрабатывают чужие телесные раны и ссадины, часами готовы слушать о ранах душевных.

В Евгении это чувство самопожертвования было развито настолько, что порой он бросался помогать задолго до того, как об этом просили. Увы, это сильно расхолаживает и балует окружающих.

Евгений был невысок ростом, внешностью обладал среднестатистической, даже, можно сказать, невыразительной. В юности он был почти болезненно худым и бледным. Впалые щёки и фигура-жердь ничуть не напугали его избранницу – Веру, врача скорой помощи по специальности, а также талантливую кулинарку. После женитьбы Евгений набрал несколько килограммов. Когда лицо его слегка округлилось и приобрело здоровый цвет, стало понятно, что мужчина Евгений видный и ладный.

«И как это ты, Верочка, в этакой глисте красавца рассмотрела», – судачили, бывало, подруги, а Вера только отвечала, смеясь:

– Я его не за внешность полюбила. С ним и поговорить есть о чём, и помечтать…

Веры не стало в декабре 2005 года. Пьяный водитель не справился с управлением и протаранил едущую на вызов «карету» с красным крестом.

Дочери – Светлане – месяцем раньше исполнилось двенадцать лет. Девочка горько переживала утрату матери. Евгений, овдовевший в сорок шесть лет, не помышлял о новой женитьбе и всего себя посвятил дочери.

Сложно теперь сказать, хорошо ли было позволять девочке выражать скорбь многодневными пролёживаниями в кровати, тем не менее Евгений не запрещал дочери плакать вволю, освободил от всех домашних дел, разрешал прогуливать уроки, если вдруг не было сил и настроения идти в школу.

Света всегда была несколько болезненной и вялой. Унаследовала от Евгения нездоровую худобу и бледность. Чтобы поднять низкий гемоглобин, девочке давали препараты железа, а в рацион по рекомендации врачей включили гранатовый сок и красную икру. Кислый сок Света пила с удовольствием, а от солёной икры отказывалась, и чудом было уговорить её съесть хоть небольшой бутербродик. От матери Свете достались густые длинные волосы и пышные ресницы. Поэтому ни худоба, ни бледность никого не могли бы заставить сомневаться в том, что девочка – красавица. Мальчишки на неё засматривались с младших классов, но она ими не интересовалась, отдавая предпочтение книгам.

Света пребывала в меланхолии первый месяц после гибели матери. Увы, скорбь не унялась и через год. Правда, за это время в её голосе появились извиняющиеся нотки, девочка осознавала, что должна вести себя как-то по-другому, но ничего в поведении всё-таки не исправляла. Только оговаривалась трагическим полушёпотом, когда в очередной раз не справлялась с готовкой, стиркой или шитьём:

– Прости меня, папочка, я у тебя такая неумелая!

Евгений делал всё сам, хотя в то время работа его была сменной, чаще – ночной и заключалась в разгрузке и погрузке портовых судов.

Хорошей помощницей была двоюродная сестра Светы по матери – Галина. Разница между сёстрами составляла два с половиной года (Галя родилась в мае 1990-го, а Света в ноябре 92-го). Внешность и характеры их отличались довольно существенно. Рослая, кровь с молоком, крепко сбитая Галя ходила в волейбольную секцию, занималась плаванием, обязательно брала на летние и прочие каникулы подработку – водила экскурсии, гребла листья в ближайшем парке, ухаживала за саженцами деревьев и цветами на клумбах. Из всех проблем со здоровьем могла бы назвать только лёгкую близорукость, но и на ту не обращала внимания: спортом заниматься врачи не запретили, а остальное – ерунда. Стрижки она предпочитала короткие, чтобы удобнее было надевать шапочку для бассейна. При высоком росте черты лица у неё были всё же несколько мелковаты. Острый нос, маленькие глазки за круглыми очками, поджатые губы и часто нахмуренные брови делали её похожей на учительницу. Впрочем, педагогика и была мечтой девочки. Очки она довольно быстро сменила на контактные линзы, но все учительские черты сохранились в её внешности и после этого.

Приезжая несколько раз в неделю проведать родственников, Галя непременно отчитывала обоих:

– Светка, чего опять киселишься? Ну-ка, ноги в руки и щи варить! А вы, дядь Жень, совсем её разбаловали! Светочка – чудо, Светочка – сокровище. Не заметите, как из двух слов сложится одно – чудо-вище!

– Галочка, она мать потеряла, будь милосердна, – заступался Евгений, а Светины глаза моментально наполнялись слезами.

– Совесть она потеряла! Вы мне эти концерты бросьте. Тётя Вера за голову бы схватилась, если бы узнала, что после её смерти Светка в такую размазню превратится!

– Я ей психотерапевта нанять хочу, – робко говорил Евгений.

– Ремня ей! – строго припечатывала Галя. – В школе небось одни двойки, дома ленится, в кого такая – ума не приложу!

Мало-помалу, без помощи психотерапевтов, а под одним только чутким наблюдением Галины Светино настроение выровнялось, скорбь из всеобъемлющей стала просто глубокой. Увы, это не прибавило девушке самостоятельности, и она нет-нет да вспоминала старую присказку:

– Ох, папочка, я у тебя такая неумелая, – но отец не сердился, ел подгоревшую картошку, носил прожжённые рубашки, сам стирал постельное бельё и мыл посуду.