Ольга. Папа, я слышала… ваш разговор с мамашей.

Судейкин. Ну, а тебе какое дело?

Ольга (обнимая Судейкина и целуя). Папаша! Милый папа! Не вы ли давно когда-то говорили быть мне честной, не брать пример с мамаши? Не вы ли клялись когда-то давно быть честным, не брать подарков или взяток. Не вы ли доверяли мне ваши тайны, с любовью жаловались на мамашу и просили не покидать вас советами? И что же? Сегодня вас обманула мамаша, говоря, что Семенов ей родственник. Не верьте, нисколько… Вы взяли деньги… Папа! Для того ли вы воспитали меня, чтобы все говорили: вот, училась в пансионе, а отец взяточник?..

Судейкин. Будет, будет, Ольга! Я все знаю… все…

Ольга. Простите, папа, я вас предостерегаю. Ведь над вами насмеются, отдадут под суд…

Судейкин. Отдадут.

Ольга. А как это хорошо, вообразите, под судом, без места, никому глаза нельзя будет показать (плачет).

Судейкин. Так, Ольга… Я это знаю, но боюсь…

Ольга. Кого?

Судейкин. Жены. Через нее я получил место заседателя.

Ольга. О, папа!.. На это не рассчитывайте. Будьте честны, все будет хорошо. Вы получите не то.

Судейкин. Наша родня вся такая. Мы бедны. Ведь ты у меня на руках да Коля.

Ольга (плачет). Папаша! Я готова сама на реку ходить, сама белье стирать, только бы жить с вами и радоваться, что вы честны, добры. Мне ничего не надо…

Судейкин (целуя Ольгу). Ольга! Ты редкая девушка; с таким сердцем и душой у нас в городе не найдешь. Я всегда тебя слушал, любил и люблю теперь. Я более всего тебя люблю. Я прежде клялся быть честным и теперь клянусь.

Ольга. И опять напрасно.

Судейкин. Нет, Оля! Я твердо клянусь никогда не брать и, заикнись жена, я прогоню ее… Слышишь! Я вытолкаю ее… Деньги я взял от жены, но в суде я отдам их сам Семенову.

Ольга. Вот и прекрасно…

Судейкин. Вот моя рука. (Дает ей правую руку.)

Ольга (целуя руку). Благодарю.

(Судейкин уходит в кабинет. Ольга уносит в комнаты стакан. Судейкин выходит, одетый в сюртук и уносит в портфеле дело).

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Ольга (одна, перебирает вещи)

Ольга. В последний раз, может быть, я перебираю этот хлам!.. В последний раз! Завтра станем сбираться в дорогу, уедем… Бедный мой папа! Как ты добр, как прост. Его надо все уговаривать, убеждать, чтобы он не вдался в ошибку, в обман, от которых вся наша жизнь зависит… Господи боже мой! Как подумаешь, сколько есть таких людей на свете, сколько доброты в них, чести, совести, но отчего это в них и честь, и совесть подавляются при первом случае – когда им дают? Неужели в самом начале своей службы он был таков? Не знаю, но может быть. Оттого верно, что он был беден, все это было ничего. Он научился брать и брал. Брал и тратил, и снова брал… Казалось бы, он не может бросить этого. Но он еще не подавил свою совесть, у него есть стыд. Не будь мамаши, он бы вовсе не брал, но она так умеет им владеть, что он всегда соглашается на ее просьбы. Вот хоть бы сегодня: ведь уж клялся, что никогда не возьмет и будет делать по закону – нет! Все эта охота к деньгам. Быть может, он и не клялся бы не брать, но как попался под суд по двум делам, он понял, что это против совести, я его урезонивала, и он делался добрым человеком. Но его не любили в палате, называли лицемером. Да и правда, он изредка, по просьбе мамаши, все-таки брал… Неужели после клятвы мне сегодня, он все еще будет таков? Ведь вот какая страсть, привычка. Нет я буду стараться, чтобы с ним этого не было… Я радуюсь, что он исправляется на старости лет. Как неловко становится, если он возьмет: он губит человека. Вот чего мне страшно. В его руках участь – судьба человека, и он ее губит за деньги, по прихоти женщины… Я читала об этом много книг, и как досадно: что осуждается в книгах, есть наяву, и где же? – в родном доме. (Садится и задумывается). Неужели этого не понимают те, про кого пишут? Им даже не досадно, их ничто не шевелит. Все служащие в нашем городе в палатах и суде пропитаны этими взятками. Они так и норовят взять с кого-нибудь. Бывала я на имянинах у многих служащих наших из палаты, бывали и они у нас: все они, и молодые и старики, жалуются: доходов мало!.. В собрании видишь гордость, чопорность. Наряды так и говорят: доходы! В них нет вовсе совести… Иные и кажутся честными, а берут. О! уехать надо отсюда. Мне, право, как-то горько смотреть на наших чиновников, на их постные, скучные лица, на которых каждый день одна и та же мысль, чем жить, доходов мало!.. Уедем, отдохнем в уезде, там лучше здешнего живут. Господи! и там не лучше, и там еще хуже. Там не ждут уже подарка, а сами просят!.. Там все до одного, все такие!.. И мы едем туда. Мачеха недаром исхлопотала место у дядюшки: знает, что ей там будет пожива. Нет, мамаша, не бывать этому! Пусть хоть один, да будет честен. А тяжело уезжать отсюда! Я так привыкла к нашему городу, что не знаю как и привыкать буду к уездному. Хоть и надоело здесь, и хочется уехать, а там будет скучно, ужасно скучно. Куда пойдешь? Здесь все как-то по-губернски, а там…. Там все грубее, необразованнее… Одно удовольствие, что летом сходишь раза три по грибы; пройдешься вечером по улице, и только. Хорошо, если найдешь себе подругу… А то читай книги, да и тех негде будет взять. Там все тебя узнают с первого раза, и сделай только что-нибудь, всяк узнает. Под вечерок сидят домохозяева и жильцы у ворот домов и ведут дружеский разговор… Пройди ты, они указывают на тебя пальцами и смеются. Что делать, надо жить, привыкать…. А мне не хочется ехать! Так бы и осталась здесь. Я люблю Карташева, и он любит меня, и как скучает, что я еду!.. Пожалуй, полюбит кого… Ведь в собрании часто влюбляются то в ту, то в другую девушку. Нет, он не таков. Он любит меня… Мне нельзя не ехать с папашей. Без меня он опять примется за старое… Мамаша не будет давать ему покоя. Ну, а при мне не то будет. Я давно замечаю, что он переменяется. В первый раз он раскаялся, когда попал под суд, потом я дала ему одну книгу, он прочитал и сказал: все про взятки толкуют, их не вывести. Я урезонила его, и он опять поклялся, стал почитывать изредка книги… А теперь не может жить без того, чтобы не читать. И кажется что в нем пробудились новые силы. О, дал бы бог ему совсем пробудиться, как бы я была счастлива…

(Голос из комнаты Марфы Павловны:) Оля, а Оля?

Ольга (идет к двери. Отворив дверь.) Что, мамаша?

Голос Марфы Павловны. Смотрела ли ты пирог в печи?

Ольга. Забыла, маменька. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Марфа Павловна (входя в шляпке).

Марфа Павловна. Так и есть. Вечно балясы точит! Ну и девка! (подходя к окну.) Вот и цветы не политы! Экая, ведь, подумаешь, беззаботная. Ох, вы цветы мои! Как-то я вас увезу! Вот черняйку-то еще можно – кот славный, на завидность будет, нужды нет, что уши обморозил. Дианку тоже увезем, а цветы не знаю. Жасмин три года рос, пять рублей стоит. Беда, мученье с переездкой! Куда девать горшки, подушки, ухваты. Все надо везти… Ну, как-нибудь… Ничего увезем. 150 рублей ведь отдала мужу… Какой, право, неблагодарный, деньги с неба валятся, а он толкует о какой-то чести, совести. Чувствительность какую-то нашел! Все надо показать, учить. О, эти приказные! Когда им не дают ничего, они все твердят: нельзя, закон, а дал, и съежился: "извольте-с"… Все они такие. Я уже насмотрелась на дяденьку. Умница, умница такой; весь закон как знает… Два дома нажил. Скверно, в карты проигрывает много. А мой муж, не знаю на кого похож. Ну, да я его образую!.. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Судейкин и Ольга (Судейкин, входя в шляпе и сюртуке)

Судейкин. Слава богу, все покончил. Вот и подорожная.

Ольга. А дело как?

Судейкин. Передавал в стол по описи.

Ольга. Деньги не отдали?

Судейкин. Отдал Семенову и сказал: "братец, я еду, вот твои деньги. Много ли ты давал?" – "150". – "Ну, возьми их и не смей вперед предлагать. Ты моли бога, что я не объявил об этом в полицию. Дело бы завязалось". Ну, и не велел приходить ко мне. В полицию, говорю, упрячу. Это я все сделал в коридоре. Пусть как хотят, так и делают.

Ольга. Вот и прекрасно сделали, папа! О, как я теперь рада! Папа, как я буду счастлива, если так вы будете поступать всегда.

Судейкин. Будь покойна. Право, Ольга, как-то веселее и спокойнее теперь, как я отдал обратно деньги. Я рад чему-то.

Ольга. Всегда будете так радоваться. Ведь только трудно сделаться честным, а там – блаженство, папа!

Судейкин. Так оно. Но что я скажу Марфе Павловне как она спросит?

Ольга. Скажите – потерял.

Судейкин. Неловко.

Ольга. Ну, долги старые выплатил. Нельзя же от долгов уезжать.

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Марфа Павловна

Марфа Павловна. Ну, что, мой друг?

Судейкин. Все хорошо. Во-первых, дела сдал исправно, получил подорожную на три лошади, завтра получу прогонные деньги. Во-вторых, дело Семенова подал в присутствие – пусть делают как хотят.

Марфа Павловна. Ты бы попросил?

Судейкин. Просить неловко. Догадаются! Ведь и то мы затеяли там, чорт знает, что такое.

Марфа Павловна. Ну и прекрасно, лишь бы дело с нашей стороны было обделано.

Судейкин. А там хоть что хочешь делай, денежки взяты, улик нет. Эх ты… душа моя. (Берет ее за руку.) Ну, Марфа Павловна, позволь тебя поблагодарить за протекцию! (Целует ее.)

Ольга (целуя мать). Примите и от меня полную благодарность.

Марфа Павловна. Не за что, милые мои. Будет уже здесь жить, пора и отдохнуть нам. Только тебя жаль, Ольга: жениха там не найдешь образованного. Впрочем…

Ольга. Да я и не пойду там ни за кого.

Марфа Павловна. Ну, Паша… Вот ты и заседатель? А ведь в уезде заседатель суда много значит. Здесь места хорошего не добьешься, да тебя никто и не знает, а там заседатель – аристократ, важный человек: живет по-пански. Вот-то у нас будут лошади, тарантас, хорошие платья, дом. Смотри, веди себя только гордей.

Судейкин. Ну, ну, ты много насказала… Теперь уж, душа моя, тебе меня не перехитрить. Я ни за что не возьму и тысячи.

Марфа Павловна (смеясь и трепля его по лицу). Ой ли?

Судейкин. Вот тебе бог. Пора знать совесть. Я покажу себя, каков Судейкин! Пусть знают, что значит быть честным…

Марфа Павловна (смеясь). Право?

Судейкин. Перед Ольгой я не солгу.

Ольга. Ей богу, мамаша! Теперь уж буду действовать я, а не вы, и папаша взятки не возьмет.

Марфа Павловна смотрит злобно то на Судейкина, то на Ольгу, которые, смотря друг на друга, улыбаются.

Конец 1-го действия