В назначенный час она, покормив Жосю и наскоро выкурив сигарету, открыла скайп и набрала сына.
– Привет, мам, – ответил искаженный динамиками мальчишечий голос. На экране возникло узкое светлое лицо с острым подбородком, обрамленное копной волнистых соломенных волос. Большие синие глаза смотрели грустно, даже испуганно. Взглянули в объектив камеры лишь на мгновение, а потом уставились, как обычно, куда-то мимо.
– Приветики! – весело сказала Инга и помахала в камеру. – Как поживаешь?
– Все прекрасно, – быстро ответил мальчик. – А как ты?
– Я-то хорошо, а вот ты давай-ка, рассказывай, чего невеселый такой?
– Я невеселый?
– А то я не вижу!
Алекс вздохнул, посмотрел в сторону, тихо заговорил:
– Ну… история. Урок истории. Негры.
– Чернокожие, – мягко поправила Инга. – При чем здесь они?
– Я сказал… – мальчик потупил взгляд, – что у чернокожих нет ни капли ДНК неандертальцев. Я читал. Журнал по биологии.
– Та-ак, – Инга сглотнула, всматриваясь в своего уводящего взор ребенка. – И что?
– Ильяс крикнул мне… что я расист.
– Этот тот, чьи родители из Замбии? – вспомнила Инга.
– Угу. Фрекен Хартман велела мне уйти. Из класса.
Инга закусила губу, затеребила заусеницу на пальце.
– А фрекен полагает, что в ДНК современных африканцев имеются следы генома неандертальцев? – не удержалась она, но тотчас спохватилась, махнула рукой. – Алекс, не расстраивайся, ты не сделал ничего дурного. Папа в курсе?
– Да. Он завтра пойдет в школу. Вызвали.
– Все будет хорошо…
– Не будет, – отрезал Алекс и взглянул на мгновение ей в глаза. Она успела заметить в них блеск. – У меня не будет.
– Да что ты, солнышко, – Инга попыталась улыбнуться, но получилось с трудом, – конечно же…
– Не будет! – мальчик упрямо тряхнул копной волос.
– Да нет же! Почему ты…
– Я знаю. Потому что… – он замялся, почти отвернулся от объектива камеры, буркнул едва слышно: – Знаешь сама.
– Алекс!
– Мне пора делать уроки. И спать. Пока.
Инга, сглотнув ком в горле, кивнула и выдавила улыбку. Вложив в голос как можно больше нежности, пожелала сыну спокойной ночи и отключилась.
Крышка ноутбука с треском захлопнулась, стул отлетел к стене. Сигарета запрыгнула меж тонких губ, зажигалка после недолгого сопротивления уступила и выплюнула ровный желто-красный бутончик пламени. Затяжка, другая, и струя сизого дыма устремилась в начинающий желтеть потолок. «Знаешь сама». Слова прозвучали как скрежет ключа в старом заржавевшем замке, за которым пряталось тягостное, почти забытое чувство вины.
Постаравшись отодвинуть подальше бессмысленные здесь и сейчас переживания о сыне, Инга потратила остаток вечера на размышления о разговоре со следователем, одновременно просматривая научную литературу как в бумажных изданиях, так и в виде электронных публикаций в поисках случаев, похожих на происшествие с Буковским. Просидев за компьютером до самой полуночи, она не обнаружила ничего, кроме нескольких статей о синдроме внезапной и необъяснимой смерти и описания самоубийства художника Тобиаса Вонга, который повесился во сне в 2010 году. Ни то, ни другое никак не могло помочь в понимании странного феномена, который открылся в связи с жуткой смертью несчастного пациента. В конце концов, Инга пришла к заключению, что поиски бесплодны и результата, скорее всего, не принесут. Силы и время она решила посвятить изучению уже случившегося. Она твердо вознамерилась завтра вновь, и в этот раз с участием опытных коллег, проанализировать результаты полисомнографии. А через несколько дней – еще раз связаться с Роговым, когда будет готово полное и окончательное заключение судмедэкспертизы. Возможно, даже появится шанс получить его копию и внимательно изучить.
Укладываясь в постель в первом часу ночи, Инга со стыдом вспомнила, что так и не перезвонила Жене. Вряд ли он из-за этого обидится, но такое поведение было не в ее правилах. Строго-настрого наказала себе связаться с приятелем завтра же с утра, и с этим провалилась в сон.
Утро выдалось просто отвратительное. Инга проигнорировала будильник и позорно проспала; открыла глаза за десять минут до начала рабочего дня. Рассыпая матерки, она наскоро умылась, выхватила из холодильника банку фруктового йогурта и, насыпав Жосе сухого корма, выбежала из квартиры.
Сев за руль, она повела неторопливо и осторожно. Гнать в час-пик при всем желании не вышло бы, и это вызвало облегчение: стресс за рулем ни к чему хорошему не приводит. К тому же есть возможность перезвонить другу. Она набрала номер на телефоне, подключенном по блютусу к машине, и вскоре в салоне послышались гудки дозвона. Через несколько секунд тихий, чуть грустноватый мужской голос ответил:
– Инга, здорово!
– Привет, Женька! Прости, вчера совсем замоталась, совершенно забыла перезвонить…
– Да ладно, уже и не актуально.
А ведь в голосе у него не грусть, а скорбь, подумалось Инге.
– В чем дело-то было? Может, я еще… – Она дала по тормозам и вывернула руль, избегая столкновения с подрезавшим ее фордом. – Вот дебил! Прости, это не тебе. Говорю, может, я еще смогу что-то сделать?
– Уже вряд ли, – невесело усмехнулся Женя, – я насчет Ирины Владимировны звонил. Меня Наташа попросила ее к тебе в институт определить.
– А что с ней такое? – насторожилась Инга. Она знала его тещу, эту мягкую, добрую женщину, виделась с ней разок, когда была в гостях у Жени и его семьи. Ирина Владимировна оставила очень приятное впечатление: спокойный рассудительный человек, начитанный и внимательный.
– Уже ничего, – вздохнул Женя, – последние несколько дней она Наташке жаловалась, что ее замучили кошмары, да такие, что ее всю трясло. И снились-то не монстры и не маньяки, а просто какая-то несуразица – фиолетовые полоски, или линии, или что-то в этом роде…
– Что?! – Инга снова ударила по тормозам, резина завизжала об асфальт, машина застыла посреди дороги.
– Кошмары, говорю, мучили ее, – повторил мужчина громче, решив, что собеседница не расслышала, – а сегодня ночью…
– Господи, что случилось, Женя? – Инга почти кричала.
– Скончалась. Врачи говорят, разрыв сердца вследствие инфаркта. Наташка только что из морга звонила.
Инга молчала, не в силах вымолвить ни слова. Тупо смотрела вперед на объезжающие ее автомобили и автобусы. Ей гневно сигналили, показывали средний палец, кто-то даже не поленился притормозить, открыть окно и швырнуть в нее картонный стакан с шейком из «Макдональдса». Стакан шлепнулся на капот, розоватая жидкость растеклась по металлической поверхности, но Инга сидела не шевелясь. Пальцы сжали пластик руля, костяшки побелели.
– Инга, ты там? Алло? – послышался голос.
Она потрясла головой, сбросила оцепенение. Затем, оглядевшись и оценив обстановку, осторожно вырулила с середины дороги и припарковалась на обочине, включила аварийку.
– Да-да, я здесь, – ее голос зазвучал хриплее обычного. – Ужас, конечно, сочувствую.
– Спасибо. За тем и искал тебя вчера. Теща звонила, рыдала, просила помочь, а чем мы ей поможем? Мы ж не врачи. Вот я и подумал к тебе ее направить.
– Жень, – перебила Инга, – а что за полоски ей снились?
– Да какая разница, – Женя опять тяжело вздохнул, – что теперь изменишь.
– Мне как сомнологу интересно.
– Говорю же, какие-то страшные, по ее словам, фиолетовые полоски, скрещенные между собой. Говорила, что боится их до умопомрачения, в дрожь бросает, если днем вспоминает сон. Две ночи подряд ей эта фигня снилась, а сегодня ночью вот…
Инга сглотнула комок.
– Никак в толк не возьму, – продолжал мужчина, – что в полосках страшного? Моей дочурке как-то раз клоун с ножом приснился, вот это я понимаю, страшно. Но полоски…
– Женя, можно, я заеду к тебе вечерком?
– Да ради бога, тебе мы всегда рады.
– Спасибо. До вечера.
Инга отключилась. Уронила голову на руль, закрыла глаза.
– Твою дивизию… – едва слышано прошептала она и заглушила двигатель.
День протянулся изнуряющей чередой встреч, совещаний, административной работы и бесед с пациентами. Инга детально и обстоятельно разговаривала с каждым, кто приходил с жалобами на нарушения сна. Особое внимание уделяла тем, кто страдал от кошмаров, досконально выясняла, что именно снилось, как часто и что происходило с человеком в течение дня. Однако ничего необычного не всплывало. Пациенты, как и прежде, страдали от бессонницы, апноэ, сомнамбулизма и, да, от кошмаров тоже. Попался даже один пожилой мужчина с редким синдромом «беспокойных ног». Но никто из них во время бесед не упомянул ничего даже близко похожего на сверхсильное эмоциональное потрясение и ни словом не обмолвился о трех сиреневых линиях. Все как обычно, все как раньше. А сюжеты кошмаров, у кого они были, повторяли привычные общечеловеческие паттерны: падение в пропасть, черные собаки, пауки, погоня и насилие со стороны незнакомца и прочее.
Вопреки обыкновению, в этот день Инга покинула ординаторскую первой. Подчиненные с удивлением наблюдали за руководителем лаборатории, которая без пятнадцати пять побросала вещи в рюкзак, выключила компьютер и, буркнув что-то неразборчивое на прощание, унеслась прочь. Мирошниченко и Веньяминов переглянулись, пожали плечами, а Малинина осмелилась предположить, что у Кнопки, как Ингу Юрьевну за глаза иногда называли в институте, наконец завелся мужчина. Ей возразили, что на романтическое свидание люди обычно не ходят с таким каменным лицом и насупленными бровями, как у Вяземской.
Инга мчала так быстро, как позволяли условия на дороге, а они сегодня к быстрой езде не располагали: дело было не только в автомобильной толчее, но и в ливне – бесконечные потоки воды тугими струями заливали улицы, превращая их почти что в реки. Канализация с таким количеством просто не справлялась, и машинам приходилось примерять на себя роль моторных лодок.
Дворники истерично метались по лобовому стеклу, Инга скрипела зубами, обгоняя машину за машиной. Она бездумно пообещала Жене, что приедет к шести вечера, но не учла обычных для этого времени пробок, а ведь добираться придется до северной оконечности Гражданского проспекта. Не подумала, забыла. А теперь кляла себя и совершала такие маневры, за которые других водителей обычно материла на чем свет стоит.
Опоздала на двадцать минут, но приятель и не думал корить ее за это. Он открыл дверь, мрачный и ссутулившийся. В доме было тихо. Они обнялись прямо в прихожей и простояли так несколько секунд, затем разомкнули объятия.
– Соболезную, – произнесла Инга, скидывая туфли и одновременно снимая намокшую куртку. Она заметила, что скоропостижная смерть тещи тронула Женю до глубины души. Оно и понятно – с такой женщиной, какой была Ирина Владимировна, трудно, даже невозможно, иметь плохие отношения. Вряд ли на похоронах порвут три баяна, вопреки расхожим шуткам и анекдотам.
Евгений грустно покивал в ответ, жестом предложил пройти в кухню.
– Твоих нет? – спросила Инга.
– Дома. Наташка с самого утра позвонила в гримерную студию и взяла трехдневный отгул. Теперь спит, изнервничалась вся: бессонная ночь, потом полдня в морге. А Настю к соседской подружке отправили, чтобы развеялась. Для нее это тоже удар, она без бабушки и дня прожить не могла. Чаю будешь?
Инга кивнула, уронила слезу, но тотчас смахнула горячую каплю со щеки. Евгений хмуро наполнил прозрачный чайник, включил.
Кухня, свежая после недавнего ремонта, блестела белоснежными стенами, и ублажала взор плавными, гнутыми формами и ассиметричными линиями стиля «Модерн». Диодные лампочки на холодильнике и морозильнике, встроенных в мебель, испускали блеклое голубоватое свечение, демонстрируя время, температуру и даже влажность. На отдельном сенсорном экране, зажатом в черной панели между микроволновкой и кофе-машиной, поблескивали ровные квадратики электронного календаря.
За окном все еще лил дождь, пасмурное небо нависло над городом тяжелым свинцовым колпаком, погрузив мир в вечерний сумрак гораздо раньше, чем обычно для этого времени года. Евгений включил свет на кухне, отрегулировал рукояткой диммера среднюю яркость и встал у столешницы, на которой закипал чайник. Высокий и широкоплечий, он сутулился, а от того казался ниже ростом. Темные волосы, тронутые ранней сединой, были зачесаны к затылку, открывая высокий лоб, по которому от виска к виску пролегли две параллельные складки. Черные как угли глаза грустно и устало смотрели сквозь стену.
– Когда похороны? – нарушила молчание Инга.
Евгений сдвинул плечами.
– Думаю, скоро, чего тянуть, – ответил он, – местом на кладбище она в свое время озаботилась, так что хлопот не будет.
– А результаты вскрытия?
– Сказали, будут готовы дней через десять.
– Десять?! – возмутилась Инга. – Почему так долго?
Затем вспомнила, что таков обычный порядок в большинстве медицинских учреждений. Добавила уже спокойнее:
– Было бы хорошо получить их раньше… Свяжись с моргом завтра, поговори. Можно подмазать кое-кого, я даже знаю кого…
– Да что ты, Инга, к чему спешка? – удивился Евгений. – И так все ясно.
Инга на мгновение растерялась, но быстро собралась с мыслями, нахмурилась. Встала со стула, подошла к другу и взяла его руку в свою. Он опустил на нее взгляд, слабо улыбнулся, но лицо Инги оставалось серьезным.
– Жень, я… я должна рассказать кое-что важное.
Он насторожился.
– Ты о чем?
– Присядь, – предложила она и легонько потянула его за руку. Мужчина послушно сел на стул, Инга встала напротив. В таком положении она была лишь немного выше него.
– Ты сказал, что Ирина Владимировна упоминала некие сиреневые полоски…
– Да что ты докопалась до этих полосок! – вскипел вдруг Евгений. – Мало ли что кому снится!
– Жень, во-первых, не ори, жену разбудишь. А во-вторых, попытайся выслушать меня. Твоя теща оказалась не единственной, кто видел во сне эти линии, или полоски, и после этого умер.
Лохматые брови медленно поползли на лоб.
– Ты это серьезно? – пробормотал он.
– Думаешь, сейчас подходящее время для шуток? – ответила она, глядя в его темные глаза.
Евгений откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на невысокую худощавую женщину, стоящую перед ним и взирающую сосредоточенно, требовательно.
– Лады, я весь внимание, – сказал он наконец.
Инга, испытав облегчение, во всех самых жутких подробностях рассказала про инцидент с Буковским и про результаты полисомнографии, а также упомянула заключение судмедэкспертизы. Во время разговора страшно хотелось курить, но она знала, что в этой семье не курят, а выходить на балкон не позволяла погода. Пришлось взять волю в кулак и терпеть.
О проекте
О подписке