– Подождите! – крикнула Айлин, чувствуя, что, если сейчас не узнает ответ на свой вопрос, эта загадка не перестанет ее мучить. – Пожалуйста!

Провожатые замерли. Просто разом застыли, и эта пугающая мгновенная неподвижность никак не могла принадлежать живым людям. По спине Айлин пробежал мороз, когда пять призрачных взглядов скрестились на ней. Однако угрозы она не чувствовала, напротив, Провожатые смотрели благосклонно.

– Почему он смог остаться в нашем мире? – спросила она, кивнув на корчившегося в безмолвной муке Алессандро. – Почему такая дрянь… такая мерзость… Неужели у него тоже незаконченное дело? Разве это справедливо?

– Смотря кого спросить, – улыбнулся бесцветными тонкими губами один из призраков в мундире. – Незаконченные дела бывают разными, юная леди, вы и сами это знаете. Кто-то остается, чтобы беречь своего ребенка или возлюбленного, кому-то не дает покоя спрятанный клад или измена супруги… Алессандро Крема ненавидел своего убийцу, но еще сильнее он считал собственную смерть несправедливой. Он ведь был красив, молод, на пути к вершинам карьеры… И все это оборвал нож в руке мальчишки! Единственным, что хотел Алессандро, был этот мальчик. Точнее, тело, которое Алессандро мечтал у него забрать и прожить его жизнь. Но вы ведь это поняли, да? Годы шли, удобный случай никак не подворачивался. Мальчишка не напивался допьяна, не употреблял дурман, не оказывался на краю смерти, потеряв сознание. И Алессандро мог только ждать, ненавидеть и питаться этой ненавистью. А вы, миледи, лишили его и последнего шанса, за что мы вам крайне обязаны!

– Не стоит благодарности, – пролепетала Айлин, ошеломленно глядя, как Провожатые снова низко кланяются, подхватывают мастера Алессандро под руки и шагают в радужное сияние.

– Какая же… какая мерзость, – прошептала она им вслед. – Вот кому самое место у Баргота! Бедный Лучано!

Ей все еще было нестерпимо стыдно и гадко вспоминать то, что успел рассказать Алессандро. Как земля носит подобных тварей?! Они хуже упырей! Те хоть не осознают, что делают, у них рассудка толком нет, а такие мерзавцы все знают, понимают и еще наслаждаются. Отвратительно!

Ох, но она же совсем забыла про больного! Как он там?

Оставляя следы на пушистом искрящемся снегу, Айлин кинулась к домику, с облегчением почувствовав, насколько тяжелый груз упал у нее с души. И даже дышать стало легче, когда Крема исчез! Будто пропал постоянный источник тяжелого омерзительного запаха… Да, то, что Алессандро рассказал про Фарелли и его миссию, требует… осмотрительности. Но уж лучше Фарелли, чем этот… упырь!

* * *

Лучано плавал в темном забытьи, прохладном, как ночная река, и таком же приятном. Впервые за долгое время ему не было больно, стыдно и страшно, и потому выныривать он не торопился. А еще здесь были голоса. Они плавали где-то рядом, но не касались Лучано, и потому он их не боялся. Но слушал внимательно, как делал это всегда, и в приюте, и в казармах Шипов. Если хочешь выжить, ни одна крупинка знаний не бывает лишней.

Именно так в приюте он давным-давно подслушал, почему его и еще нескольких ребят забрали из общей комнаты и отселили в другую, посуше и потеплее. Почему им дают молоко и даже мясо, а не как другим, одну только кашу на рыбном бульоне да полугнилые овощи, бесплатно принесенные сиротам рыночными торговцами. Почему их чаще моют, причем хорошим мылом, а не щелочной водой, и не дают остальным подкидышам, что люто завидуют счастливчикам, их бить. И даже почему любого ребенка в приюте кое-кто из наставников может на ночь забрать к себе в комнату, но не их, чистеньких, сытых и почти не запуганных. Дорогой товар – что же тут непонятного?

Время от времени кто-то из счастливчиков навсегда пропадал, и, когда Лучано исполнилось десять, из их компании остались только он да еще две девочки, настоящие красотки. За них ждали достойную цену. А дождались мастера Алессандро, который по девчонкам скользнул равнодушным взглядом, за Лучано же заплатил самыми настоящими золотыми монетами! Синьора попечительница поджала губы, словно увидела вместо золота жалкие медяки, но покупатель словно невзначай положил на стол красивую холеную руку, попечительница бросила быстрый взгляд на железное кольцо с бутоном розы и велела Лучано идти с почтенным синьором, который о нем позаботится.

– Мерзость какая, – с отвращением сказал сухой и жесткий, словно выгоревшая на солнце трава, голос. – Алессандро совсем ум потерял? Ему что, на бордель не хватало? Ловил бы тогда по улицам оборвышей, наших-то зачем трогать?

– Красивый мальчик, – равнодушно заметил другой голос, холодный и скользкий. – Дворянский бастард, наверное, породу видно. В борделе за такого дорого попросят, особенно за жесткие забавы. А уличными он брезговал. Тот еще был чистюля… Между прочим, я говорил, что рано поднимать Алессандро по рангу. Тем более доверять ему такое важное дело. Младший мастер, которого убил десятилетка, пф!

Он презрительно фыркнул. Лучано попытался испытать хоть какое-то подобие чувств, слушая, как о нем говорят и наверняка решают его судьбу. Но внутри все застыло, причем не сейчас, а гораздо раньше. Ровно в тот день, когда мастер Алессандро, подождав пару недель, забрал его из казармы после ужина и отвел к себе в комнату. Лучано тогда честно пытался терпеть. Он все-таки вырос в приюте и отлично знал, что всего один человек, какой бы сволочью он ни был, гораздо лучше, чем бордельные клиенты изо дня в день. Старшие ребята много рассказывали…

Но после второго раза понял, что терпеть не получится. И даже очень хорошо все продумал! И как спрячет нож, и куда воткнет, а главное – как потом этим же ножом чиркнет себе по горлу, чтобы быстренько сбежать в Претемные Сады к доброй Госпоже – подальше от мастеров и их наказания. Не повезло. Умирая, Алессандро всего раз успел его ударить, но хорошо знал, куда бить. Лучано отлетел, потеряв сознание, и его успели найти.

– Сдох – туда ему и дорога, – заключил сухой голос. – Что будем делать с мальчишкой? Лично я бы сказал ему спасибо за услугу гильдии, – послышался такой же бесцветный сухой смешок, а потом голос закончил: – Но порядок есть порядок. Нападение на мастера – смертный приговор. Учитывая обстоятельства, предлагаю просто не будить. Уж легкую смерть он заслужил.

– Согласен, – отозвался скользкий голос издалека. – Тело потом выставим в казармах – уроком, что бывает за нападение на мастера. Только нужно хорошенько изуродовать. Иначе сосунки решат, что можно легко отделаться, всего лишь умерев. А вторым уроком станет Алессандро. Наставникам тоже полезно задуматься, что ученики – ценное имущество. В борделях нужно развлекаться, а не будущее гильдии портить. Жалко, что Алессандро сдох, из живого учебный материал получился бы гораздо убедительнее. Кстати, Лоренцо, мальчик просыпается. Добей его, что ли, тебе там ближе.

– Ларци, а ты что скажешь? – спросил сухой голос совсем рядом.

Лучано просто по привычке запомнил и сам голос, и то, что его обладателя зовут Лоренцо, хотя уже понимал, что ему это никогда не пригодится. Если бы он мог что-то чувствовать, то порадовался бы, что убить его решили быстро и безболезненно. Иные ученики, тоже ставшие «уроком» для остальных, умирали неделями… И тут послышался третий голос, мягкий и спокойный, но с изрядной долей иронии:

– Как мило, что вы решили все-таки поинтересоваться и моим мнением тоже. Поверьте, друзья мои, я глубоко это ценю.

– Ларци… – отозвался скользкий, и Лучано показалось, что человек поморщился. – Ну что за обиды? Если уж на то пошло, первым спрашивать надо было Джакомо, эта гнилая крыса Алессандро – его ученик и ставленник.

– Отличная мысль, Тино, – согласился третий. – Джакомо, когда он вернется в город, непременно следует спросить, как он собирается возмещать гильдии вред, причиненный его учеником.

Послышалось сразу три смешка, и Лучано понял, что благородным синьорам мастерам идея припереть к стенке мастера Джакомо весьма приглянулась. А третий голос продолжил:

– Что касается мальчика, то я решительно не вижу оснований от него избавляться. Алессандро следовало помнить, что мы готовим Шипов, а не бордельные цветочки.

– Ты что, предлагаешь его не убивать? – недоверчиво уточнил Тино. – Может, нам еще и в казармы его вернуть после такого? Чтобы сосунки из него сделали героя и образец для подражания?

– В казармах его на клочки разорвут, – возразил тот, кого назвали Ларци. – Или от зависти к его славе, или чтобы выслужиться перед наставниками. А я хочу посмотреть, что из него вырастет. Только полный идиотто утопит щенка, который начал скалить зубы раньше остальных.

– Этот щеночек уже порвал кое-кому горло, – заметил сухой голос.

«Лоренцо, – вспомнил Лучано. – Лоренцо, Тино и… Ларци?»

Он точно знал, что должен был смертельно испугаться этих трех имен даже по отдельности, но почему? Где он их слышал? Ах да, в тихих благоговейных рассказах после отбоя…

– А я люблю кусачих, – улыбнулся, судя по голосу, Ларци. – Они самые толковые. Возьму его себе, пожалуй. Стар я уже сам пробирки мыть, да и двор подметать кому-то надо… Мальчишка в услужении мне как раз пригодится. Надеюсь, меня в особых вкусах никто не подозревает?

Он хмыкнул, и Лучано обострившимся слухом уловил всего один ответный сухой смешок. Тино заговорил так же холодно, как раньше, но теперь еще и недовольно:

– Это не по традициям, Ларци. Личный ученик – дело святое, но не в десять лет! Пусть пройдет испытания, освоит все положенное, а потом уже заберешь. Лет в пятнадцать хотя бы!

– Если выживет… – тихо уронил Лоренцо.

– А если и нет! – В голосе Тино нарастало раздражение. – Подумаешь, велика потеря. Лучше сдохнет один сосунок, пусть и способный, чем они все начнут охотиться на наставников. Хочешь личного ученика, кто же тебе слово скажет? Бери хоть пару дюжин, авось кто-то и окажется тем самым. Но зачем тебе именно этот щенок?

– Две дюжины даг не всегда заменят один стилет, – мягко уронил Ларци, и Тино разом смолк, зато засопел так, что Лучано это услышал. – Мальчики из казармы в пятнадцать лет уже вылиты по форме, прокованы и закалены. Тонкой гравировкой ничего не исправишь. Для моего дела и в десять-то начинать уже поздновато, слишком много надо выучить. Но я попробую. Если парнишка не сломался, из него может выйти толк. И кого именно брать в ученики, это дело мастера. Вы согласны с этим, друзья мои?

Голос у него был такой теплый и спокойный, что никто не усомнился бы: человек и вправду разговаривает с лучшими друзьями. Но Лучано почему-то мороз продрал по спине, и он попытался открыть глаза, чтобы увидеть… Увидеть того, кто забирает его себе. И кого Лучано теперь вспомнил совершенно точно, пусть и по рассказам. Конечно, он никогда не видел легендарного грандмастера Ларци! Что бы тому делать в казармах? Но кто из Шипов не слышал про Ларци Тысяча Ядов, Ларци Смерть-с-улыбкой?

– Ну вот, разбудили мальчика, – вздохнул самый страшный человек гильдии чуть ли не виновато. – Спи, Фортунато, не время еще просыпаться.

Лучано почувствовал теплую сухую руку у себя на шее, пальцы несильно надавили куда-то, и он окончательно ухнул в глухое забытье.

Сон! Это всего лишь сон!

Он глотнул воздуха, выдираясь из темной холодной пустоты. Не открывая глаз, прислушался и принюхался, не понимая, где находится. Память возвращалась медленно, голова казалась пустой, но тяжелой, и Лучано поднял веки, как только вспомнил ледяной ручей, злую и растерянную ругань бастардо и крепкие руки, тянущие его куда-то. Он замерз… так замерз! А потом стало тепло, даже жарко. Он плавился и таял в этом жаре, пытаясь объяснить, что хочет немного прохлады, совсем чуть-чуть. Еще смутно помнилось травяное питье, которое кто-то подносил к его рту, и блаженное ощущение, когда его протирали влажной холодной тканью. И голоса… Не те, что много лет возвращались в кошмарах, решая его судьбу, а другие, обеспокоенные, заботливые, ласковые… Ласковые?

Лучано присмотрелся – над ним был бревенчатый потолок и кусок такой же деревянной стены. Он с трудом повернул голову, ужасаясь собственной слабости. Другая стена… Низкая дверь из грубо вытесанных досок. Маленькое окошко, затянутое какой-то тусклой пленкой… А рядом с его лежанкой – уложенные прямо на пол попоны, на которых дремлет, подложив под голову плащ, рыжая магесса.

Он попытался что-то сказать, но из горла вылетело только хриплое сипение. Однако этого оказалось достаточно: девчонка подскочила и просияла улыбкой, словно озарившей ее изнутри всю: бледное личико с яркими веснушками и огромные зеленые глаза, под которыми залегли темные тени. «Выглядит синьорина Айлин так себе, – отметил Лучано. – Устало…»

– Ты очнулся! – ахнула она. – Наконец-то! Хочешь пить? Я бульон сварила! Аластор с Пушком добыли зайца и пару куропаток. Но зайчатину тебе нельзя, ты долго не ел, а бульон можно, наверное?

«Лишь бы не с грибами, – очень хотелось съязвить Лучано, однако он промолчал и только со всем старанием принюхался к собственной кружке, которую магесса ему торопливо поднесла к губам. – Да нет, вроде бы чистое мясо…»

Бульон был теплым и невероятно, непредставимо вкусным! Лучано жадно проглотил его и наконец вспомнил все. Вот же идиотто! Так постыдно заболеть! Но… это получается, что они его выхаживали?

– Ты прости, я в твоей сумке покопалась, – виновато сказала девица, напоив его и отставив пустую кружку. – Нашла там какие-то лекарства, но магистр Бреннан всегда говорит, что лучше не лечить ничем, чем не тем или не от того.

Лучано прикинул, что именно эта святая простота могла отыскать в его зельях, и от всей души поблагодарил неведомого магистра. Мало того что мудрейший человек, так еще и ученикам смог это внушить! Дай ему, Милосердная Сестра, хороших пациентов!

– Так что я только травы заварила, – продолжила рыжая. – Те, которые точно знаю. Ты чуть не сгорел от лихорадки, мы с Аластором так боялись…

Она вдруг всхлипнула и жалко, совсем некрасиво разревелась. Лучано сглотнул горький привкус, появившийся во рту. Вот это притворством точно не было, просто не могло быть. Ни одна девушка не станет напоказ плакать вот так – с мгновенно покрасневшим носом, распухшими губами, вытирая глаза ладонями, словно не плакала очень-очень давно и понятия не имеет, как это получается.

– Не надо… прекрасная синьорина… – выдавил он, и рыжая магесса, глянув на него, последний раз всхлипнула, а потом старательно сморгнула слезы. – Я… не стою ваших… забот.

Он хотел сказать «слез» или «переживаний», что-то вежливое, положенное по этикету, а вырвалась нечаянно правда. Ведь и в самом деле не стоит! Сколько он уже здесь валяется? Желудок, в котором выли от голода уличные коты, подсказывал, что давно. Лучано покосился – но рубашка на нем была свежая, не промокшая от пота. Правда, манжеты и ворот не застегнуты…

– Мы с Аластором тебя переодели, – спокойно, как о самом обычном деле, сказала рыжая, вставая и относя кружку на маленький стол у стены. – Ты очень сильно потел. Но это ведь хорошо, да? Я не очень умею ухаживать за больными, нам только основы медицины преподают. Аластор тебя переворачивал и обтирал. – Она чуть порозовела и застенчиво пояснила: – Я бы сама могла, но мне неприлично. Ничего, Ал отлично справился. А я травы вот… и бульон… Хочешь еще? А может, уже мяса поешь? Немножко хотя бы!

Лучано кивнул, и магесса кинулась к столику, принесла оттуда миску с бульоном и разварившимися кусочками мяса. Подождала, пока Лучано с трудом сядет, поставила ему на колени и подала ложку.

– Ты ешь, – сказала все так же просто, словно заботливая сестра или подруга. – Если не можешь, давай я тебя покормлю. А со всем остальным придется Ала подождать. Ну, сам понимаешь…

Она опять смущенно отвела глаза, и Лучано едва не подавился глотком бульона. Еще бы он не понимал! Что, и до этого бастардо помогал ему, больному, справлять нужду?!

– Сколько я… – проговорил он, прожевав кусочек мяса и запив его бульоном.

– Сколько болеешь? – подсказала магесса. – Три дня. Сейчас утро четвертого. Хорошо, что мы нашли эту сторожку. Ал говорит, ее охотники поставили. Здесь дрова были и кое-какие припасы. Но тебе солонину с сухарями точно нельзя! Метель два дня не прекращалась, только вчера перестала. Вот Ал с Пушком и ушли за свежим мясом и дровами. А я кашу сварила, только она сгорела. – Она вздохнула и уныло закончила: – Котелок я почистила, но кашу выкинуть пришлось. Хорошо, что бульон еще был.

Лучано доел все, что было в миске, и почувствовал себя чудовищно, безобразно сытым! Откинулся на стену за спиной, а магесса поправила ему одеяло привычным жестом и забрала пустую миску, пообещав:

– Я сейчас трав заварю. Или ты шамьету хочешь?

– Ничего не надо, благодарю вас, – улыбнулся Лучано.

Девица подбросила дров в маленькую печку, сложенную в углу избушки, что-то сняла с натянутой над ней веревки, и Лучано увидел одну из своих рубашек.

– О, высохла, – удовлетворенно сказала магесса, складывая ее. – Потом другую постираю. Только нужно снега натопить…

Лучано прикрыл глаза, чтобы не видеть милого личика сердечком, наивных зеленых глаз. Он бы и уши зажал, чтобы не слышать звонкого голоса синьорины Айлин, да сил не было руки поднять. Как она может? Как они оба могут, проклятая магесса и проклятый бастардо?! Почему они такие неправильные?!