– Угу, – кивнул мастер, – знаю.

Он отошёл к навесному, древнему, кажется, деревянному шкафу, открыл его, и Валентин увидел столпотворение разноцветных баночек с красами. Это зрелище сразу успокоило его, уж очень напоминало что-то яркое, детское, даже детсадовское. Казалось, что татуировщик сейчас вытащит ещё кисточки и плотные листы для рисования и предложит Валентину изобразить солнышко. Или домик. На выбор.

Ничего этого Илларион, конечно же, делать не стал. Он постоял некоторое время задумчиво перед открытыми дверцами шкафа, выбрал пару баночек. Посмотрел на просвет, хмыкнул. Затем обернулся к Валентину:

– Интуиция?

– Что – интуиция? – не понял Валентин, не отрывающий взгляда от подготовительных действий.

– Руна Лагуз – интуиция в чистом виде.

– Вообще-то я прочитал, что её значение – это вода. Поток воды. А вы хорошо разбираетесь в значении рун?

Илларион, не торопясь, ответил:

– Ровно настолько, насколько нужно для моего дела. Честно сказать, достаточно поверхностно. Но вода, её поток, это и есть внешний символ интуиции. Сонные чувства, фантазии, сны… Алкоголь или какие-нибудь лекарства накануне не принимали?

Валентин отрицательно покачал головой и сел по указанию мастера на стул. Протянул руку.

– Это как-то не очень согласуется с потоком, – растерянно произнёс он.

Илларион уже натягивал перчатки на бледные руки.

– Вода может принимать различные формы, – он говорил всё так же медленно и как бы нехотя. – Смысл руны в том, чтобы согласиться с силой, которая несёт тебя. Готовность принять форму, определённую потоком, а не ту, какую выбираешь сам. То, что кажется подходящим тебе, может идти вразрез с планами мироздания. Глубины интуиции – единственное, на что стоит положиться. Вот об этом говорит руна Лагуз.

Мастер уже наносил перевёрнутую задом наперёд единичку на обработанное антисептиком предплечье Валентина.

– Здесь работы немного, – сказал он. – Предварительная подготовка не нужна. Посмотрите, это то, что вы хотели?

Мастер указал клиенту на большое зеркало, Валентин подошёл к нему, посмотрел на рисунок, утвердительно хмыкнул. На самом деле, ему изначально было всё равно, как будет выглядеть руна. Он никому не собирался её показывать. Главное, чтобы работала.

– Справлюсь «фри хенд», если только вы не захотите набить ещё руны, чтобы получилась вязь. Но предупреждаю: это на вашу ответственность. Я не посвящён в глубинное значение вязи. А сочетания рун – штука опасная. Можно очень промахнуться.

Валентин, вслушиваясь в жужжание машинки, которая оказалась в руках Иллариона, быстро уведомил мастера, что больше ему рун не нужно. Достаточно одной.

Сейчас руна всё больше ныла и беспокоила. Валентин понимал, что должно пройти время, прежде чем неприятное ощущение утихнет. Но из-за этой глупости раздражало абсолютно всё. Хотелось есть, но в санаторной столовой, на виду у всех, он не мог брать блюда, провозглашённые неполезными. Как отреагируют нынешние и потенциальные клиенты, если диетолог начнёт лопать жирную котлету с большой порцией картофельного пюре, щедро сдобренного сливочным маслом?

А Валентину, находившемуся в состоянии некоторой раздражительности и капризности, хотелось именно побаловать себя. И даже сама мысль о пережёвывании полезного зелёного салата, которым он питался под многочисленными взглядами, была ему сейчас невыносима.

Голова раскалывалась. То ли от голода, то ли от воспалившейся тату, то ли от безрадостных мыслей.

Валентин взял бластер цитрамона, подцепил таблетку и налил себе воды в одноразовый стакан. Он положил пилюлю на язык. Подумал о том, что всё-таки решится и спустится вечером к морю: проверить, начала ли действовать руна. Сделал глоток.

Горло внезапно передёрнуло судорогой. Валентин, пытаясь преодолеть панику, со всхлипом вдохнул носом. Ничего не получилось. Из открывшегося рта вырвался хрип, тут же превратившийся в рёв. Звук вылетел из диетолога, наглухо захлопнув за собой вход.

Стакан выпал из рук, которыми Валентин схватился за внезапно закрывшееся горло. Вода вылилась на белоснежный халат, промочив его насквозь, до тела. Но диетолог этого даже не заметил. В глазах поплыли зелёные пятна, Валентин согнулся пополам, затем рухнул на пол.

«Ларингоспазм, сейчас пройдёт», – попытался успокоить сам себя.

Но казалось, что вода заполонила его всего, воздух не мог протиснуться в лёгкие. Все кругом стало – вода, и Валентин тоже растворялся в ней и становился жидкостью. Это было ещё ужаснее, чем представлять себя тонущим.

«А ведь ничто не предвещало», – раздался у него в голове издевательский голос.

А другой, не менее странный и не менее чужой, ласково прошептал:

– Не сопротивляйся. Зачем тебе? Откройся потоку, освободи сознание. Не держись за твердь…

Руна опрокинулась на Валентина, цепляя острым краем – загнутым, как у вязального крючка, и потащила за собой в водную бездну. Последнее, что увидел перед тем, как глубина поглотила его: широко раскрытые глаза девчонки, вдруг возникшей откуда-то на пороге кабинета. Вокруг перепуганного лица сияло облако голубых волос.

***

Яська сидела в коридоре прямо на полу, поджав к груди острые коленки, обхватила их руками. Она с немым вопросом оглядывала снующих мимо деловых мужчин, явно занятых чем-то ужасно важным.

Ей хотелось, чтобы кто-нибудь проявил к ней сочувствие. Всё-таки только что на её глазах умер человек. Смерть она видела впервые в жизни и находилась в состоянии шока. Но сочувствия никто так и не проявил. Её только вежливо, но настойчиво попросили пока не уходить.

Яська рассказывала то одному рассеянному человеку, то другому, как вошла в кабинет и увидела врача, схватившегося за горло. Он хрипел, хрип этот перешёл в рёв. Затем человек в белом халате упал на пол и забился в судорогах. Всё длилось буквально долю секунды, после чего он затих. Яська не знала, что делать в таких случаях, и просто начала громко кричать. Набежали люди. Всё.

Она рассказывала это прилежно снова и снова. Пока около неё вдруг не возникла пухлая, странно-обаятельная в своей некрасивости девица с ярко накрашенным ртом.

– Ты свидетель? – требовательно сказала девица, и, кажется, включила на телефоне диктофон. – Имя. Фамилия!

Люди редко с первого взгляда определяли Яськин возраст. Она казалась старшей школьницей, едва входящей в пору своего рассвета. Но несостоявшейся выпускнице экономического факультета перевалило за двадцать. Такая она была вытянутая и тощая, как подросток-переросток, с торчащими локтями и острыми, почему-то всегда поцарапанными коленками. К этому несколько диковатому облику прилагались волосы в форме вечно растрёпанного «каре», которые после неудачной покраски приобрели голубое сияние. Поэтому она привыкла к вечному «тыканью» от посторонних людей. Но сейчас в Яське взыграло упрямство. От усталости, голода, пережитого ужаса и необходимости рассказывать одно и то же разным людям.

– А вы кто? – она поднялась и, всё ещё опираясь о стенку, нагло взглянула в прозрачно-светлые глаза девушки. Подчеркнула вежливое «вы».

Кто-то крикнул:

– Алина, ты скоро? Посмотри, у него на руке татуировка совсем свежая. Закорючка какая-то интересная, кажется, не простая. Может, из секты? Заканчивай уже со свидетелем, она ничего существенного не скажет.

Яська обиделась прямому намёку на свою бестолковость и уставилась, уже противно ухмыляясь, куда-то поверх людей, заполонивших обычно тихий в это время коридор санаторной поликлиники.

– Сейчас, – крикнула Алина и посмотрела на синеволосую девушку с неожиданным пониманием. – Я судмедэкспорт. Первый раз смерть так близко видишь?

– Человек умер, – констатировала Яська, обрадовавшись, что кто-то наконец услышал тихий голос её души. – Зачем это всё?

Она вскинула руку в сторону суетящихся людей.

– Вижу, – кивнула Алина, – что ты устала и переживаешь, но работа у нас такая. Не ожидаешь, что все тут начнут оплакивать умершего, вместе того, чтобы выяснить, что с ним на самом деле произошло?

– А что всё-таки произошло? – Яське показалось, её голос стал хрипеть, как совсем недавно у умирающего врача. Она непроизвольно схватилась за горло.

– Случай довольно редкий, – доверительно шепнула Алина. – Можно сказать, что буквально утонул в стакане воды. Ларингоспазм. Если говорить профессионально, то синкопальная абтурационная асфиксия. Вот видишь, я тебе все рассказала, что знаю. А теперь ты мне.

Она подмигнула. Как старой и довольно близкой знакомой. И Яська вдруг увидела, что медэксперт – её ровесница. Ну, может, чуть-чуть старше. Совсем немного. Тут же захотелось сплетничать с Алиной об общих знакомых, выбирать джинсовый комбинезон в H&M, пить холодный молочный коктейль на террасе небольшого кафе. Непременно увитого виноградной лозой или пахучими цветами–граммофончиками.

– Ипомея, – зачем-то вслух сказала Яська. – Я вспомнила. Они называются ипомея.

– Что?! – удивилась гипотетическая подруга Алина.

– Простите… Цветы, которые обвивают беседки, называются ипомеей. Я сейчас вспомнила. Это глупо, да? Просто всё утро голову ломала, как они называются, измучилась, а сейчас вдруг – раз! Словно озарение пришло.

– Бывает… А теперь от цветов перейдём к покойникам. Уж извини…

– Я уже…

– Ещё раз, – терпеливо сказала эксперт… – Итак, имя, фамилия…

– Ясмина. Девятова. Я вообще-то не здесь живу. В гости на лето приехала к маминой подруге. Каждые каникулы у неё провожу. С самого детства.

– Интересное имя, – произнесла эксперт. – Редкое. Никогда не слышала.

– Мама в молодости восточными танцами увлекалась, – тоже непонятно зачем сообщила Яська. – Ясмина – это Жасмин. Восточное имя.

Алина кивнула понимающе.

– Род занятий?

– Я студентка. Только сейчас в академе. По семейным обстоятельствам, – зачем-то добавила она, и Алина опять понимающе кивнула.

– А почему к диетологу пришла? – поинтересовалась она. – Какие проблемы? Лишнего веса у тебя точно нет.

С некоторой завистью пухлая девушка оглядела острые лопатки Яськи, обтянутые белой футболкой.

– Дверью ошиблась. Аида обещала договориться, что меня пустят в тренажёрный зал, когда будет сончас. В это время народа немного.

– А Аида у нас кто?

– Я ж говорю: мамина старинная подруга. К которой каждый год приезжаю. Аида тут работает и всех знает. Она же и договорилась, чтобы мне позаниматься на тренажёрах.

– Хорошо. Вот ты зашла… И?

И Яська в который раз повторила, как она зашла и что увидела.