Глава первая. Глубина Лагуз

– Нет, нет, нет. Нельзя фрукты после четырёх часов, нельзя! Если совсем уже невтерпёж, то только зелёное яблоко. Одну штуку. Только одно зелёное яблоко. Маленькое. Вы меня поняли?

Перед глазами Валентина поплыла большая шаурма. Она одуряюще пахла лёгким дымком и огуречной свежестью. Овощи с кусочками поджаренного мяса, завёрнутые в податливый, но ещё не размокший лаваш. Снаружи его пергамент чуть хрустит, а изнутри смазан прекрасным острым соусом. Лепёшка идеально сложена: в шаурме очень важно правильно завернуть начинку. Иначе всё содержимое внутри лаваша будет распределяться неравномерно и вываливаться. На свежую рубашку или недавно надетые брюки. Валентин никак не мог допустить этого в своих мечтах.

Толстенькая и плотная. Такова его идеальная шаурма.

На зубах застенчиво затрепетал пряный хруст огурчиков.

– А если клубнику? Клубнику, несколько ягодок, доктор? Я не люблю яблоки…

Пришлось включиться в реальность. Желудок, не получивший сегодня положенного ему завтрака, отчаянно посылал мозгу сигналы. Упоминание о кислом зелёном яблоке раздражало. Шаурма так и стояла перед глазами. Настолько большая, что заслонила собой корпулентную даму, которую Валентин в данный момент увещевал питаться исключительно правильно и рационально.

– Ягоды способствуют выработке желудочного сока, который стимулирует аппетит. Вместо того чтобы отбить желание съесть больше, он его усилит. Вы можете употреблять клубнику, но с утра и до полудня…

Дама пришла к нему на приём по той же самой причине, по которой к Валентину приходили все остальные клиентки. Она хотела похудеть. Желательно за две недели отпуска. Вернуться такой, чтобы все обзавидовались.

Диетолог посмотрел на даму снисходительно, пациентка потупилась. Все эти женщины, недовольные собой, испытывали комплексы перед Валентином. Высоким и поджарым, как волк ранней весной.

Когда-то, очень давно, мальчик Валя трепетал перед особями женского пола. Они казались ему созданиями неземными, воздушными. Потом всё изменилось. Мединститут и студенческая жизнь не то чтобы превратили Валентина в законченного циника, но избавили от необходимости видеть в каждой девушке неземную фею.

Теперь он точно знал – они, женщины, едят! И отнюдь не нектар с цветов. Тонны колбас, печёного теста, жареного картофеля и шашлыков, исходящих жиром, литры борщей и килограммы расплавленного сыра, коварно маскирующегося под красивым названием фондю…

Диетолог вздохнул и продолжил втолковывать очередной рассекреченной фее:

– Ваш ужин отныне – овощи. Сырые, тушенные или варёные. Кусок мяса…

Перед глазами опять поплыла шаурма.

– На пару? – совсем грустно, но со знанием предмета уточнила пациентка.

– Любого. Мясо можно даже жареное, но на одной чайной ложке оливкового масла. Я составил индивидуальную диету, буду наблюдать за вашими стараниями по снижению веса и следить за состоянием общего тонуса. Дома вам придётся продолжать следовать рекомендациям уже самостоятельно. Если вы серьёзно решили заняться собой, можем проводить он-лайн консультации.

Валентин поставил заключительную точку в своём монологе.

– Самое важное в программе, чтобы вы теряли вес не за счёт уменьшения мышечной массы и воды, а за счёт сокращения жировой ткани.

Клиентка печально оглядела свою жировую ткань, несомненно, требующую сокращения. Она много раз преисполнялась решимости начать новую жизнь, наполненную стремительностью и лёгкостью, но все надежды разбивались о непреодолимое препятствие: работу в глубоко и широко женском коллективе. Тесно собранные в офисе дамы постоянно поглощали всевозможные тортики, пироги и пирожные. Это называлось «пить чай».

«Питие чая», к которому неизменно прилагалось все вышеперечисленное кулинарное изобилие, укрепляло корпоративный дух, но препятствовало сохранению девичьей стати. Дама понимала, что, отвоёвывая свои позиции в бухгалтерии архитектурного бюро, она теряет всяческую надежду на тонкую талию и прозрачный силуэт. Но так хотелось – и того, и другого…

Валентин проводил клиентку взглядом до двери, затем поднялся и зашёл за ширму. Наконец-то расстегнул хрустящую белизной манжету халата, поддёрнул рукав. Свежая татуировка покраснела по контуру и неприятно ныла, внося свою лепту в и без того паршивое настроение.

И черт его дёрнул вчера осуществить эту идею – бредовую и на первый взгляд, и на второй. Глупо было всё, начиная с момента, когда Валентин соблазнился выгодным предложением: подработать в высокий сезон «на югах».

Санаторий находился у самого моря, сияющего сразу со всех сторон и во все окна. Море, раскинувшись до беспредела, голубело бирюзой и сверкало в отблесках солнца, заполняя собой все мысли и проникая в подсознание. Вызывало одновременно восторг, покой и счастье. У всех, кроме Валентина.

Он боялся воды. Всегда, сколько себя помнил. Панически, за пределами разума и способности логически сопротивляться страху. Валентин жил и работал вот уже несколько дней в кабинете с плотно задёрнутыми шторами, за которыми разливалась необъятная жуткая масса. И сколько бы не уговаривал себя просто пройтись по пляжу, так и не смог.

Специалисты объясняли, что аквафобия особенно распространена среди тех, кто хоть раз в жизни тонул. Но Валентин – сколько себя помнил – никогда не подходил ни к одной луже больше и глубже, чем могло вынести его сознание. А довольно известный психотерапевт, к которому Валентин с трудом попал на приём, предположил, что он мог, к примеру, в далёком младенчестве просто поперхнуться водой, купаясь в ванной. И этот момент отложился в подсознании.

Как бы то ни было, здесь, на берегу моря, страх запирал Валентина в душной комнате. Оставлял наедине с казённой прохладой кондиционера, вжимал в кровать и позволял только прислушиваться к весёлым и не всегда трезвым голосам. Они доносились с иного края мира, границу которого Валентин не мог перешагнуть.

Так обидно! Первый раз в жизни он решился приехать на побережье. И не мог уговорить себя даже спуститься к полосе прибрежных кафешек и забегаловок, откуда веяло неприлично замечательной вредной едой.

Жир, капающий с румяных кусков мяса в огонь, подгорая, клубился над многочисленными пляжами, внося свою лепту в ту самую расслабленную атмосферу, за которой и ехали сюда измотанные урбанизацией жители мегаполисов. Запах мяса на дымке перебивался ароматами печёной ванили и корицы: пышных булочек, пропитанных расплавленным маслом с сахаром. Увесистые куски красной рыбы плотно дозревали на решётке над раскалёнными углями. Форель, сёмга, горбуша, кета отдавали в симфонию ароматов таинственную ноту глубины. Где-то там же, в недрах этого кулинарного прибрежного рая, остроглазые, высушенные солнцем торговцы заворачивали тонкие пластинки мяса с овощами в нежные, но прочные пергаменты лавашей.

Уже несколько дней Валентин грезил. Вот он спускается по белоснежной лестнице от санатория прямо к прибрежной гальке, а свежий морской бриз тут же ласково окутывает его. Вот подходит к небольшому ларьку с надписью «Шаурма» и, не торопясь внешне, но сгорая от нетерпения внутри себя, диктует продавцу, что положить на распластанный с готовностью лаваш. Вот он ждёт, пока вожделенная им шаурма доходит до идеальной вкусовой кондиции в специальном приспособлении, напоминающим электровафельницу. И вот она у него в руках вместе с заботливо приложенными к пакету салфетками. А дальше…

Рот наполнялся слюной, и диетолог Валентин совершенно терял голову от ярких мечтаний. Он жуёт шаурму, глядя на бескрайние морские просторы, и чайки, парящие в тронутом закатом небе, завидуют ему. Чайки тоже жаждут совершенно недиетической еды.

Так могло бы быть. Если бы не… Если бы не этот страх.

Как там сказала эта странная женщина в поезде?

«Избавиться от фобии символом-оберегом»

Запечатать свои страхи в тату.

На третий день состояние стало уже невыносимым. Валентин набрал номер, который дала ему старуха, и договорился о встрече. Видимо, он находился в состоянии изменённого сознания, когда слушал и верил тому, что эта странная женщина говорила о запечатывании фобии в тату. И когда машинально взял у неё визитку татуировщика, и когда целый вечер выбирал в интернете подходящий знак. А особенно когда пошёл и набил этот символ.

Руна Лагуз. Совсем небольшая закорючка чуть выше локтя. Как она поможет преодолеть страх воды?

Он прислушался к незнакомым ощущениям и уловил поток. Ветер в течении воды. Движение, несущее субстанцию, и он, Валентин, как часть её, сам – вода.

Вспомнил комнату татуировщика, оклеенную фотографиями. Валентин был далёк и от искусства вообще, а уж тем более от такого сомнительного, как татуаж. Но сила, которую источали стены, покрытые снимками, определённо питалась от творчества. В изображениях знаков, фигур и символов ощущалась тайна. Они казались воротами в иные измерения, приглашающими зайти и увидеть что-то доселе невиданное, испытать ещё никогда неиспытанное.

Хотя сам мастер с необычным, но вполне земным именем Илларион производил впечатление существа несколько рассеянного, но совершенно не инфернального. Длинный, будто принудительно вытянутый неодолимой силой, нескладный, с большой бесцветной головой, которая казалась особенно нелепой на долгом теле. Глаза под белобрысыми ресницами словно полузакрыты, и даже когда мастер, словно гоголевский Вий, с трудом поднимал-таки веки, на его лице оставалось ощущение пустоты. Настолько выцветшими, никакими, были и его глаза.

Говорил Илларион неохотно и отстранённо, постоянно прислушиваясь к чему-то в себе. Как будто каждую минуту в нём, мастере, происходили процессы очень важные, а всё общение с внешним миром только отвлекало его от грандиозных событий в мире глубинном.

Когда Валентин искал салон на узкой улочке, сплошь обвитой неизвестными ему вьющимися растениями, он представлял себе огромного, заросшего черными волосами байкера, в клёпках, коже и с татухами по всему телу, не исключая огромные волосатые руки.

Тело Иллариона, судя по бледным, хотя и тронутым постоянным южным солнцем запястьям, оставалось совершенно безволосо и невинно в плане татуажа.

– Лагуз? – впервые он поднял на Валентина бесцветные глаза.

Диетолог кивнул и, немного волнуясь, протянул татуировщику гаджет, на экране которого светилась выбранная им руна.