В-а-у-у…

Я подскочила, ещё не вполне понимая, в какой реальности нахожусь. Звук был далёким, резким и тревожным. Сигнал охотничьего рога, знакомого мне только по историческим фильмам, в которых какие-нибудь знатные рыцари выезжали на охоту.

Просторная комната, чистая и светлая, с окнами на двух стенах. Ветка мандаринового дерева прошелестела уже осенними листьями по стеклу. Деревня за окном спала темно и совершенно беззвучно.

Пробуждение было слишком резким, чтобы сразу мыслить здраво. Только через минуту вспомнила, что я в Аштараке, успокоилась и снова собралась заснуть. Но всё тот же резкий вскрик опять донёсся с вершины. Вслед за ним пронзительно завыли шакалы, прятавшиеся в густых лесах, покрывавших эти горы, и сразу странно запели петухи – почти без паузы, но в порядке очерёдности.

«Почему петухи закричали задом наперёд?», – успела глупо подумать я, снова проваливаясь в тяжёлый сон.

Потому что сразу после этого переполоха наступила обволакивающая негой тишина.

Глава первая. Канопус с корабля Арго

– Ты слышала, как странно ночью кричали петухи? – спросила я Тею, намазывая масло на хрустящую корочку.

– Петухи не кричат по ночам, – как-то даже стесняясь таких очевидных вещей, ответила она.

Тея – девушка не просто научных, а энциклопедических знаний, так что сразу последовало уточнение:

– И они всегда кричат в строго определённое время. Первый крик – в предрассветную рань, второй – перед зарёй. Третий – когда уже рассвело. Все дело в звезде Канопус.

– В чём? – меня озадачила изящная непредсказуемость Теиной мысли.

– Когда люди попытались связать петушиный крик с определённым расположением звёзд на небе, то выяснилось, что петухи даже в беспросветно тёмном курятнике кричат, когда Канопус встаёт над горизонтом. Это самая яркая звезда в созвездии Киля. И вообще вторая по яркости после Сириуса. Именно на неё ориентировалась американская автоматическая станция, когда летела к Марсу. В древности скопление Киля было лишь частью огромного созвездия Корабль Арго.

– А сейчас?

– Сейчас Арго в том виде уже не существует. Распался на четыре отдельных созвездия. Киль – одно из них. Так вот, «вторые петухи» кукарекают в те минуты, когда Канопус уходит с небосклона. Причём в наших широтах эту звезду не видно.

– А где её видно? – заинтересовалась я.

Тея задумалась только на секунду:

– В южном полушарии. Чаще всего упоминание о Канопусе встречается в ранних египетских и индийских текстах. Кстати, Канопус – это ещё и исчезнувший город-порт в Египте. Давно. Даже Геродот упоминал о нём, как о чём-то очень древнем.

Услышав слово «Египет», я испугалась, что Тея сейчас подсядет на свою любимую тему. Она историк, причём – наследственный. И имя ей родители дали подходящее, словно догадывались, что большую часть своей жизни подруга посвятит диссертации по Древнему Египту. В отличие от меня, Тея с детства мечтала не о платьях принцессы и неземной любви, а попасть на раскопки в знаменитую «Долину царей». Это же просто невозможно остановить Тею, как только произносится кодовое слово. Египет. В ней сразу же включается непрошибаемая зануда.

– А третий раз, по-твоему мнению, когда кричат петухи? – я постаралась, чтобы голос звучал не слишком уныло.

– Это пока не выяснено. Так же остаётся тайной, каким образом петухи «видят» незримую звезду. Например, здесь, в Аштараке.

– Очень интересно, – задумалась я, – и что, никак не могут они закричать ночью? Испугавшись, например?

– Не могут, – Тея повернула ко мне своё прекрасное, хотя и немного уставшее лицо. – Тебе показалось. Это случилось, наверное, перед рассветом.

На этот раз я промолчала. Пусть будет Канопус. Что-то ещё в этой ночи, кроме обалдевших петухов, беспокоило меня, но тревога оставалась какой-то смутной, размытой, и я решила не обращать на неё внимания. Реальных поводов для напряжения и без того больше чем достаточно.

– Но в одном ты права, – вдруг задумалась Тея, – что-то странное происходило этой ночью. Я сейчас вспомнила, что проснулась ближе к утру, хотя обычно дрыхну как убитая. Но может это всего лишь перепады давления.

Я прыснула со смеху. Она, сдерживая улыбку, повернулась ко мне, стараясь говорить серьёзно:

– Вот смеёшься, а в нашем возрасте уже пора задумываться о таких вещах, как давление…

– Ти, – я продолжала смеяться, – у нас нет давления. Мы эфемерные существа, помнишь? Время не властно над нами, и у нас никогда не будет возраста.

– Не издевайся, и не кощунствуй, – Тея бросила в меня скомканной салфеткой. – Не девочка уже, поди, чтобы так легкомысленно говорить о возрасте.

– Ага. Только с придыханием, – я бросила салфетку обратно, но не попала.

Тем не менее Тея театрально схватилась за поясницу и охнула.

– Прекрати, – я внезапно испугалась. – Нам нет ещё и тридцати. У нас всё впереди.

Подруга, зеркальное отражение моих лет, не имела права даже в шутку хвататься за поясницу, стонать и болеть. Если бы могла, я бы запретила ей и взрослеть тоже. За время, что Теи не было рядом, в уголках её таких знакомых глаз уже прорезались две морщины. Едва заметные, но всё же…

Мы не виделись несколько лет. Как-то неожиданно обе вышли замуж, разъехались и долгое время занимались устройством настоящей взрослой жизни, в которую вдруг попали. Теина взрослая жизнь в виде Алекса в данный момент пребывала на работе, а моя…

Рано или поздно придётся признать, что моя жизнь дала трещину. Иначе зачем бы я внезапно ввалилась позавчера ночью к Тее и Алексу? Люди, у которых все в порядке, так не поступают. Они договариваются заблаговременно и приезжают в гости с мужем, кучей детей и вещей на все случаи жизни. Иногда они привозят с собой ещё и любимую собаку. Но последнее – это если личная жизнь удалась без всяких сомнений. У них есть билеты на обратную дорогу, и все чётко знают, когда придёт пора душевно прощаться.

Я же просто приехала. С билетом в одну сторону. Пока автобус петлял по ночному серпантину, меня немного укачало (или даже не немного), и я не успела толком ничего рассмотреть. Только ощутить, что оказалась на краю света (или в самом его центре, это зависит от точки зрения).

Сюда мои друзья переехали совсем недавно из большого города, где было множество заводов, торговых центров и веток метро. Поменяли его на горный воздух, фруктовые деревья и отсутствие суеты. Видимо, у всех наступает момент, когда хочется тепла и тишины.

Я сутки отсыпалась после дороги, а теперь сидела на утренней кухне. Горячий ароматный кофе, свежий хлеб и деревенское масло казались незаслуженной наградой за бегство. И всё же правило «маленьких шагов» прекрасно. Быть счастливой от того, что имеешь в данный момент. Всегда есть, чему порадоваться.

– Помнишь, как мы строили шалаши за сараями? – вдруг спросила я.

Тея поняла с полуслова. Это одно из самых замечательных преимуществ друзей детства. Им не нужно долго объяснять, почему резко перескакиваешь с одной темы на другую. Так как мысли у вас текут в одном направлении, и любую из них можно внезапно вытащить за хвост на свет божий, попав в момент, когда друг детства думает о том же самом.

– Мы хотели построить за этими ветхими сараями целый город и населить его воображаемым народом. Ещё спорили, как он будет называться, – вспомнила Тея. – Так ни к чему и не пришли. Город остался безымянным.

– И мы выдохлись на втором шалаше, – засмеялась я. – Получился город полутора домов. Будь ты тогда такая же умная, как сейчас, мы могли бы назвать его Канопусом. По-моему, замечательное имя для города. Сказочное.

– Нет, милая, – улыбнулась Тея. – Сказки – это твоё. Я предпочитаю научные факты, подкреплённые опытным путём. Для меня Канопус вовсе не полтора шалаша за сараями на нашем старом дворе, а древний город в западной дельте Нила. До основания Александрии являлся главным центром торговли египтян с греками. Сейчас на его месте расположен Абукир – восточный пригород Александрии. Археологи предполагают, что большая часть древнего Канопуса была затоплена морем и лежит примерно в двух километрах к востоку от нынешней гавани. Так что, милая моя, только факты. Никаких фантазий и домыслов.

На мгновение я затихла, переваривая новое чудесное название. Абукир… Но тут же столкнулась с насмешливым взглядом подруги, которая, казалась, видела насквозь, как я пытаюсь новое название пристроить к какой-нибудь необыкновенной истории. Научная Тея всегда подсмеивалась над фантазиями. Она считала, что я не хочу уходить из детства. Застряла в чудесном времени, как Алиса в кроличьей норе, и не собираюсь выбраться. Живу в своих придуманных мирах.

Я не спорю. В конце концов, доля истины в этом есть. При любой проблеме я верю: случится какое-то чудо. Оно и спасёт от неприятностей, в которые с настойчивостью, достойной лучшего применения, сама же и влипаю из-за неуёмной тяги к чему-нибудь необычному. Только редко необычное оказывается прекрасным дворцом в волшебной стране. Чаще всего судьба приводит меня в заросли колючек.

Не действую и решаю, а верю. Может, поэтому я пишу сказки для детей? О добрых Подушечках и капризных Иголочках. О гордых принцессах и самоотверженных принцах. О таинственных городах и невероятных полётах в небесах. Мы с детьми вместе ждём добрых волшебников. Крестных фей с палочками-выручалочками, старых бородачей, закутанных в плащи-невидимки, восточных чернооких Алладинов на коврах-самолётах.

Но что-то явно идёт не так. Большинство тщательно выстроенных волшебностей так и остаётся только в папке «Мои документы». Образно говоря, мой ноутбук – это кладбище сказок.

– Лиза, милая, только не это! – Тея посмотрела на меня с гротескной тревогой. – Умоляю, никаких приключений принцессы Иголочки в Абукире!

– И чем тебе моя прекрасная Иголочка не угодила?

Меня раскусили. Это было немного обидно.

– Иначе я буду чувствовать себя предателем, сдавшим прекрасный город нашествию дурацких сказочных героев. Наука мне этого не простит.

– А если ты будешь подвергать своему искромётному сарказму моих прекрасных героев и называть их дурацкими, тебе этого не простит литература.

– Ну-ну, – Тея поджала губы и замолчала в знак уважения к литературе.

Но весь её вид говорил: она сомневается в моей причастности к чему-то действительно великому. Тому, что имеет право не прощать.

Ба-бах!

Дикий грохот откуда-то сверху. Животный ужас заставил съёжиться, я машинально закрыла голову руками и присела, а Тея метнулась по лестнице наверх. Через секунду послышались её весёлые ругательства:

– Арм, твою ж кошачью мать…

А ещё через секунду она появилась с большой торбой в руках.

– Коты уронили шкатулку с иголками и ножницами, – смеясь, доложила она.

И тут же осеклась, увидев моё бледное лицо в испарине.

– Лиз, ты чего? – испуганно спросила она.

Я проглотила уже такой привычный, невидимый комок и с трудом пропихнула слова через сжатое спазмом горло:

– Нервы…

Глубоко вдохнула и выдохнула, как меня научил один мой знакомый букинист, и повторила:

– Реакция на шум, только и всего.

Тея внимательно посмотрела на меня. Подруга была великолепной жилеткой для всех желающих поплакать. Это повелось ещё с «доисторических», «доаштараковских» времён. И не успели они с Алексом переехать в деревню Аштарак, как толпы страждущих поддержки и утешения ломанулись на самолёты и паровозы, чтобы добраться и получить свою порцию жизненной энергии. Может, у неё самой и появлялись какие-то проблемы, только об этом никто не догадывался. Такая она была всегда – ровная, ироничная, участливая. Я понимала, что долго не смогу водить её за нос. Хотя попытаться стоило.

– Почему ты так неадекватно реагируешь на простой шум? Раньше ты вполне комфортно чувствовала себя в нашем балагане.

Признаться сейчас о случившемся – значило прекратить это чудесное утро. Не болтать беззаботно ни о чём, поддразнивая друг друга, а долго и утомительно решать, что делать и как быть дальше. Я ещё не готова была признать, что потерпела крах, и теперь требовались гигантские усилия, чтобы как-то выправить давший крен курс моего корабля. Конечно, всё решу, но чуть позже. Чуть позже.

– Просто устала, нервы расшатались.

Я подошла к окну, где в неразберихе зелёных мясистых листьев яркими пятнами мелькали маленькие шарики мандаринов. Мандариновое дерево было совершенно не похоже на новогоднюю ёлку. Но лучи ещё тёплого солнца искрами прыгали по пышной зелени, и сердце вдруг неистово захотело праздника и сюрпризов.

Тея сдула сбившуюся на глаза чёлку:

– Две недели назад заезжала Хана. Ты не представляешь, какое она ходячее сборище фобий. Боится собак, коров, хулиганов, высоты, пауков… И я ей сказала: «Может, ты не боишься на самом деле, а просто привыкла бояться?». Она подумала, и поняла, что часть страхов действительно живёт в ней по инерции. Может, и ты просто привыкла тревожиться?

Я упрямо произнесла.

– Нет, не привыкла.

И бросила тихий взгляд на свои руки. Только я знала, что на предплечьях, под мягким, уютным свитером дозревали, наливаясь жёлтым, большие синяки. И ещё знал он. Мой муж.

В моём муже жили демоны.

«Бред ревности, отягощённый алкоголизмом», – так сказал знакомый психиатр. «И, очевидно, психопатия».

А другие, не очень знакомые психиатры, сказали то же самое.

Но я точно знала, что внутри моего мужа живут демоны, потому что, по крайней мере, с тремя из них была даже лично знакома.

Вообще-то, большую часть времени они спали. И всё было просто прекрасно до тех пор, пока их не начинал мучить голод. Это происходило не сразу, не вдруг. Просто тихие, спокойные будни вдруг начинали постепенно наливаться чем-то тревожным, ещё не осознанным. А потом словно из переполненной накренившейся шкатулки вдруг с ненавязчивым звоном выскальзывало то одно, то другое. Сначала – странный взгляд. Затем – жёсткие слова. А потом…

Чем дальше, тем наглее и безобразнее они себя вели.

И как мне сказать об этом Тее? Вот так взять и ляпнуть: «Привет! Оказалось, в моём муже живут демоны, погощу у вас немного, пока они не найдут мой след»

Разве я могла?