Дверь

1.

Марина заперлась изнутри. Золотой кузнечик шпингалета сидел на двери поперёк. Голова душа уткнулась в плечо, лила воду на половину худого тела. Марина стояла прямо, смотрела на кафель мясного цвета. На Маринину спину таращилась пожелтевшая фата душевой шторы. Её понизу обрамляла нежная, розовая плесень. Мыльная муть касалась Марининых щиколоток. Вода не проходила. Зачирикал кузнечик, дверь забилась в припадке. Нечего запираться, кроме тебя тут ещё живу я, и в отличие от тебя я зарабатываю – это всё говорила Лера дёрганьем и стучаньем.

Три недели уже они общались дёрганьем, стучаньем, гляденьем – забросив принятую речь, выработав новый нервный язык. Давно и раньше они дружили, им нравилась компания друг друга. Потом Марина стала выбираться из детства, падать во взрослость, думать себе, делать себе, копить недостатки, хуже учиться, произносить мат, мать принялась разочаровываться. Её страстная родительская заинтересованность заменилась заботливым раздражением.

Марина чувствовала это ослабление, стала ещё хуже учиться, громче произносить мат, даже курить, чтобы вернуть материнский интерес. Но он не возвращался. Тогда Марина принялась стараться наоборот: вытянула алгебру на 4, не покупала сигарет, разговаривала чисто. Лера отвечала тоже раздражением, забеспокоилась почему-то, не беременна ли Марина. Отправила её к гинекологу, и это было унизительно. Тогда Марина оставила всё как есть. Не падала совсем, но не старалась сильно. Так они общались на языке раздражения и привычки – давнем семейном наречии.

Лера разочаровалась не в самой Марине, а в материнстве как виде деятельности, оно оказалось таким же, как и всё в жизни – сложным, не оправдывающим затрат сил. Лера разочаровалась в себе в материнстве. Каждая Маринина плохость – новый Лерин провал.

Раньше надо было запираться – это могла думать Марина в ванной, это могла надёргать, выстучать Лера ванновой дверью.

Марина вышла в халате, Лера ушла в пальто. Железно закрыла за собой дверь.

Три недели Лера мариновала Марину в квартире. Запирала её снаружи. Унесла сразу, на второй день после незапирания, в офис Маринину связку ключей, Маринины телефоны (нынешний и старый), Маринин ноутбук, Маринины кроссовки и межсезонные ботинки, даже все сандалии, забрала Маринины деньги, запретила Марине ходить в школу, выходить на улицу. Подумала – и свой ноутбук тоже унесла на работу. Коллеги пытались не раскладывать мятые свои взгляды на забитом Лерином столе.

Марина пила кофе. Отсела в угол лавки от солнечного потока, который раскромсал кухню на светлое большинство пространства и на мелкое тёмное меньшинство по углам, по шкафам, по стенам. Марина не любила солнце дома: от него болела голова и становилось ещё душней.

В первые дни она пробовала смотреть телевизор, у них с матерью было немного каналов. На имеющихся говорили, общались, кричали на каком-то другом, недоступном Марине языке, по-чужому выглядели. От них становилось страшно и скучно одновременно.

Марина сначала удивлялась себе и злилась на себя, что она не знает совсем, что делать в жизни без телефона, контакта, ютьюба, даже школы. Обязательных, навязанных ей людей. Книги она не читала, Лера тоже, их в квартире почти не пылилось. Марине нечем было себя занять, развлечь, порадовать или даже расстроить. Про себя и всё своё она пыталась не думать. Экрана для привычки-отвлечения не было. Марина лежала у себя в комнате с зашторенными окнами.

Изредка приходила мать, молча открывала дверь. Полуоткрытая дверь означала идти есть, настежь открытая означала идти делать работу по дому. Двери стали теперь их азбукой, языковыми средствами. Марина шла за Лерой, та приводила её к месту работы, к тряпке и ведру, к посуде в раковине, к теряющей землю картошке. Марина делала всё это и раньше, просто теперь её не просили, не напоминали, а конвоировали к работе.

Лера сразу почти после незапирания записалась на английский, в читательский клуб и даже на танцы. Словно захотела компенсировать отнятую материнством жизнь. Марина почувствовала это. И подумала, что бы ей сделать, чтобы вернуть отнятую своим дочеринством жизнь. Особенно сейчас, взаперти.

Дни проходили сонно и бесцельно. Время вымерло. Когда от душного воздуха не болела голова, Марине казалось, что настенные полосы расступаются, освобождая внутри дополнительные, альтернативные пространства. В дни больной головы Марина видела, как стены сдвигаются вокруг неё по сантиметру в минуту, замуровывая её заживо.

2.

Поначалу Марине нравилось отсутствие всех обычных глупых людей и дел, воняющих скукой и вынуждением помещений. Сделалось спокойно без ежедневно вырабатываемого страха своей некрасивости, толстоты, относительной бедности по сравнению с другими. Но потом ей перестало хватать слов. Озвученных или хотя бы написанных. Постов, сообщений, мемов, комментариев, видео, сторис, новостей, даже скучных уроков. Это сиденье дома показалось бы счастьем, если бы у Марины был её смартфон. Она скучала по нему физически: глазам недоставало его свечения, пальцам – гладкости, ладони – его выверенного веса и размера, голове – историй, картинок, которые он рассказывал и показывал. Возможно, Марина сама бы хотела рассказать кому-то свою историю. Однажды она взяла плоский и вытянутый тюбик крема для рук, почти полный, c чуть жирноватой, гладкой поверхностью, и принялась скроллить по нему пальцем. На тюбике было написано ingredients и дальше двоеточие и какие-то мелкие буквы. Так Марина представила, что она переписывается с кем-то под ником ingredients, раз она теперь не могла переписываться с Соней, Аней и Катей.

ingredients: как дела? что делаешь?

marinad: дома сижу

Поначалу Марина существовала в привычных домашних лосинах и футболке. Утро начиналось поздним утром, Марина чистила зубы, причёсывалась, завтракала, Лера уже уходила к тому времени на работу. Потом Марина мыла посуду, делала по дому что-то, на что ей с вечера указывала мать. Прежде, когда они говорили, Лера оставляла дочери на кухне или в коридоре записку, что, например, надо помыть посуду и купить хлеба и бананов. Лера любила бананы. Теперь она ходила в супермаркет сама.

После домашних дел Марина рисовала у себя в комнате графический дневник, который состоял из стен, настенных мыслей, порушенных стен. Потом обедала. Мыла посуду. Лежала. Глядела в телевизор у матери в комнате, параллельно переписывалась с ingredients. Лежала. Потом готовила ужин. Лера приходила. Они ели в тишине. От матери пахло жизнью, которую она приносила с улицы. Часто Лера возвращалась поздно, и Марина ужинала одна, отвлекаясь на переписку с ingredients.

marinad: интересно, где она ест?

ingredients: да блин, мест в городе полно. и не особо дорого

Мать жила теперь одинокой, бездетно-свободной жизнью, дочь она особо не видела, а когда видела, по вечерам или по выходным (хотя их она тоже постаралась забить активностями вне дома), она будто вспоминала что-то неприятное, хмурилась, расстраивалась. Ещё Лера принялась стесняться Марины, реагировать на неё как на квартирантку. Однажды Лера вышла из ванной с голой грудью, с обёрнутым вокруг бёдер полотенцем и, увидев Марину на кухне с кружкой чая, закрыла грудь рукой и прошла в свою комнату.

ingredients: да ладно, чего ты так расстроилась?

marinad: за кого она меня принимает!!!!!!!!!????

Бежать было невозможно, они жили на восьмом этаже. Мать закрывала дверь на ключ, когда уходила, а когда находилась дома – запирала изнутри. Ключ носила в кармане домашних штанов, даже в ванную и туалет. Ночью клала ключ под матрас, на который ложилась. Наверное, Марина могла бы выкрасть его, но не хотела.

До запирания Марина всегда стригла Лерины волосы. А Лера стригла дочь. Это был их общий ритуал с Марининого десятилетнего возраста, когда они ещё жили в съёмной комнате. Лера мочила волосы, садилась на табуретку, Марина вставала на свой детский стульчик, расчёсывала материны густые чёрные волосы деревяшкой-гребнем, брала в мелкие руки свою школьную алюминиевую линейку и состригала несколько сантиметров снизу. Почти всегда получалось ровно. Марина мочила волосы, садилась на табурет, мать проходилась по рыжеватым дочериным волосам пластиковой щёткой и стригла теми же ножницами. Сначала от безденежья, потом от традиции Лера и Марина не ходили в парикмахерскую много лет.

В один из бессловных ужинов Марина вслух заметила, что Лерины волосы сильно отросли и секутся на кончиках. Она впервые за две недели заговорила – предложила матери её подстричь. Заговорила серо и сипло с непривычки. Лера промолчала, доела рис и курицу, встала, выбросила кости в ведро и ушла.

ingredients: да ладно, чего ты расстраиваешься?

marinad: могла бы хотя бы послать меня

На следующий вечер Лера вернулась домой позже обычного с идеальным женскоинстаграмным каре.

ingredients: ты как?

ingredients: чего молчишь?

ingredients: заснула?

ingredients: видела какая стройка под домом дыжь дыжь?

3.

С тех пор Марина перестала расчёсываться, краситься, переодеваться из пижамы в домашнее. Днями она просто лежала в кровати, вставала только, чтобы приготовить матери и себе плохой ужин. Если она жарила картошку или тушила капусту, то часть овощей оказывалась сырая. То же было с курицей, мясом, печенью. И вся еда получалась безвкусной. Марина не делала этого специально, просто она повторяла обычные для себя действия, но не вкладывала в них никакого смысла. Лера перестала есть приготовленную дочерью еду и молчаливо просить её делать что-либо по дому. Мать сама убиралась по субботним утрам во всех пространствах квартиры, кроме Марининой комнаты. Ужинала Лера теперь где-нибудь в кафе или покупала уже готовое блюдо, которое оставалось только разогреть.

ingredients: воняет от тебя? мыться не пробовала?

marinad: отъебись

Однажды ночью Марину разбудил давящий на все внутренности дутый мочевой пузырь. В пахучей пижаме и со свалявшимися, давно нечёсанными волосами она отправилась по квартире. У самой двери туалета она услышала смыв. Вышел мужик в трусах из мужскоинстаграмной рекламы. Трусы рекламные, мужик – нет. Он был молод, моложе матери, с начинающимся пузиком, кругами растущими вокруг пупка волосами. Привет! Мужик сказал это с тяжёлым, пахнущим мочой удивлением. Он хотел будто что-то спросить, но не стал и ушёл в Лерину комнату. Марина открыла дверь в туалет, увидела поднятую сидушку унитаза, почувствовала усилившийся едкий непривычный запах. Её затошнило, она закрыла дверь в туалет и выключила свет. Мочевой пузырь болел. Марина нажала соседний выключатель, зашла в ванную, заперлась на щеколду, села на бортик ванной, а потом смыла душем и подмылась сама.

marinad: ты там?

marinad: я в курсе что сейчас ночь

marinad: извини, что тебя послала, у меня нет головы

Мужик в мужскоинстаграмных трусах лёг к Лере в кровать и спросил, кого он только что встретил у туалета. Дочь, что ли? Лера могла ответить – да, но она сказала – не знаю. На всю эту историю, на всё, что сложилось, она только и думала и чувствовала, что не знает. Не знает, кто этот человек, который её дочь, и как с ней существовать, как с ней общаться. Впервые Лера не знала, а она всегда знала, что делать: когда уходила от первого мужа с крохой-ребёнком, когда меняла съёмное жильё и работы, когда брала в тяжёлую ипотеку эту самую квартиру – а теперь не знала. И выбрала пока остановить дочь, обрубить её от жизни, от всего, что могло ей навредить, продолжать делать её такой, какой Лера не хотела её видеть. Но понятно было, что Марина уже такая, какой мать не хотела её видеть, с которой она не знала теперь общего языка. В итоге Лера выбрала себе новый безопасный режим – занять свою жизнь чем-то другим вместо дочери, придержав ребёнка пока взаперти, на сохранении. А самой отдохнуть, пожить, понабраться сил, а потом понять, принять решение и продолжить своё материнство.

marinad: это вообще впервые такое. даже когда она с мишей встречалась, он ни разу не ночевал

ingredients: ну она типа взрослая. и молодая ещё. имеет право

marinad: это она тоже решила привести кого-то

ingredients: тоже?

marinad: ну как я

После встречи мужика в трусах в их с матерью квартире Марина проснулась. Она стала вспоминать, кто она. Как выглядят другие люди. Кем она была до того, как её заперла мать и она заперла сама себя. Стало ясно, что пустота, бездушность квартиры вычистили всё из неё, одиночество притушило её, а сама Марина заморозилась, чтобы не думать. Она снова принялась мыться и расчёсываться. Просыпалась, чистила зубы, одевалась в ту одежду, в которой она бы ходила в школу, – джинсы, футболка, худи. Красила ресницы и губы, накладывала тени, даже выводила стрелки. И работала – думала, вспоминала.

marinad: я пытаюсь вспомнить, кем была

ingredients: в смысле?

marinad: ну кто я, чего я делала раньше, чего любила

ingredients: зачем, от этого разве не хуже? а чё ты рисуешь?

Марина выводила в графическом дневнике прошлое. Она поняла, что она ещё никем не успела стать, но у неё может быть шанс. Принялась рисовать будущее своей мечты. Стены тем временем двигались на неё, клацали полосками обоев. Она спешила вычислить – от счастливой возможной точки к сегодняшней своей внутри утробности.

marinad: дышать тяжело

ingredients: открой окно

marinad: там стройка орёт

ingredients: ну выбирай. советую подышать

marinad: обои эти снова

ingredients: не обращай внимания. рисуй

Марина стала выдумывать варианты развития истории в сторону счастья. Счастье – это ключ. Воровство, отнимание его у матери, любое насилие она исключала. Второе счастье – это разговор, коммуникация, например через телефон матери. Просьба о помощи. Не воровство, а тайное заимствование телефона, чтобы позвонить или написать. Но некому. Один из сюжетов привёл к мужчине в трусах. К коммуникации с ним. Его повторное появление в квартире. Мужчина-ключ.

ingredients: пожалуйся ему, расскажи, это против закона вообще, держать человека взаперти

marinad: ну нет

ingredients: ок. тогда вскрой при нём вены. он выходит из толчка а ты ему кровавые свои руки к лицу поднеси. чтобы он отвёз тебя в больницу. а там уже свобода

marinad: интересно. но больно и опасно. и у меня суицидальных мыслей нет

ingredients: ну соблазни его и сбеги с ним

marinad: фуууууу

Выйдя из душа в ту самую субботу, когда мать ушла в свой читательский клуб, Марина решила отпереться.

marinad: я поговорю с ней

ingredients: серьёзно?

marinad: а то я чувствую себя как мертвяк которого играл брюс уиллис в этом старом фильме. он никак с женой не мог поговорить, будто его не было. его и не было. он оказался мёртвый

Марина и Лера обе любили грибной жюльен. Марина нашла в морозилке кусок льда с вкраплёнными в него грибами. Загрубевший сыр в холодильнике. Муку на донышке жестяной банки.

ingredients: все ингредиенты на месте?)))))))

4.