Так появились первое прозвище Насти и новое отношение коллектива к Татьяне. Не так она проста. Такие люди часто и приходят к вершинам власти или славы. Налицо самый нужный талант – умение манипулировать всеми, кого можно использовать в своих интересах.

Встречи подруг у Насти дома стали регулярными. Таня читала новые страницы сценария. Находила нужные слова, чтобы снять неуверенность Насти, вдохновить на продолжение. И разумеется, они делились друг с другом подробностями своих непростых романов. Однажды Таня расплакалась, чем совершенно потрясла Настю.

– Мне нужно срочно что-то решать. Я должна купить себе отдельную квартиру, хотя бы такую, как твоя. Мы с мамой страшно ругаемся. Дело в жене Сережи. Она звонит нам домой, скандалит. Мама в ужасе, требует, чтобы мы прекратили встречаться.

Настя была подавлена этой новостью. Для себя сделала только один вывод: надо быстрее дописывать сценарий, чтобы Таня хотя бы ни от кого не зависела. Это, конечно, не сумма, на которую можно купить квартиру, но какое-то подспорье, если она влезет в ипотеку. И сценарий наконец лег на нужные столы и попал в нужные руки.

В это время Настя с группой собирались поехать в Калугу по одному письму: там власти выбрасывали на улицу юную вдову погибшего в армии солдата с грудным ребенком.

Маша и Коля жили в его квартире, которую он получил как воспитанник детдома. Она ждала ребенка, они подали заявление в загс, когда он приехал в свой первый отпуск после призыва. А перед самой датой регистрации он погиб при непонятных обстоятельствах на полигоне. Привезли в закрытом гробу. У нее больше никого на свете не было. Сама доехала до роддома, сама вернулась с ребенком и получила предписание от мэрии – освободить квартиру.

– Какой кошмар, – сказала Таня, услышав эту историю. – Тебе не кажется, что гибель мальчика и эта история с выселением связаны? Тем более, они сироты. И куда смотрят юристы? Что это за бред – выбрасывать на улицу? Можно мне поехать с вами?

– Кажется. Это связано. Насчет улицы – не бред. Суд вынесет постановление о выселении в связи с «незаконным заселением». И ее проблема, куда она вернется. До получения Колей этой квартиры они жили в бараке, в комнате на восемь бывших детдомовцев. Коля не успел ее прописать в квартире, регистрация в бараке сохранилась. И конечно, буду рада, если ты поедешь с нами. Там как раз требуется твое умение открывать дверь ногой в любой кабинет.

В Калуге Настя и Таня поселились в одном номере гостиницы.

В тот же вечер все поехали к вдове Маше. Она открыла им по условному звонку. Изнутри к входной двери был придвинут шкаф на случай силового внедрения. Из квартиры Маша не выходила, какие-то подозрительные люди постоянно дежурили под домом. Соседки приносили ей еду и передавали в приоткрытую дверь.

Маша оказалась именно такой, какой Настя себе представляла: маленькая, очень отважная девушка, которая только после настоящего большого горя становилась взрослым человеком, защитницей, матерью. Малыш Коля был смешным и прелестным.

Настя выслушала всю историю в подробностях, посмотрела все документы, затем страшные ультиматумы и угрозы: дело передано в суд, решение будет принято такого-то числа, принудительное выселение без предоставления другого жилья. По телефону они ей сказали, что если съедет добровольно, без огласки, дадут на время место в комнате общежития, где в отличие от барака есть вода и свет.

– Этот запасной вариант в случае твоего согласия и есть признание в преступном замысле. Они боятся огласки. Шантажируют. Что не значит, что не пойдут на все. Боюсь, будет очень трудно, Маша.

– Не беспокойся за меня, Настя, – ответила Маша. – Я все свои девятнадцать лет прошла не по розам. Меня мать на третий день жизни пыталась зарыть в парке. И знаешь, потом бывало так, что я жалела, что у нее не вышло. Я буду бороться за того Колю, которого убили, и за того, который уже верит в меня.

Ночью Настя горько плакала в номере. Таня была очень молчаливой. Светлана занималась организацией интервью с чиновниками, юристами, судьей.

С утра все члены съемочной группы ощущали пристальное внимание и напряжение: за ними явно следили. Прошел первый день записи интервью. Они были чудовищно сложными, Настю забивали демагогией и практически угрозами.

Поздно вечером она почти ползком добралась до номера. Тани там не было. Настя вспомнила, что она не видела ее целый день. А утро началось с большого сюрприза. Представители всех заинтересованных чиновников сказали, что они отказываются участвовать в съемках. Что решение суда есть, дата принудительного выселения назначена. И что в Москву направлена жалоба на волюнтаристские действия группы журналиста Волошиной. К дому Маши их не пустила полиция.

Настя посмотрела на Таню, которая стояла рядом с задумчивым видом:

– Таня, ты даже не попыталась найти во всем городе хоть одного вменяемого человека?

– Настя, поверь мне. Это тот случай, когда все бесполезно. Коррупционный круг, все схвачено. Нам нужно уехать, пока с нами ничего ужасного не случилось. Ты же знаешь, как расправляются с журналистами. В Москве мы добьемся большего. К тому же наш сценарий принят, его уже взял Валера Игнатьев. Это очень важно: нужно быстро получать бюджет, технику, отбирать актеров – и вперед.

В Москве Настя поехала в редакцию прямо с поезда. Страшная тяжесть на сердце подсказывала, что все очень плохо. А ее сердце не ошибалось.

В кабинете на столе лежало распоряжение Циклопа – закрыть съемки передачи «Вдова». Она только повернулась, чтобы бежать в его кабинет, но он вошел сам:

– Настя, не обсуждается. Ничего не обсуждается. Вмешательство на таком уровне, что впору спасать твою передачу в принципе. Займись чем-то другим. Хочешь, возьми отпуск.

Настя долго сидела за своим столом, сжав зубы и кулаки, преодолевая острую резь в глазах после многих часов съемок и бессонной ночи. Не сразу заметила, что рядом встали Светлана и Петя.

– Настя, только не впадай в отчаяние, – сказала Света. – Это обычный рабочий момент. Тебя просто до сих пор обходило. Тебя любит Циклоп. Но и у него есть свой потолок сопротивления. Значит, такой уровень. Надо отступить. Принести жертву, чтобы сохранить возможность работы в принципе.

Настя молчала и, казалось, что-то напряженно вспоминала.

– Настя, о чем ты думаешь? – спросил Петя.

– Я думаю, в какой момент все сломалось. Ты понял, что это произошло быстро, после какого-то общего решения руководства?

– Рад, что ты тоже это поняла. Да, такой момент точно был. А теперь разреши мне сделать одну вещь. Только не спрашивай, о чем я. Я мог бы что-то проверить с помощью специалистов, никто не заметит. У меня есть приятель – частный детектив, а у него помощник – программист, если нужно, хакер.

– Проверь, – сказала Настя. – Я хочу знать все. Только мы трое.

Днем ей позвонил режиссер Игнатьев:

– Настя, начинаем работать. Сразу скажу, что я в курсе особенностей вашего соавторства. Татьяна идет своим курсом, пробивая нам путь. Мы приступаем к режиссерскому сценарию, решаем все творческие вопросы. Предлагаю работать у меня. Когда тебе удобно?

– Я позвоню сегодня. Сейчас нужно решить одну рабочую проблему. Валерий, а вы Таню сегодня не видели?

– Она была на студии. Пролетела, как победный вихрь. На ходу сказала, что у нас все замечательно. Сможем приступать к съемкам, как только будем готовы. Правда, Сережа Толстов еще не дал согласия. Она с ним это решает.

– Хорошо. Я позвоню.

Светлана сварила крепкий кофе, и они с Настей качались по разным стульям без мыслей, без разговоров, даже без нетерпения. Просто ждали. Петя говорил по телефону, сидел за компьютером, куда-то ездил. Вернулся к вечеру, не глядя на них, вновь подошел к ноуту, что-то нашел и позвал Настю:

– Посмотри наш доклад. Вот распечатка звонков за два последних дня съемок по номеру мобильного телефона Сизовой. Она сама два раза звонила мэру, один – прокурору и два – судье. Потом были одиннадцать входящих с этих трех телефонов. Дальше – с ее номера в Москву: три звонка. Два по телефонам правительства, один депутату Зимину по его мобильному. В тот же день два звонка по служебному номеру Циклопа. Один от Зимина, другой из правительства. Вот время его распоряжения о закрытии передачи «Вдова». Вот через пять минут эсэмэс от 900 на мобильный Сизовой о пополнении счета. Вот сумма. Да, именно столько нулей. Отправитель – бухгалтерия одного незаметного калужского СУ. Самый крупный перевод за последние полгода.

– Спасибо, – очень тихо произнесла Настя. Светлана с ужасом посмотрела на ее белое лицо, на нем были одни глаза с расширенными зрачками. – Все нормально. Подождите. Нам нужно поработать.

Она неуверенно, как человек с сильным головокружением, вернулась к своему столу и набрала номер. Светлана и Петя в потрясении слушали ее разговор с режиссером Игнатьевым. Она сумела объяснить ему в очень сжатом и не оставляющем сомнений тексте, что произошло и что от него требуется.

– Прошу понять, Валерий, это наша общая работа. Речь о включении в сценарий очень важного эпизода, который раскроет характер героини. Мое предложение: вы завтра поедете с группой в Калугу, запишете документальные кадры выселения вдовы с грудным ребенком. Это будет сильно: полиция, судебные исполнители, чиновники – и маленькая юная женщина с младенцем, их выкинут на улицу. Для того чтобы вам разрешили снимать, мы можем организовать звонок по телефонам исполнителей, что это запись для правоохранительных органов, как неотвратимо исполняется решение суда. Если все получится, нам с вами останется только воссоздать эпизод уже на съемках с актерами так, как вы умеете – пронзительно до дрожи.

– Я понял, – ответил Игнатьев. – А что, хорошая мысль, чего-то такого как раз и не хватало. В этом мы конгениальны. С лапшой на их уши я справлюсь. Не в первый раз. Захвачу кого-то с нужной ксивой. Ты не можешь поехать с нами?

– Мне как раз категорически нельзя.

– Понятно. Как решаем ситуацию с соавтором?

– Сейчас пришлю на имя директора студии заявление. Все, как на духу, о распределении обязанностей. Договор в силе, ее фамилия в титрах в силе, гонорар само собой. И требование запрета приближаться к работе группы. Она начала работать против нас.

– Отлично. Жду. Настя, мы справимся. Все требования поддержу. Работу с грязи никогда не начинаю.

– Не сомневаюсь. Все, что получится снять, пожалуйста, в любое время, хоть ночью, пришлите на мой имейл. Мы ждем.

Вечером они втроем поехали к Насте. Девушки прокрутились ночь на одной кровати, Петя – на надувном матрасе. На работу приехали рано, сидели у компов и смотрели на часы. Петя связался с известными блогерами и серьезными сайтами, предупредил, что в течение дня начнет рассылку «улетного видео».

Валерий позвонил из Калуги во второй половине дня.

– У нас все нормально. Работаем. Они тоже. Нас приняли, как родных. Считают, что мы выполняем заказ пресс-службы МВД. Маша держится отлично. Малыш еще лучше. Сейчас начали выносить вещи. У нас план, как затянуть ситуацию до ночи. Им никто не помогает. Тут, кстати, присутствует баба, которая называет себя будущей владелицей квартиры. Сказала мне по секрету, что аванс уже внесла. Я посоветовал использовать халявную рабочую силу по максимуму. Ей понравилось. И вот они тащат детскую кроватку, матрасики, игрушки, старую одежду хозяев. Сдирают светильники и люстры. Вот потащили телевизор. Сильные кадры. Малыш таращит глазки, она пытается его кормить. Мы сделаем шедевр, Настя. Через час начинаю высылать.

К ночи не убойное, но убийственное видео хлынуло по разным каналам в Сеть.

Настя отобрала такие кадры: Маша держит ребенка, судебный исполнитель пытается его выхватить из ее рук. Маленький Коля кричит. Крупным планом лицо Маши. И процессия мужиков в форме, которые несут коляску, игрушки, телевизор и люстры. Сопроводила коротким сильным текстом с именами и адресом. Подписала «Автор с места событий».

Они остались на ночь в кабинете Насти. Игнатьев сообщил из гостиницы, что выселение женщины с ребенком перенесли из-за времени на утро. В квартире осталась кровать, посуда на кухне. Валера принес им еду и молоко.

– Если до утра будут провокации, заберу их в номер.

С провокациями никто не успел. Утром материал расхватали почти все газеты, пошли сообщения о следственной и прокурорской проверке. Из Москвы на место событий примчались журналисты, операторы, фотографы. Военный прокурор отдал приказ проверить обстоятельства гибели солдата, ситуацию с его семьей. С полудня пошли сообщения об отставках.

Днем Настю вызвал Циклоп.

– Я так понимаю, ты в курсе того, что происходит?

– Да, читаю сейчас в интернете.

– И ты, разумеется, не имеешь никакого к этому отношения, я правильно понимаю?

– Конечно. Как и что я могла. У меня не было ни техники, ни людей. И вообще…

– Какие версии? Чья-то диверсия, просто утечка?

– Думаю, второе. Возможно, оператор, который делал оперативную съемку, не удержался и выложил в Сеть.

– Понятно. Хорошая версия. Через пять минут присылай мне заявку на следующую передачу. Что-нибудь легкое, возможно, интервью с интересным человеком по общим детским вопросам. Дату поставь два дня назад. А сейчас вали отсюда вместе со своей чертовой группой. Вернетесь завтра выспавшимися, умытыми, по-человечески одетыми.

Так они и поступили.

Дома Настя первым делом, конечно, включила компьютер. Потом позвонила Маше.

– Настенька, тут такое, – прорыдала та. – Я знаю, что это ты. Валера сказал, мы будем в художественном фильме. Меня сыграет настоящая артистка. А Коленька попробует сам себя сыграть.

– Ну и хорошо, – ответила Настя. – Старайся спать и есть. Сыну привет.

Она осмотрела свою тишину и ощутила холодок грядущей опасности, враждебности, затаенной, спрятанной до поры мести.

Таню никто не видел на работе все это время. Разумеется, она не звонила. Вряд ли у нее могут быть серьезные неприятности со следствием. В обнародованном материале ее просто нет. Никакого формального отношения она не имела даже к съемкам группы Насти. Фильму она, конечно, вредить не станет: причины конфликта, отстранения от картины уничтожат именно ее репутацию. После такой огласки Таню не допустит больше ни один режиссер на пушечный выстрел к своей работе. Да и выплаты впереди, потом с проката. Но не быть ответа не может.

Настя с ужасом вспоминала свои первые и, конечно, последние откровения с подругой.

«Никто не должен знать, только ты, ты все понимаешь».

Да в том-то и дело. Она позвонила Андрею, телефон был вне доступа. Потом по наитию заглянула на страничку жены Сергея Толстова, тоже актрисы, Инны. Вот и оно.

«Эта журналистка изводит нас своими звонками. Рассказывает мне, как ее любит мой муж, как он меня терпеть не может. Мне она как-то сказала, что, если я не разведусь с ним, она засветит меня во всех желтых газетах. Говорит, меня в массовку не возьмут. А сегодня уже вообще кошмар. Она подстерегла сына, стала рассказывать, как его папа ее любит, как она любит его».

Ее спросили в комментариях: «А что Сережа говорит?»

Инна ответила: «Говорит, это все какой-то бред. Он пьет. Отказался от хорошей роли у Игнатьева».

Настя сняла свои сильные очки, вошла в ванную и плеснула очень холодной водой в свои глаза. Они не близорукие, они слепые, эти глаза. А сердце, ее якобы чуткое сердце, болталось на веревочке в умелых руках, как розовая игрушка на День святого Валентина.

Настя набирала номер Андрея до утра. Потом заставила себя уснуть на несколько часов, отключив звонок. Проснулась, увидела подряд несколько входящих от Светы и Пети. Сидела, тряслась и боялась перезвонить.

Света позвонила сама:

– Ты немного поспала? Беда у нас. Сразу скажу, Настя, что твои отношения с Никитиным казались тайной только тебе. Не бывает такого на телевидении. Но мы старательно делали вид. Короче, Татьяна вчера вечером пришла в отдел Лидии, его жены. Просвещала и дала прослушать ей запись разговора с тобой, в котором ты рассказываешь ей все, до мельчайших подробностей. Эта запись оказалась у Лиды и в почте, и в сообщениях смартфона. Она есть и у нашего Циклопа.

– Беда только в этом?

– Нет. Лидия с обширным инфарктом в больнице. Сегодня в новостях – Андрей Никитин ночью попал в ДТП. Был, пишут, нетрезв. Сейчас в коме.

Если бы Настя ночью в своих самых тревожных предположениях могла допустить сокрушительный залп всех вражеских орудий с попаданием прямо в сердце… Если бы она попыталась найти на этот случай для себя точку опоры, тень самого призрачного убежища… Она бы пришла лишь к одному решению. С этим жить нельзя. Пережить все это невозможно. И вот все случилось. Впереди только еще более страшное. И она просто встала, тщательно помылась, причесалась, оделась по-человечески, как велел Циклоп. И поехала на работу.

Они все ее ждали.

Света кивнула на дверь главного редактора: «Он ждет».

– Привет, Волошина. Я все подписал. Запускайся сегодня же. Настя, не оставайся с этим одна. Мы справимся.

И лица Насти вдруг коснулся теплый голубой луч его единственного глаза.

В кабинете Насти у стола стоял Петя:

– Ничего не нужно? Есть варианты. Настя, ты только скажи…

– Не вздумай. Даже не смотри в этом направлении. Никаких действий против Татьяны Сизовой, менеджера по рекламе.

– Как скажешь. Думаю, ты поняла, что не всегда бываешь права. Но в случае чего, я рядом. То есть мы рядом.

Позвонил Валера Игнатьев:

– Настя, сможем сегодня вечером приступить к работе?

– Конечно. Только, наверное, поздно, мы запускаемся с передачей.

– Жду звонка.

Этим вечером они не начали работать. Этим вечером сообщили о смерти писателя Андрея Никитина.

На премьеру картины «Зеленые цветы» режиссер Валерий Игнатьев пригласил только близких друзей – коллег, журналистов, критиков. Их оказалось немало. Это была особая публика, люди, которые молчали о том, что всем было известно. Как трагические события судьбы единственного настоящего из двух заявленных авторов изменили замысел, сюжет и саму идею картины. Какой кровью создателям давался сам процесс работы. Именно работа и оказалась главным спасителем жизни Насти.