– Твоя покладистость говорит о положительных качествах тебя как слуги. Хорошо. Следуй за мной.

И надзиратель повёл нового евнуха по коридорам дворца к главному залу: там хан Торубер хотел побеседовать с Али, подарком для Эливейн, предполагая, что девушка, уже услащённая рассказами лучших жён, не устоит против подобной чести, ведь личного евнуха имела только его старшая супруга.

– 19 —

Динаэль покорно ждал у двери в главный зал разрешения предстать перед лицом Торубера. Пока всё шло хорошо. Тревожил только один вопрос, вопрос, который возник накануне ухода Дина из Замка: магические символы показали сгущение черноты над портретом Торубера. Арбениус сказал, что такое было уже трижды. И всегда перед очередной свадьбой хана. Потом тёмная дымка рассеивалась…

– Али, – тихо сказал надзиратель, выйдя из зала, – хан ждёт тебя.

Согнувшись в почтительнейшем поклоне и раболепно сложив ладони, Динаэль просеменил в распахнутые двери…

– 20 —

Эливейн задумчиво осматривала убранство зала. Старшая из жён радостно говорила девушке о том, что ей, выросшей в северных краях, возможно, выпадет честь стать матерью желанного наследника хана. Всего трём супругам было позволено родить от любимого господина и мужа. Но эти глупые курицы, как назвала их сама говорившая, не оправдали надежд великого Торубера и принесли ему дочек… Эливейн невольно поморщилась: дочери его не устраивают, он желает сына… от неё… У девушки даже перехватило дыхание: неужели никто не понимает, что она не любит и не сможет полюбить этого человека!

Отчаяние накатилось на сердце Эливейн.

В этот момент в зал вошёл Торубер, о чём-то негромко беседуя со слугой. На балконе расслышали только отдельные слова: «новый евнух», «Али» и «позови».

Слуга вышел. В зале появился Динаэль.

– Это подарок тебе, – зашептали наперебой жёны. – Личный евнух! Его зовут Али. Смотри, это он! Какой славный! А какой необычный! Для тебя! Видишь, как хан о тебе заботится!..

Женщины на балконе не могли видеть лица хана, стоявшего к ним спиной. А Торубер побледнел от злости: как его смогли так провести! Мальчишка, который должен был умереть девять лет назад?!

Динаэль, как только двери закрылись, выпрямился и улыбнулся. Он ощутил, как нечто огромное, светлое, прекрасное заполнило его душу. Он не знал, что это и откуда, но почувствовал где-то совсем рядом родное, близкое существо. Он не заметил в зале никого, кроме Чёрного Колдуна, но сердцу молодого человека стало волшебно и легко…

Эливейн увидела вошедшего, его лицо и улыбку, и сердце её опустошённо сжалось. «Если он – евнух, – почему-то обречённо подумала она, – то я могу стать кем угодно… И женой хана… Мне всё равно…»

Торубер сделал знак рукой, и жёны послушно покинули решётчатый балкон, увлекая за собой ставшую вдруг равнодушной Эливейн.

– 21 —

– Ты? – гневно воскликнул Торубер, как только все возможные свидетели их беседы покинули зал.

– Я, – спокойно ответил Динаэль. – Вы полагали меня мёртвым? Вы ошибались.

– Как ты посмел пробраться в мой дворец? Ты – борец за Добро? Или обман стал добродетелью?

– Увы, я не столь чист, как хотелось бы, – вздохнул молодой человек. – Но три отклонённых вами вызова и смерть несчастного Али открыли мне только такой путь для встречи с вами, – Дин опять улыбался.

– Так это были твои послания… – усмехнулся хан. – Упрямство сродни глупости, – звучно проговорил Чёрный Колдун, выпрямляясь во весь рост и глядя в глаза своему неопытному противнику. – Будь ты хоть чуточку умнее, ты бы внял предостережениям судьбы, когда я проигнорировал твои вызовы. А теперь ты просто умрёшь.

В правой руке Торубера сверкнул магический меч, в левой, словно сотворившись из воздуха, появился Чёрный Жезл. Колдун был поистине страшен.

Динаэль спокойно взглянул на Торубера. Конечно, молодой волшебник был слабее чародея, укрепившего свой магический талант десятилетиями тренировок и войн, которые постоянно вели войска хана, сея беды и разорения всем, не щадя ни женщин, ни стариков, ни детей… Что мог противопоставить Тёмному Магу Динаэль? Только добрую силу волшебника, изначально немалую, но пока не сравнимую по мощи с чарами Торубера, и своё горящее светом сердце. Но Дин был готов сразиться, да и медлить более оказывалось невозможным: Жезл обретал прежнюю силу.

Динаэль почувствовал, как по периметру зала по воле Торубера встала заградительная магическая стена.

– Предусмотрительно, – вслух проговорил Дин, – чтобы не причинить вреда роскошным апартаментам?

– Разумеется, – усмехнулся хан. – Я ценю то, что принадлежит мне. Да и ты не сможешь удрать, если струсишь.

Динаэль ничего не ответил, только пожал плечами. В его руках блеснул волшебный клинок.

– 22 —

Эливейн не поехала домой. Она велела кучеру отогнать карету к особняку, а сама отправилась пешком по извилистой тропинке над рекой.

Дело в том, что господин Перлик, переселившись в эти края, купил не только огромный дом, но и немалый участок земли вдоль реки, с лугом и густым, давно не хоженым лесом. Именно в лесу, над песчаным невысоким обрывом, в десяти метрах от берега, Эливейн нашла заброшенную сторожку. Видимо, когда-то здесь жили. Но теперь эта хижинка стала убежищем для девушки: она приходила сюда, когда хотела остаться наедине со своими мыслями. Эливейн тосковала по горячо любимой и рано умершей матери, по подругам, оставшимся далеко на её родине. А сегодня она впала в такое отчаяние, о котором и помыслить не могла…

Отец не желал ни понять, ни утешить дочь… Но он не видел ничего дурного в том, что Эливейн уходит поразмышлять, как он сам говорил, в одиночестве на лоне природы: свежий воздух полезен для здоровья и для рассудка, ибо возвращалась с подобных прогулок дочь бодрой и спокойной.

Эливейн навела порядок в сторожке: всё помыла, принесла и сама повесила занавески, расстелила скатерть на добротном деревянном столе и покрывалом накрыла широкую лавку, служившую, должно быть, прежнему хозяину постелью.

Никто не смел ходить в эти места: нарушение границ частной собственности каралось жестоко. Поэтому и сегодня девушка, как только первые деревья скрыли её от глаз случайных путников, иногда проходящих по широкой наезженной дороге вдоль новых владений Перлика, дала волю слезам.

Эливейн плакала тихо и горько, медленно бредя по извилистой тропинке над рекой. Наконец, дойдя до песчаного откоса, она села прямо на траву, вполоборота к воде, внизу, обхватила колени руками и так замерла. Слёзы текли по её щекам, но остановить их в своей безутешной и необъяснимой тоске Эливейн не могла.

– 23 —

Сражение длилось уже больше часа. Торубер был раздосадован: его противник явно не собирался легко сдаваться.

Чёрный Маг видел, что на правой руке Динаэля надета кожаная перчатка. Торубер понял: молодой волшебник по природе своей не воин. «Значит, – решил хан, – скоро перчатка будет прожжена насквозь раскалившейся в руках неопытного мальчишки рукоятью. А боль от ожога он долго терпеть не сможет…»

Но Торубер ошибся: Динаэль продолжал ловко отбивать удары и меча Тёмного Чародея, и его Чёрного Жезла.

А потом случилось немыслимое, то, чего хан не предвидел: Динаэль вдруг сделал подряд несколько невероятных выпадов, выбил из левой руки противника Жезл и негромко произнёс короткое заклинание… Торубер замер на мгновение, как громом поражённый: Жезл, упав на пол, вдруг посерел и рассыпался в прах.

Когда оцепенение прошло, Чёрный Маг перевёл взгляд на Динаэля. Торжество и надежда на отмщение за утраченное навеки мелькнули в глазах Торубера. Дин знал, на что он идёт, вступая в битву с Тёмным Чародеем. Но, даже зная теоретически, сложно представить, как всё будет выглядеть на практике…

Динаэль едва стоял на ногах, с трудом опираясь на собственный меч. Лишить Чёрный Жезл магической силы стоило ему невероятных усилий. Но молодой волшебник всё равно был доволен, ведь он надеялся, но не очень-то сам верил, что у него достанет сил на такое деяние.

– Радоваться рано, – презрительно проговорил Торубер. – Защищайся, если ещё можешь, глупец!

И хан обрушил на голову Динаэля несколько страшных ударов. Тот ухитрился отклониться от первого, отразить два последующих, получить царапины от четвёртого и пятого, но шестой… шестой удар Торубера достиг цели: молодой человек ощутил резкую боль в правом боку и почувствовал, как горячая кровь неудержимой струёй хлынула из раны.

Динаэль напряг все свои силы и отбил-таки седьмой и восьмой удары. Но он понимал, что слабеет непоправимо быстро.

Клинок Торубера пронзил левое плечо Дина, потом бедро, после чего молодой волшебник невольно наклонился вперёд. Тогда удар меча плашмя по спине заставил Дина упасть…

Как сквозь туман он услышал голос Торубера:

– Эй! Мерзавцы! Во дворец пробрался вор, а вы бездействуете!!!

Хан наклонился к самому уху израненного противника и зло прошептал:

– Ты умрёшь не как воин, а как преступник, забитый насмерть на месте преступления… И убьют тебя те самые люди, которых ты собирался защищать.

Динаэль слышал топот бегущих ног, потом удары кулаков, сапог, палок обрушились на него со всех сторон. Он не мог защищаться, у него не было сил даже шевельнуться. Он заставил себя произнести с отчаянием:

– Не давайте воли своему гневу, люди!.. Боритесь со злом в себе… Пожалуйста…

Но его продолжали бить жестоко и сильно.

Динаэль собрал всё своё мужество и сосредоточился на пространстве. «Вон отсюда!.. Наружу… Ещё бы хоть раз почувствовать того неизвестного и родного, чьё присутствие я ощутил, войдя в этот зал», – вдруг мелькнула в угасающем сознании дикая мысль.

И пространство подчинилось молодому магу. Торубер в ужасе увидел, как исчез тот, кого он второй раз в своей жизни считал уже мёртвым. Слуги замерли в немом оцепенении. А Динаэль не осознал, а именно ощутил запах леса, прохладу воды, мягкость песка, на который опустилось его измученное тело, и почувствовал где-то совсем рядом родное, близкое существо.

– 24 —

Эливейн вздрогнула от внезапного глухого всплеска воды и обернулась.

Она увидела у самого берега на мелководье распростёртого человека в изорванной окровавленной одежде.

Девушка вскочила на ноги и бросилась к несчастному, неизвестно как оказавшемуся здесь и не замеченному ею раньше. Ещё не добежав до бесчувственного тела, она уже знала, кто перед ней, и её сердце болезненно сжалось.

Эливейн наклонилась над Али. Когда-то её мать, мечтавшая стать врачом, но не сумевшая добиться своего по разным причинам, учила медицине дочь. Девочка была внимательна и сообразительна, так что теперь лекарские знания и умения могли, видимо, принести свои желанные плоды.

Эливейн решила пока не гадать, что и почему произошло с молодым евнухом, а перетащить его в сторожку, подальше от случайных глаз, и постараться помочь раненому.

Девушка нащупала пульс на запястье Али и бегло осмотрела раны. Её поразило, что молодой человек смог каким-то образом оказаться так далеко от ханского дворца и уже попасть в неприятную, грозящую его жизни историю: насколько она знала, евнухи не покидали пределов гарема.

Времени на раздумья не было: Эливейн понимала, что от быстроты её действий сейчас зависит жизнь Али. Девушка подхватила молодого человека, беспомощно лежащего перед ней, под мышки и медленно потащила вверх, по тропинке, от реки к избушке.

– 25 —

Динаэль в полубреду ощутил прикосновение ласковых рук. Он вдруг и остро осознал, что эти, и только эти, нежные ладони он готов целовать, целовать всю жизнь. Волшебник с трудом приподнял веки и увидел перед собой девичье лицо: тёмно-серые глаза смотрели тревожно, светло-русые, прядями выгоревшие волосы слегка растрепались, от напряжения лёгкий румянец проступил на щеках. Девушка счастливо улыбнулась, обрадованная тем, что раненый хоть на несколько минут пришёл в сознание.

– Не волнуйтесь, Али, – прошептала она. – Я помогу вам… Если надо кого-то привести из ханского дворца, я всё сделаю. Всё будет хорошо.

Молодой человек только отрицательно мотнул головой и пробормотал:

– Древнейшее чудо, о котором знают все, но часто забывают, что это чудо – любовь… Глупец, как же я сразу не понял…

Эливейн, внимательно слушавшая слова Али, продолжала поднимать того в горку.

– Спокойнее, спокойнее, – проговорила она, ощутив волнение раненого. – Я поняла: о вас не должны знать… Я вас спрячу… А потом помогу найти ту, ради которой вы так рисковали… Обещаю…

Динаэль попытался понять, о чём это говорит ему та единственная и неповторимая, которая вдруг по воле судьбы оказалась рядом с ним, но силы его, окончательно подорванные сражением, ранами, побоями, большой потерей крови и покорением пространства, иссякли, и молодой человек опять погрузился в забытьё.

– 26 —

Эливейн наконец дотащила бесчувственного Али до сторожки.

Её воображение уже нарисовало печальную картину: несчастные влюблённые разлучены злым ханом, взявшим в наложницы понравившуюся ему девушку, конечно, против её воли; отважный юноша, решившийся на отчаянный и рискованный шаг, чтобы вырвать невесту из жестоких лап негодяя… Нет ничего удивительного в том, что именно такую историю видела в своих догадках Эливейн: подобные случаи бывали и рассказы о них ходили из уст в уста… А Али ещё и сам сказал про любовь… «Как же нужно желать освободить любимую, чтобы решиться… стать… Хотя, если другого способа проникнуть во дворец нет…» – рассуждала девушка.

Эливейн удалось уложить молодого человека на скамью. Теперь она быстро развела огонь в печурке и, поставив кипятиться воду, принялась растирать насушенные ею зачем-то, – сейчас она уже знала – зачем, лекарственные травы и рвать на бинты свои нижние юбки и чистые тряпки.

Вскоре вода закипела.

Эливейн аккуратно срезала с Али кровавые лохмотья.

Сначала девушка промыла и обработала раны на боку и плече молодого человека. Потом, когда все ссадины и синяки на груди Али тоже были смазаны, она весьма умело наложила повязки.

Необходимо было действовать далее, ибо рана на бедре тоже кровила и казалась достаточно серьёзной, а следов от побоев на ногах и нижней части туловища, видимо, ожидалось обнаружиться ничуть не меньше, чем на груди, спине и руках.

– Простите меня, Али, – прошептала Эливейн, прекрасно понимая, что тот её не слышит, и, сознавая, что, действуя сейчас как врач, она вовсе не должна извиняться за свои поступки.

Но девушка почему-то смущалась.

Эливейн вздохнула и сняла с раненого нижнюю часть его гардероба. Руки девушки продолжали умело и ловко обрабатывать раны, синяки, кровоподтёки и ссадины, а щёки её невольно пылали от смущения: Али не был евнухом. «Значит, наказание за обман настигло его во дворце, по приказу хана, – размышляла Эливейн. – Но как ему удалось?.. Ведь он предстал перед самим Торубером! Как же обман не раскрылся раньше… при осмотре надзирателем?..»

И только закончив бинтовать раны, смазывать ссадины и делать примочки на синяки и ушибы, девушка взглянула на ладони Али. Правая рука, не освобождённая ещё от прожжённой перчатки из светло-коричневой кожи, объяснила Эливейн многое!

Эливейн всегда любила слушать рассказы о необычном. И её старая нянюшка часто забавляла свою воспитанницу преданиями о домовых, леших и о волшебниках. Из этих повествований девушка и узнала, что если маг, не обладающий от природы даром воина, вынужден взяться за чародейский клинок, то рукоять его собственного меча может даже ожечь ладонь, сжимающую грозное оружие. «Вот оно! – с восхищением глядя на молодого человека, подумала Эливейн. – Он пришёл, чтобы сразиться с Торубером. Все знают, что Торубер – Чёрный Колдун… Отважный Али! Ведь хан, наверное, как волшебник, сильнее… А, может, и не Али вовсе…» – догадалась девушка.

Эливейн обильно смазала ожог на ладони молодого человека самодельным снадобьем и забинтовала руку. Затем она укрыла раненого и, зная, что тот не услышит, тихонько проговорила:

– Отдыхай, мой единственный… Скорее всего, у тебя есть невеста, ведь ты говорил о любви, и я никогда не скажу тебе о своих чувствах… Но…

Эливейн замолчала, потому что ей показалось, что раненый шевельнулся. Нет, только показалось.

– Я скоро вернусь, – ласково сказала девушка, наклонилась к лицу молодого человека в желании поцеловать его хотя бы в щёку, но не решилась и спешно выскользнула из сторожки.

– 27 —

Эливейн, как только она вошла в дом, доложили, что её дожидаются в гостиной отец и хан Торубер. Девушка быстро переоделась и спустилась в парадную залу.

И отец, и Торубер заметили её, казалось, спокойную и доброжелательную улыбку. Теперь они оба были уверены, что Эливейн приняла желаемое ими решение. Именно в этом мнении девушке и хотелось утвердить отца и хана.

– Кажется, сегодняшнее любезное исключение, позволившее тебе посетить дворец нашего уважаемого гостя, произвело на тебя вразумляющее действие, дочь моя? – спросил господин Перлик, стараясь говорить мягче.

– Пожалуй, – произнесла девушка. – Я и не подозревала, как один человек может быть столь ласков со всеми своими жёнами. – Эливейн извиняющимся взглядом посмотрела на хана. – И… мне понравился ваш… подарок… – добавила она. – Простите, если это должно было быть тайной до… свадьбы…

Хан поклонился, истолковав высказывание девушки по-своему: Торубер считал, что каждая женщина мечтает повелевать, а в гареме повелевать личным, только тебе принадлежащем слугой – весьма почётно; поэтому он и хотел подарить новой жене евнуха; и, как свидетельствовало потеплевшее отношение к нему Эливейн, подобное решение оказалось верным.

– Что ты имеешь в виду? – спросил дочь отец. Девушка подошла к нему и, нежно обняв, радостно ответила:

– Великий и заботливый хан Торубер… взял… для меня… лично для меня… нового евнуха. Такого забавного, рыженького…

Девушка бросила на гостя восхищённый взгляд. На самом деле Эливейн было важно всё, что скажет теперь Торубер.

Колдун виновато вздохнул, склоняя голову перед той, которую желал взять в жёны, желал страстно, ибо звёзды сказали ему, что именно Эливейн может родить могучего преемника от Чёрного Мага, и произнёс:

– О, госпожа моего сердца! Прости меня, неосторожного. Я, по недосмотру, чуть не впустил в дом убийцу. Но я клянусь тебе, свет очей моих, что у тебя будет лучший евнух из всех существующих!

И, раз тебе дорог именно рыжий цвет волос, то твой слуга будет рыжеволосым.

– Убийца?! – в ужасе прошептала девушка. – Боже мой! Все ли живы в вашем доме, господин хан.

Её восклицание прозвучало так искренне, бледность лица и испуг в глазах выглядели столь естественными, что ни отец, ни Торубер не заподозрили чего бы то ни было, не отвечавшего их желаниям.

– Не стоит беспокоиться, моя ненаглядная госпожа, – поспешил заверить Эливейн Колдун. – Во дворце никто не пострадал. Преступник понёс заслуженное наказание. И, хотя ему удалось бежать, более он никого не потревожит.

– Вы уверены в этом? – всё ещё тревожно спросила девушка.

– Разумеется, душа моя, – заверил Торубер. – А чтобы вам было спокойнее, – добавил он, – поясню. Мой клинок как раз был смазан ядом, а противоядие надо хотя бы иметь возможность выпить… что бандиту сделать вряд ли удастся, ибо он и так почти мёртв.

Эливейн была бледна.

– Но, – прошептала она, – зачем?

Торубер не отказался от ответа, не обратив внимания на двусмысленность вопроса Эливь.

– Дело в том, – сказал он, – что лет десять назад, девушка, которая считалась невестой брата этого несчастного злодея, стала… моей женой. Но это было её добровольное решение. А несостоявшийся жених не поверил, напал со своими дружками на стражу, был ранен, но, самое печальное, погибла та, из-за которой всё и произошло… Теперь, видимо, младший брат, считая виновником беды меня, решил отомстить… – хан печально вздохнул. – Месть не несёт в себе справедливости, не так ли?

– Да, – как эхо повторила Эливейн.

Несколько мгновений длилась пауза. Девушка поняла, что медлить нельзя, что от неё ждут ответа. И, заставив себя улыбнуться, Эливейн спокойно проговорила: