Без риска и суеты

Успех похода Петра был связан и с весьма удачными действиями в 1701–1702 гг. в районе Невы пятитысячного отряда воеводы П.М. Апраксина. Имея базу в Ладоге (ныне – Старая Ладога), Апраксин должен был по заданию Петра лишь наблюдать за возможными действиями группировки Крониорта. Но Апраксин этим не ограничился и уже с лета 1701 г. постоянно беспокоил шведов: посылал на их территорию усиленные разведывательные диверсионные разъезды и отряды. Они нападали на небольшие укрепления и мелкие группы противника, разоряли жилье, захватывали пленных. 10 августа 1701 г. Апраксин взял Ижорскую мызу, а 13 августа на берегах Ижоры произошло кровопролитное сражение русского войска с пришедшим из Ниеншанца отрядом Крониорта. Битва закончилась победой русских, шведы потеряли около 500 человек и отступили к реке Славянке и Сарской мызе (в будущем – Царское Село). Подошедший на следующее утро к Сарской мызе Апраксин нашел там только брошенные противником телеги с припасами и амуницией. Крониорт отступил к Дудергофу и вскоре, опасаясь быть отрезанным от Финляндии осмелевшими русскими войсками, переправился через Неву на правый берег и отошел по Выборгской дороге^[34].

Самым серьезным недостатком русских сил в этом районе было отсутствие у них военных кораблей, без которых контролировать большие водные пространства Ладоги, Невы и взморья было трудно. Но и здесь Петр многого сумел добиться. В самом начале 1702 г. на только что основанной Сясьской верфи голландский мастер Воутер Воутерсон приступил к строительству первых кораблей. Одновременно были выстроены две другие верфи – Новоладожская и Лодейнопольская^[35]. Так начали создавать будущий Балтийский флот. Сюда, на Ладогу и Онегу, приехали нанятые в Европе моряки и кораблестроители, среди которых было особенно много голландцев, а также греков и иллирийцев – лучших строителей и шкиперов гребных судов.

Из Белого моря по знаменитой «Осударевой дороге» – проложенной в дремучих лесах просеке – на берег Онежского озера (в местечке Повенец) отряд солдат под началом самого Петра I с помощью местных крестьян перетащил на руках яхту и несколько мелких судов. Они были спущены в Онежское озеро, хотя упоминаний об участии их в позднее развернувшихся военных действиях не встречается. Зато отряд казаков под командой полковника Ивана Тырнова на тридцати лодках 27 августа 1702 г. совершил удачное нападение на Ладожскую флотилию шведского вице-адмирала Нуммерса, стоявшую у Кексгольма. Потеряв пять судов из шести и 300 человек, шведы уже не могли прикрывать Ингрию со стороны водных пространств Ладоги.

Словом, русское наступление в районе Невы было тщательно подготовлено. Как писал военный историк конца XIX в., «ни один шаг Петра I на сухом пути не был рискованным, был обдуман заранее»^[36]. Сосредоточенная в начале сентября 1702 г. в районе Старой Ладоги 35-тысячная русская армия 27 сентября появилась под стенами Нотебурга, и подтянутая осадная артиллерия начала обстрел крепости. Группировка генерала Крониорта, находившаяся на правом берегу Невы и прикрывавшая Выборг, пыталась воспрепятствовать движению русских, но была ими легко отброшена^[37].

Успешное начало, или Как разгрызли Орешек

Крепость на Ореховом острове, у самого истока Невы из Ладожского озера была построена в 1323 г. московским князем Юрием Даниловичем^[38]. По Столбовскому миру 1617 г. она отошла к шведам и стала называться Нотебургом. Значение Нотебурга в обороне всего Приневского района было огромно, взять же эту островную, хорошо укрепленную крепость с высокими стенами было нелегко. В 1656 г. при отце Петра I царе Алексее Михайловиче русская армия, несмотря на все усилия, овладеть Нотебургом так и не сумела. Иначе развивались события в 1702 г.

С самого начала русское командование прибегло к мощному и длительному обстрелу островных укреплений крупнокалиберными осадными орудиями (всего было выпущено около 3000 бомб и ядер), что вызвало многочисленные пожары и разрушения в крепости, в ее стенах образовались проломы. После обстрела, 11 октября, царь послал на лодках штурмовые группы, однако шведский гарнизон, насчитывавший 500 человек, мужественно встретил противника и не позволил русским сходу преодолеть стены. Шведы сопротивлялись 13 часов.

Взятие Нотебурга в 1702 г. С гравюры А. Шхонебена. 1703 г.

Вообще на этот раз противники оказались достойными друг друга. Среди штурмующих особо отличился своим мужеством подполковник Семеновского полка князь М.М. Голицын, решительно остановивший своих солдат, которые, не выдержав яростной контратаки шведов, начали «от той неприятельской жестокой стрельбы бежать». Но и повторный приступ оказался неудачен. Позже прапорщик Кудрявцев и 22 солдата были повешены за то, что «с приступа побежали»^[39].

Вскоре подоспела помощь во главе с бомбардир-поручиком, будущим светлейшим князем А.Д. Меншиковым. Войска пошли на новый, третий по счету приступ, но вновь русских ждала неудача. Шведы, как написано было в специальной прокламации для населения Шведского королевства, отбили третью атаку «с наибольшим трудом, так как больше не было гранат и вместо них пришлось пользоваться камнями… ружья также из-за продолжительной стрельбы разрывались, вместе с тем все пули были израсходованы, так что во время происходящей атаки вынуждены были довольствоваться такими, какие можно было обтесать (из кусков металла. – Е. А.), и гарнизон был совсем ослаблен… Тогда все офицеры сделали представление коменданту о невозможности далее обороняться от столь крупной силы, которая снова была готова напасть»^[40].

После совещания комендант постановил сдать крепость русским. Петр, всегда высоко ценивший воинскую доблесть, разрешил гарнизону выйти из крепости «с распущенными знаменами, барабанным боем и пулями во рту (столько военных припасов, по обычаям того времени, разрешалось выносить сдавшимся по договору. – Е. А.), с четырьмя железными пушками». Шведы, сев на суда, ушли вниз по Неве, в Ниеншанц^[41]. Царь же тотчас приказал начать восстановительные работы в завоеванной крепости, ввел на остров двухтысячный гарнизон, а также переименовал крепость в Шлиссельбург (в переводе с немецкого языка – «Ключ-город»). Как человек XVIII столетия, Петр, склонный к аллегориям, выбрал такое название неслучайно – взятая крепость являлась действительно ключевым пунктом в обороне Ингрии.

Портрет героя на фоне города:

Фельдмаршал Михаил Голицын, или «Прямой сын Отечества»

Екатерина Великая поучала потомков: «Изучайте людей… отыскивайте истинное достоинство… По большей части оно скромно и прячется где-нибудь в отдалении. Доблесть не высовывается из толпы, не стремится вперед, не жадничает и не твердит о себе». Эти слова как будто сказаны об одном из лучших генералов армии Петра I князе Михаиле Михайловиче Голицыне. Потомок древнего рода Гедиминовичей, сын боярина, он начал службу барабанщиком Семеновского полка и с тех пор безмерно полюбил военное дело. Современники в один голос говорили о нем: «Муж великой доблести и отваги беззаветной – мужество свое он доказал многими подвигами против шведов». Особенно запомнился всем поступок Голицына 12 октября 1702 г., когда во главе штурмового отряда он высадился под стенами островной крепости Нотебурга. Когда первые атаки стены захлебнулись кровью, царь Петр, внимательно наблюдавший за штурмом, приказал Голицыну отступить. Однако от Голицына, согласно легенде, пришел дерзкий ответ: «Я не принадлежу тебе, государь, теперь я принадлежу одному Богу». Потом на глазах царя и всей армии военачальник приказал оттолкнуть от берега пустые лодки, на которых приплыл его отряд. Подвиг красивый, поистине античный, в духе спартанцев или римлян!

М.М. Голицын

Да и потом Голицын блистал мужеством, никогда не отсиживался за спинами своих солдат. Он имел обыкновение, как пишет современник, «идя навстречу неприятелю, держать во рту трубку, не обращая внимания на летящие пули и направленное на него холодное оружие». Михаил Михайлович отличился в сражении под Полтавой, а в 1714 г. стал героем завоевания Финляндии, добился нескольких важных побед над шведами, в том числе на море – в Гангутском сражении. Позже, в 1720 г., он, сухопутный генерал, одержал победу над шведским флотом при Гренгаме.

Голицын принадлежал к особому типу генералов русской армии, которых все любили: и солдаты, и офицеры, и начальство. Невысокий, коренастый, с темным от загара лицом, ясными голубыми глазами и породистым носом, он был у всех на виду. Его любили не только за отвагу, но и за «природный добрый ум, приветливое обращение с подчиненными», приятные, скромные манеры, что, как известно, среди генералов достоинство редкое. Да и сам Петр I высоко ценил Михаила Михайловича – какой же государь не любит полководца, из ставки которого никогда не улетает богиня Победы! Он называл Голицына так: «Прямой сын Отечества».

Мы почти ничего не знаем о его семейных делах: конечно, была жена, да и дети, но разве это главное в жизни истинного воина? Как пелось в старинной солдатской песне, «наши жены – пушки заряжены, вот кто наши жены!». Как и многие выдающиеся полководцы, князь Михайло Голицын был наивен и неопытен в политических делах и во всем слушался старшего брата – хитроумного Дмитрия Михайловича. Говорят, что израненный в боях фельдмаршал не смел даже сидеть в присутствии старшего брата – так его почитал… Близость к Дмитрию и сгубила Михаила. После прихода к власти императрицы Анны Иоанновны в начале 1730 г. и роспуска Верховного тайного совета, который возглавлял Дмитрий, фельдмаршал был изгнан из армии и в конце 1730 г. умер – я думаю, от тоски, ведь старый орел в клетке долго не живет.

«Время, время, время»

Позднюю осень сменила зима, и Петр отложил поход вниз по Неве до весны 1703 г. В ту зиму отряды Меншикова, как сообщала газета «Ведомости», нападали на мызы и деревни в окрестностях Кексгольма и захватили «простых шведов мужеска полу и женска 2000» человек. Уже с середины марта 1703 г. Петр был в Шлиссельбурге и спешно готовился к будущему походу. Он боялся упустить время, не хотел, чтобы шведы перехватили инициативу. 6 апреля он писал Шереметеву, что ждет его с полками и что «здесь, за помощию Божиею, все готово и больше не могу писать, только что время, время, время, и чтоб не дать предварить неприятелю нас, о чем тужить будем после»^[42].

23 апреля армия Б.П. Шереметева от Шлиссельбурга двинулась вниз по Неве, по ее правому берегу, и вскоре подошла к Ниеншанцу. Комендант крепости Йохан (Иоганн) Аполлов прекрасно понимал, что силы сторон неравны. Уже в октябре 1702 г. он со своим гарнизоном в 800 человек изготовился к обороне: подготовил все 49 пушки цитадели, а 20 октября приказал поджечь город и казенные склады на берегу Охты. Но русские тогда не пришли, из Риги и Выборга помощи Аполлов не дождался, и 9 апреля 1703 г. он писал королю: «Как только лед сойдет с Невы, противник, вероятно, придет сюда со своими лодками, которых у него имеется огромное количество, обойдет крепость Шанцы и встанет на острие Койвусаари (Березового острова), откуда у него будет возможность препятствовать всему движению по Неве». А 26 апреля Аполлов уже доносил о действиях противника: «Около трех часов он штурмовал бастионы Пая и Сауна. После двухчасового сражения атаку русских отбили… В моем распоряжении 700 здоровых мужчин. Командира полка нет, я сам настолько устал, что меня должны сажать в седло, чтобы я мог проверять построения обороны. Я вижу сейчас, что они идут вдоль берега с развевающимися белыми флагами»^[43]. После неудачного приступа войска Шереметева начали рыть апроши и ставить батареи, следы позиций которых, согласно Н. Цылову, сохранялись еще в 1705 году^[44]. 28 апреля Петр I во главе флотилии лодок с гвардейцами проследовал вниз по Неве мимо Ниеншанца, с бастионов тщетно пытались огнем этому воспрепятствовать^[45]. Так в самом конце апреля 1703 г. Петр в первый раз оказался в тех местах, с которыми впоследствии навсегда связал свою жизнь. Плавание вниз по Неве имело отчетливо разведывательный, рекогносцировочный характер – русское командование опасалось, как бы флотилия адмирала Нуммерса, базировавшаяся в Выборге, не подошла на помощь осажденному гарнизону Ниеншанцу. Поэтому Петру необходимо было знать о силах и расположении шведских кораблей. Лодки дошли до взморья, шведов видно не было, на Витсаари (Гутуевском острове) Петр оставил заставу из гвардейцев и на следующий день, 29 апреля, вернулся в лагерь под осажденным Ниеншанцем.

Первое морское сражение в устье Невы в 1703 г.

30 апреля русскими была предпринята попытка нового штурма, который гарнизон вновь отбил. Нужно согласиться с теми историками, которые считают, что взятие Ниеншанца было достататочно кровопролитным с обеих сторон. Впрочем, было ясно, что крепость обречена. Поэтому комендант Аполлов, исполнив свой долг, перед лицом этого подавляющего превосходства осадного корпуса противника (особенно после продолжительного, 14-часового обстрела и взрыва порохового погреба^[46]), согласился на почетную сдачу. Это произошло 1 мая 1703 г. Согласно условиям капитуляции Аполлов на следующий день, 2 мая, вручил на серебряном блюде городские ключи фельдмаршалу Шереметеву и под барабанный бой вместе с гарнизоном, семьями солдат и офицеров, а также сидевшими в осаде горожанами, покинул крепость^[47]. Русские вступили в крепость, был устроен праздничный молебен в Шлотбурге – так переименовал русский царь шведский Ниеншанц. Тогда же состоялся знаменитый военный совет, решивший судьбу Петербурга. Историк Г.Г. Приамурский считает, что между названием стоявшего у истоков Невы Шлиссельбурга («Ключ-город») и названием переименованного после взятия Ниеншанца Шлотбурга («Замок-город») существует устойчивая аллегорическая связь (ключ – замок)^[48]. Впрочем, скорее всего, слово «замок» читалось с ударением на первом слоге.

Портрет героя на фоне города:

Фельдмаршал Борис Петрович Шереметев

Когда после очередной военной кампании Шереметев приезжал в Москву или в Петербург его приветствовали как никого другого из генералов Петра I – почти всю Северную войну он был главнокомандующим русской армии, ее старейшим фельдмаршалом! Боярин Шереметев всегда верой и правдой служил государю. Он воевал с турками, татарами, шведами, душил мятежи казаков и стрельцов. Крупный, даже толстый, с бледным лицом и голубыми глазами, Шереметев выделялся среди прочих вельмож своим благородными, спокойными манерами, любезностью и воспитанностью. Петр – государь деспотичный, склонный к непристойным розыгрышам и шуткам над подданными, никогда не позволял себе проделывать их со старым воином.