Отзывы на книги автора «Евгений Клюев»

Мне очень нелегко сказать это, но ваш сын упал в Эйафьятлайокудль.
Смишнявочка из контакта, которую я перепостила себе вечером 31 марта. И, как ни странно, она довольно точно описывает книгу, которую я начала читать 1 апреля. Ведь героя действительно можно в первую очередь назвать сыном - у него очень деятельная и сверхопекающая мама. И Эйафьятлайокудль самым главным образом повлиял на события романа. А описать, о чем эта книга, и правда оказалось очень нелегко.
Кто там и куда упал - это уже, простите, спойлеры (под катом).

Дальше...

Я иногда обсуждаю читаемые книги с друзьями. В этот раз мы беседовали с chloe_villette :
Я: Какой-то мужик едет из Москвы в Хельсинки, но маме врёт, что в Берлин. Мне бы его проблемы. И когда он доехал до Хельсинки, звонит мама и говорит "звонила тётя Лида, что гуляет с тобой по Берлину". И он в шоке и в Хельсинки

chloe_villette : какая занимательная история, я теперь заинтригована) сбоку в контакте вдруг появилась угрожающая реклама "Сергей Маковецкий в Спб". и взгляд такой исподлобья. мужик в Хельсинки, кто-то с ним гуляет в Берлине, а мы с тобой сидим в Спб, и тут Маковецкий!

Я: Я тебе потом расскажу, что дальше с мужиком. Судя по возрасту, его играет Маковецкий. Но он ещё в Хельсинки.

Поскольку имени героя за всё время действия романа автор нам так и не открыл, он у меня так до конца и проходил Маковецким. Хотя где-то в первой трети текста оказалось, что он пожилой длинноволосый хиппарь. Впрочем, всё условно.

Уехав из Берлина, он знал все о Манон. Все, кроме фамилии, возраста, образования, национальной принадлежности, семьи, из которой она происходила, круга друзей, заработка, распорядка жизни и номера телефона.

Мы, в свою очередь, о нелюбопытном Маковецком знаем очень даже многое: год и место рождения (пятьдесят четвертый, Калинин), род занятий (преподаватель датского), место проживания (Копенгаген), хобби (сочинительство романов в голове)... в принципе, уже становится понятно, что эта информация совпадает даже с краткой отпиской в Википедии относительно самого автора. Так что можно героя назвать и Клюевым. Названия - они вообще не принципиальны, если вы не поняли.
Наш Макоклюев - человек-мозаика. Постепенно, страница за страницей мы собираем его - хобби, привычки, цитаты, пристрастия, воспоминания, друзей. В детстве хотел быть Робертино Лоретти. В отрочестве заворожился непонятными словами из начала одной пьесы. В подростковом возрасте переписывался с капстранами. В юности хипповал. В молодости вёл не очень упорядоченную половую жизнь. В зрелости - всё то же самое. Половая жизнь, хиппарство, капстраны, филология, психические расстройства.
Да, он филолог. Филолог "до корня мозгов", как мы говорили в университете. С детства шел на зов незнакомых слов. Клюцкий и его шведский друг-психиатр Ансельм даже придумали деление людей на вербальных и невербальных - таких, как жена Ансельма Нина, которой кажется, что реальность не меняется от изменения номинации.

Ей и сейчас это неинтересно – ей даже не смешно, когда она слышит Астино: «Пап, а можно я тебя теперь всегда буду называть “крем для рук”?» – и ответ Ансельма: «Да ради Бога, только я тогда буду называть тебя “зубочистка для ушей”!»… а они – оба – хохочут как сумасшедшие… что тут смешного?!

Но можно играть и крутить слова сколько угодно. Можно шутить с многослойностью реальности. Можно искренне верить в то, что слова что-то меняют. Можно филологически анализировать окружающий мир. Но всегда есть предел, который нельзя переходить.
Маме врать нельзя.
А Мацуев этот - соврал. Сам не зная, зачем. Ну знаете, когда вы пожилой хиппарь и мама следит за каждым вашим шагом, хочется соврать. То ли раньше он этого не делал, то ли сие была последняя капля, но как только он на голубом глазу сказал маме, что направляется в Берлин, сидя в поезде Москва-Хельсинки, тут оно всё и посыпалось...

Если вы филолог - почитайте эту книгу. Если лингвист - тем более почитайте. Возможно, вам очень понравится. Автор так непринужденно жонглирует словами, создавая невероятные мосты, замки и конструкции. Выстраивает гипотезы и теории, посыпает именами и цитатами. Просто глаз радуется. Я упивалась этой книгой, наслаждалась каждой строчкой.
Если вы настороженно относитесь к современной русской литературе - попробуйте эту книгу. На мой взгляд, она очень высококачественная. Очень русская, практически непереводимая, при этом с таким удивительным дымком исландского вулкана, с большим количеством слов на самых разных языках - и все равно она о русских и для русских. Нет, нет, без ура-патриотизма и провозглашения чего бы то ни было. Просто... вот такая вот.
Если вы любите постмодернизм - ознакомьтесь с этой книгой. Она написана в лучших традициях, с метатекстом, перекличками, пасхалками. В конце каждой части есть некоторый сюрприз. Возможно, другие его уже описали, но я не буду. Мне очень понравилось, что это сюрприз.
Если вы увлекаетесь темой двойничества - эта книга просто-таки для вас. Начиная с легких намеков, роман так пропахивает эту тему, что любо-дорого. Близнецы, отражения, раздвоения, наложения личностей, совпадения. Всё в этой книге постепенно расплывается, размножается. Только вот мама одна.

Он ведь и так давно уже знал: не случится в будущем никаких реинкарнаций, ибо все реинкарнации происходят синхронно, и все они уже здесь.

Если просто хотите хорошую книгу - да вот же она. Начинается забавно, потом захватывает, к концу становится жутко (особенно, если ночью читать), а финал: да, я так и знала!
Много хороших, интересных поводов для размышления. Одну цитату даже выписала
Помимо главного героя, много ярких и интересных персонажей, автор выражает точку зрения каждого из них, повествует нам о каждом, так что это полноценный роман с несколькими линиями (которые, правда, все равно все сводятся в одну точку - Маклин и его допотопный телефон, с которого смс отправляются только translitom)-

Датский телефон в Дании должен говорить по-датски, так Бог распорядился, а Бог не возле Нёррепорта находится – Бог на небе находится. Не предусмотрел Бог русского на твоем телефоне – значит, испытание тебе такое: истязай себя транслитом. Судьба ведь везде, милые люди! Как это – «вошьют»? Права не имеют менять ничего! Он, вон, на компьютере Ворда не ставит, с Воркс мучается, а все почему? Потому что не было у него Ворда при покупке – и пусть не будет. Нельзя менять мир по своему хотению… – по щучьему велению, может, и ладно бы, но для этого, во-первых, щуку иметь надо, а во-вторых, дураком быть, Емелей. Он щуки не имеет… так что вопрос, дурак он или нет, на фоне отсутствия щуки теряет смысл. Хотя, наверное, дурак. Только дурак без щуки, то есть совсем безнадежный: мало того, что дурак, так еще и без связей. Интересная типология: дураки делятся на две основные группы – дураки без щуки и дураки со щукой…

Забавно, но пишу рецензию второй раз. Первый раз ее съел Лайвлиб - а может, она где-то и есть. Всё возможно. Всё условно. Всё вербально.

У Клюева всегда в начале будет Слово. И слово это будет не просто инструментом коммуникации с читателем – Слово будет осязаемым элементом мира, на котором все и держится. В этом романе таким словом стал Лев – младенец по имени Лев, который в силу своего звериного имени, царственного имени, будет всю жизнь стоять на границе.

Граница между существующим и… тоже существующим, но как-то иначе и где-то не здесь, хотя на самом деле именно здесь и совершенно схоже. Границу эту хорошо знают циркачи, которые каждый свой трюк выполняют, опираясь на веру в чудо – и каждый раз принимают к сведению, что чуда может не произойти.
Поэтому роман получился не только о Льве, но и о мире цирка. О фокусниках и клоунах, о трюках и волшебстве. И еще он о Москве, запутанной, очень большой и многогранной Москве, в которой можно так заплутать, что не выберешься.

Клюев выбирает этакий притчевый, напоминающий старинные сказки стиль и ведет историю и мальчике Льве, львенке, о его дедушке, великом фокуснике цирка на Цветном, и Москве и обо всем вокруг. История получается завораживающей, как магические пассы рук в белых перчатках над изящным черным цилиндром.

Вот только под конец что-то сломалось. Даже скажу, что именно – страна сломалась, развалился Союз и настали девяностые. Со всеми этими новыми русскими, модными зарубежными писателями, громкими брендами и бандитскими разборками на всех ступеньках власти. Девяностые – удивительное время, уникальное, но эта атмосфера, как мне кажется, не совместима с любыми чудесами и ломает об колено всякое очарование. Про девяностые нужно писать как Пелевин, а роман Клюева очень хочется оставить в восьмидесятых, потому что дальше идти этой истории нельзя.

И концовка какая-то такая… чем-то напоминает любимую «Vita Nostra», но если там сидишь с открытым ртом и вдохнуть не можешь, то здесь скорее просто пожмешь плечами – скомканно, непонятно. Ощущение, что последний аккорд в этой песне не прозвучал.

Хорошие оценки и цитаты из книги побудили меня прочитать и познакомиться с новым автором. Я ожидала, что она будет доброй, задорной и увлекательной. С первых глав повести она казалась именно такой. С большим энтузиазмом я начала путешествие по удивительному миру с главным героем этой истории, по имени Петропавел. Игры разума, игры со словами, загадки языка, юмор и философия произведения меня завораживали, и шаг за шагом я погружалась в непроходимый лабиринт, не замечая этого. Постепенно, оставив позади "ЧАЩУ ВСЕГО", "ЧАСТНУЮ ПОЛЯНУ" и "ИГОРНЫЙ МАССИВ", я поняла, что иду не в том направлении, что это не то место, куда мне следует идти. Наверное, Петропавел осознал это раньше меня. Уж кому-кому, а ему завидовать во всей этой абракадабре не приходится. Здесь можно получить не только раздвоение личности или биполярное расстройство, но и что-то еще хуже, что невозможно исправить. Набравшись терпения, я решила продолжить путь по параллельным мирам с их удивительными локациями и персонажами, которые что-то напоминали мне. Однако, с каждой встречей с новым персонажем становилось все сложнее понять суть происходящего. События стали пугающими, как мне показалось, насилие и жестокость стали преобладать. Герои так размножились и перепутались, что образовалась страшная, безобразная путаница. Понять, кто и что уже было невозможно. Я потерялась в лабиринте слов и оторвалась от реальности и здравого смысла. Ничто не могло вернуть меня обратно. Странный финал. Сон? Амнезия? Психиатрическая клиника? Что это было?

Несколько приводили в себя и позволяли расслабиться разделы произведения, где автор вставлял считалки и детские стишки. Подробно разбирал их смысл. Хотя, если задуматься, они тоже выглядели пугающими страшилками. Но мы, дети, никогда не смотрели на них с той стороны. И слава Богу!

Если попросить меня рассказать о произведении или пересказать его, к сожалению, я не смогу этого сделать. Я попала в другой мир, где даже русские слова звучали бессмысленно. Где я была? Что я видела? Не знаю. Возможно, Ёж понял все. Я - нет.

"Зачем людей называют львами?" - прочитала я. Это был такой по-детски искренний и в то же время такой странно горький вопрос, что у меня просто не оставалось выбора: я доверилась этой книге с необычным названием, доверилась ее необычному языку и своенравному течению, фокусам, которые были чудесами, и чудесам, которые были реальностью.
Вернее, еще одной гранью реальности, еще одним из ее бесчисленных слоев.

Вот ты смотришь на знакомый городской пейзаж - и видишь, как проступают сквозь него иные контуры: слой за слоем. Вот ты идешь по родному городу - допустим, по Москве, - и неожиданно попадаешь... в Москву же, только в иную, незнакомую, тайную. И бессмысленно кричать с недоумением, что знаешь весь город, как свои пять пальцев, потому что всего города попросту не существует, а существуют те несколько слоев, которые у тебя хватает сил увидеть, и их число для разных людей различно. Вот ты наблюдаешь за фокусником, восхищаешься его искусству, аплодируешь вместе с другими зрителями, - и вдруг осознаешь, что это и не мастерство вовсе, потому что невозможно пусть даже трижды мастеру сотворить такое, а значит, это чудо - значит, не оборвалась еще тончайшая та серебряная паутинка, что связывает нас с миром волшебства...

Двойственность? Множественность? Много-мерность и много-мирность?
А может, двуличие? Но нет, нет, все взаправду, а даже если бы и так -

Одноличие-то ты где видала, в какой стране живешь, наивная ты моя?

Где и возникнуть такому, как не в СССР в последние годы его существования, когда старая система практически разрушена, а новая еще не создана, где на каждом углу говорят об экстрасенсах, где даже научные работники начинают склоняться к суевериям, а государству выгодно создавать закрытые учреждения, чтобы

запирать в четырех стенах как можно более многочисленные группы образованных людей, ставить перед ними противоречащие здравому смыслу и заведомо невыполнимые задачи, назначать этим людям некую форму материального стимулирования и таким образом изолировать их от прочего общества, в прямом смысле обезглавливая последнее.

Где такому и возникнуть, как не здесь, в стране, где постоянно переименовывают, то возвращают, то вновь меняют прежние имена улиц и предприятий, да и самой страны?
Ведь в мире Клюева именно слово предполагает существование объекта, и объект приходит как отклик на слово, а не наоборот. Значит, изменяя имя чего-либо, люди не уничтожают объект, но, сами того не ведая, сдвигают его в иной слой, где имеют место и "бывшая" улица Карла Маркса, и Старая Басманная, а последней обязательно соседствует Новая Басманная...
И множатся, множатся слои, смешиваются и пересекаются, не совпадая...
И, наверное, даже волшебных этих слов - андерманир штук - не нужно, чтобы перемещаться между ними.

Но как же люди, живущие в этой стране, в этом городе, в этих мирах? Ведь раз слово, единожды прозвучавшее, никогда не умирает, то не умирают и они? Значит, псевдоним порождает человека-двойника, который существует где-то - отдельно? Значит, мы - всего лишь слова, и подлинное я - это имя?..

Я вспоминаю имена героев этой книги. Печальный клоун Петя Миронов, тот самый, что так отчаянно кричал в своей блистательной программе: "Я вам не клоун!", захлебываясь, забываясь, так что забывала аплодировать застывшая публика; великий фокусник Антонио Феери - гениальный двойник деда Антонио, доброго старика, вырастившего и воспитавшего никому не нужного мальчика; человек по имени Лев, наделенный странными способностями, еще в детстве ответивший на вопрос: "что у тебя внутри?" с естественной, хотя и философски-глубокой, простотой: "душа". Все они, великолепно научившиеся балансировать, находиться между правдой и неправдой, между да и нет, между "я" и "не я", просто - быть между.
А ведь это, наверное, и есть суть искусства.

Наверное, неслучайно Евгения Клюева называют Андерсоном наших дней. Ему, как и известному датскому сказочнику, легко удается оживить на страницах своих книг обыденные вещи. И если героями сказок Андерсона были старый уличный фонарь, штопальная игла или свинья-копилка, то героями сказок Клюева становятся самые неожиданные предметы.
Вы только послушайте, какие имена он им дает…
Сердечко, вырезанное из картона
Оловянная ложка, мечтающая о Барселоне
Рассеянный воздушный поцелуй
Лавровый лист, разочарованный в жизни

У каждого из них есть сердце или что-то, расположенное чуть правее – что-то мне подсказывает, что именно здесь находится душа, и этим они очень напоминают нас – людей. Они живые. Их можно осчастливить и окрылить, но также легко – обидеть или обмануть.
Собственно, все эти сказки о нас. Добрые и смешные, простые и трогательные, лиричные и чуточку грустные, одни заставят вас улыбнуться, другие – задуматься о чем-то важном в жизни.
Ребенок, прочитавший эти сказки, на мгновение станет взрослым. А взрослый непременно захочет наведаться в детство.

Место локации: квартира
Время года: осень
Настроение: теплоты
Желание читать: что-то легкое и невесомое

И вот в этих условиях в мои руки, как по мановению волшебной палочки, попадает книга, об авторе которой я совершенно ничего не знаю, поэтому и ожидать от нее чего-то я не могла. Просто книга небольшого объема в руках, чтобы отдохнуть и скоротать вечерок. Итак, меня ждали сказки современного автора и какими же забавными они оказались. Перед читателем открывается мир вещей, насекомых и в целом окружающего мира, где каждый объект имеет свое мнение, свои чувства и эмоции.

Так, например, я познакомилась с мыльным пузырем, который очень хотел поиграть в гольф; стала свидетелем рождения любви между зонтиками; обнаружила, что пешеходная зебра мечтает быть пианино, или что сучок и задоринка могут испортить любую сказку! Но и это еще не все, читателя ждет поистине чарующий мир, с храбрыми муравьями, назойливой метелью, убегающими облаками и струйками воды. А есть и немного грустные истории о забытых шкатулках с секретами, играх, которые давно пылятся в шкафах, а также о забытых бенгальских огнях. Мне только и оставалось, что погрузиться на вечерок в книгу, забыть о заботах, мило улыбаться и произносить про себя "ну автор, ты даешь!".

Но не подумайте, что это просто истории, нет - это именно сказки, где в итоге ты получаешь какой-то урок или какое-то знание, где за, казалось бы, шляпами и зонтами скрываются аллюзии на многие человеческие проблемы и жизненные драмы - любовь, взаимопонимание, обиды, общественные мнения, стереотипы, ханжество и многое-многое другое. Лучше один раз прочитать, чем сидеть и слушать, при условии, что сказки небольшие по объему и можно растянуть сборник на несколько дней, поглощая сказки по чуть-чуть!

ПС. Прочитано в рамках игры Бесконечное приключение, тур 4

Когда я начал читать эту книгу, у меня было желание поскорее закрыть последнюю страницу и поставить высшую лайвлибовскую оценку. Я наслаждался языком книги, сатирой и иронией, любовью автора к (родному?) городу. Однако литературные достоинства со временем померкли. Обнаружились куски, которые читать было скучно. А главное: все персонажи остались плоскими и чёрно-белыми. Никакого развития никто из них не получил. Лев в 6 лет не сильно отличается от Льва в 30.
И всё время чувствовалась какая-то вторичность. То Пелевин проскочит, то смягчённый вариант Сорокина, то "Мастер и Маргарита" вспомнится, то Маркес. В конце и вовсе автор вогнал меня в непонимание густой мистикой. Не решил ещё, сколькими баллами я эту книгу оценю, но точно не максимумом.
Однако оценка будет высокой. БОльшую часть текста я прочитал с удовольствием. Книга полна афористических фраз вроде таких:

вилкой гоняя по тарелке ловко и, видимо, не без причин увертывавшийся от него соленый огурчик
...
Пора было покрываться холодным потом: чувство порядка требовало. Так Владлен Семенович и поступил: холодным потом покрылся и затрясся даже.

Ну классно же! Просто представляешь себя на месте этого Владлена Семёновича. Или даже на месте огурчика.
И таких перлов в тексте огромное количество. Приятно читать.

О чём же книга?
О месте и времени.

Жанр?
Несомненный магический реализм.

Написано про Москву. Хотя подобную книгу можно написать о любом городе мира. Надо только, чтобы он был достаточно большим и с историей. Чтобы можно было пойти куда-то в неизвестном направлении, встретить много незнакомых улиц, переулков, проходов, подворотен, странных зданий и людей. И потом вдруг, совершенно неожиданно, оказаться в знакомом месте, расположенном бог знает как далеко от начала маршрута.
Можно немного пользоваться картой, но только бумажной и желательно достаточно старой. (GPS-навигатор не подойдёт.) Бумажная карта всегда чуть-чуть врёт и -- немного или сильно -- отстаёт от времени. Пользуясь ею, вы обнаружите много интересного, узнаете, что город живёт, что-то в нём неожиданно меняется.
Можно прогуляться и по карте, которая у каждого в голове. Пожалуй, в этом случае интересного найдётся ещё больше.
Что это?
5-я улица Соколиной Горы. И 8-я есть. А куда же делись остальные?
Спасоглинищевские могут превратиться в Спасокукоцкие или наоборот.
Отыщутся какие-то Лялины, Галины, Машины, которых сто лет здесь не было и быть не могло.
И какой там Кисловский переулок? Верхний? Нижний? Хрен его знает. Но совершенно точно не Средний. Так какой всё-таки? А неважно! Каждому известно, что Кисловский в Москве один, какой бы он ни был. Но ясно и то, что были и другие Кисловские. И где они все?
А они где-то рядом. Они остались. На старых картах или в памяти. Если в памяти, то с дополнительными искажениями. Получается цирковой фокус:
андеманир штук, свежий вид: другая Москва стоит!

По этому поводу Евгений Клюев предлагает афоризм, практически готовый тост:

за мою Москву, за память места, за Слово, которое было в начале!

Выпить за такое совсем не грех.

Но что лучше: Москва моей памяти или Москва современная?
Ох, и сложный же это вопрос!
Идёшь по парку или скверу и вдруг вместо уютной тропинки с одуванчиками и цикорием по бокам -- тротуарная плитка! В сильный дождь она очень полезна, наверное. Да никто об этом не знает: кто ж пойдёт сюда в сильный дождь?
С другой стороны, кому хочется сегодня жить в городе, который спланировал ещё Юрий Долгорукий? Кому-то жаль сгоревших без следа во время нашествия Наполеона деревянных изб? Лично мне жаль только погибшего в огне оригинала Слова о полку Игореве. Нельзя стоять на месте. Надо двигаться вперёд. Большой театр, Манеж и Александровский сад наверняка лучше, чем топкие берега реки Неглинной.
Посмотрим с третьей, так сказать, стороны. Берём Мясницкую между Бульварным кольцом и Садовым. Андеманир штук, гранитный вид: широченный тротуар лежит! По нему и раньше, когда он узким был, редкий пешеход ходил, и сейчас почти никого нет. Каменные лавочки. Предполагается, видимо, что мы сядем и будем глазеть на контору Центросоюза, шедевр Ле Корбюзье. Здание стОит того, чтобы посидеть и посмотреть. Но... ни разу не видел, чтобы кто-нибудь действительно сидел и смотрел. Не трогали бы лучше Мясницкую, оставили как есть, честное слово. Гранит в данном случае мало уместен.

OK, это всё мои личные впечатления. Для тех, кто хочет впечатлений своих, вот набор старых карт. Гуляйте, друзья, читая эту книгу. Москва несомненно её главный герой. Только не смотрите при этом на навигатор: он убивает андеманир штук.

Действие книги относится к периоду от 1970 примерно года до конца века. Автор в мистической форме довольно интересно рассказывает о многих сторонах нашей жизни от советской засекреченности всего на свете до повального увлечения "тонкими энергиями" и подобных помешательств.
А где-то фоном постоянно маячит цирк. В настоящем цирке всё и делается по-честному, по-настоящему. А в цирке нашей московской жизни во все времена всё было, есть и будет наперекосяк.

Книга очень достойная. Особенно рекомендую жителям упомянутых больших городов с историей. В первую очередь, разумеется, москвичам.
Очень жаль, что повествование не доходит до настоящего времени. Было бы не менее занимательно.

====== PS

Раздражало частое написание слов "Вы", "Вас", "Вам" с прописной буквы. В служебной записке начальнику это уместно. В литературном произведении -- нет. Заблуждаются те, кто думает, что такое написание добавляет тексту вежливости, а героям уважения. Канцелярского стиля оно добавляет.

Хотел ещё много чего написать. Про власть, про науку и шарлатанство, про искусство добывания денег и неожиданные повороты сюжета, ещё про что-то. В книге очень много интересных тем, которые можно обсудить.
Но довольно. И так длинно получилось.

Не книга, а настоящая терапия - я долго, долго хранила ее на полке, пока наконец она не прыгнула в руки в самый нужный момент. К слову, с Клюевым так всегда и случается, и любить мне его вечно и еще немного после.
Эти истории можно читать как аллегории или даже басни, искать в окружении похожих людей, но мне гораздо больше нравится это вот ощущение ожившего материального мира - как в детстве, помните? У меня живыми были не только все куклы и игрушки, но и каждая карта в колоде - что-то там у них происходило, и до довольно-таки позорного возраста я верила, что они все оживают, когда мы уходим.
А вот в сказках Клюева они оживают по-настоящему. И это так смешно, радостно и утешительно, что хочется скорее родить себе и вырастить ребенка, которому можно будет читать эти сказки перед сном. А он потом сохранит эту книжку и прочитает своим детям. Вот такая должна быть судьба у сто и одной сказки, по-честному.
А картинки! Их хочется повесить на стену, сделать наклейки и открытки, набить себе татуировку с одной из них! Совершенно идеальное издание, спасибо, "Время"!

Белая мышка по маминой линии, Антуанет Миньон,
в сад уходила с томиком Плиния - древним этим враньём,
чтобы узнать, как всё было в точности в прежние времена,
нам поучиться бы у античности, говорила она.

И засыпала в саду под сливою, с Плинием, значит, в руке,
и даже выглядела счастливою в стареньком гамаке:
снились копчености и соления, сытость и благодать,
а боевые пассажи Плиния... - только б не голодать!

Мы не будили её намеренно (явь была слишком зла) -
чтоб мимо Плиния, сивого мерина, лодка её несла,
тихая лодка счастливой юности, праздничного вчера,
полная всяческой довоенности, всяческого добра.

Тучи курчавились, дождь накрапывал, Плиний был вне себя,
лето кончалось, гамак поскрипывал, в ус не дула судьба,
ибо покуда гамак укачивал время и не промок,
длился и целости не утрачивал сей драгоценный миг.

Долго ли, коротко ль.. в общем, коротко длился счастливый сон -
после какого-то то ли паводка, то ли витка времен
вышли проведать её и Плиния, а её больше нет -
белой мышки по маминой линии, тёти Антуанет.

Простите за пошлости, но я эту книжку уже две недели таскаю за собой в сумке, помяла всю, исчеркала - о ужас! - ручкой, лошадки на полях всякие, бокалы. Слышала эти стихи в феврале прошлого года, когда один мой день в Москве совпадает с творческим вечером Евгения Васильевича в доме Булгакова - это как увидеть, ну, я не знаю, птицу Додо или морскую корову - думаешь, что никогда, а вдруг, живьем, ух ты. И вот наконец сборник - счастье такое, не передать.

Я приняла эту книгу в совет в осеннем туеске в игре "Книжный винегрет", решив дать автору второй шанс, т.к. первое знакомство с его книгой Евгений Клюев - Книга теней оказалось омерзительным. Думала, что второй шанс как-то прояснит ситуацию, поможет мне понять, стоит ли вычёркивать автора окончательно или стоит присмотреться.

Что сказать? Поначалу было интересно, все эти сказки-парадоксы, все истории, начиная с мыльного пузыря и заканчивая фантиком, но потом... Потом, когда автор стал не то чтобы повторяться, нет, но писать как-то натянуто, слащяво и коряво - мне стало противно.

Ребенок, прочитавший сказки Евгения Клюева, на мгновение станет взрослым.
А взрослый непременно захочет наведаться в детство и посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь важного, чего ему так не хватало потом - когда он научился измерять расстояние от Земли до Луны, но забыл, как измеряют расстояние от мыльного пузыря до фантика, от клубка до праздничного марша и от шнурков до сердечка.

Да вы что? Я после ваших историй захочу наведаться в детство?! Точно нет. Моё детство было другим и таких ... историй в нём не было, так что - не придумывайте.

Завлечь аннотация может, но удержать, зацепить нет, ей это не удаётся, никак... Она меня точно не перенесла в детство, где мне было очень хорошо и светло.

Автор зануда? Неет, он скорее просто не знает или забыл, что значит быть ребёнком. Ведь даже взрослый может сохранить в себе детское, с широко распахнутыми глазами, восприятие мира.