– Твоя мать была одной из них, – помолчав, сказал отец. – Когда мы познакомились, у меня уже был День Ухода, а у нее нет. Мы познакомились случайно. На экскурсии, в лесу. Она была, как маленькая фея. Мы влюбились друг в друга без памяти. Кто там спрашивал тогда, как положено, есть ли у нее День Ухода или нет. Нам было так хорошо, что мы забывали даже какое сегодня число, день на улице или ночь. А потом она мне сказала…

Он замолчал, вспоминая, и неожиданно закрыл лицо руками.

– Ну, и? – нетерпеливо спросил Павл.

Отец отнял руки от лица и посмотрел на часы.

– Потом должен был родиться ты. И тебе сразу должны были назначить День Ухода. Но твоя мама сказала, что лучше убьет тебя сразу сама. Я не мог этого допустить. Я же так любил ее. Да и тебя я уже любил, хоть ты еще и не родился. Короче, мы договорились, что не будем регистрировать ребенка в Системе. А поскольку ты просто не смог бы жить без документа с Днем Ухода, то решили назвать тебя так же, как и меня, Павл Павлович. Я подал заявление об утере карточки и мне удалось получить копию. Потом сумел проставить в ней твою дату рождения. Ты стал полноправным членом общества, но, к сожалению, с моим Днем Ухода. Мама, как ты знаешь, умерла при родах. Я похоронил ее в нашем саду. О ней так никто никогда и не узнал. Бессмертные ко мне ни разу не приходили. Своей карточкой я старался не пользоваться.

– А как же ты жил? – удивленно спросил Павл.

– Ну, моя работа приносила мне наличные. Их хоть и не везде, но все-таки еще платят. Конечно, садовнику много не давали. Но нам хватало. Я даже смог тебя выучить. Потом ты пошел работать, стало полегче. Карточка у меня точно такая же, как у тебя, только с другой датой рождения. Как правило, на нее нигде не обращают внимания. Главное – иметь Дату Ухода. К тому же, я, в основном, работал у знакомых, мне документы не всегда были нужны.

– Значит, как я понимаю, я остался без документов?

– Да, сынок, – грустно согласился отец. – Выходит так. К сожалению, мы с мамой как-то сразу не подумали об этом. Поверь, мне очень тяжело уходить, оставляя тебя в таком положении. Но, увы, сейчас я уже ничего не могу сделать. Тебе придется самому… Единственное, что тебе может помочь, так это деньги. К счастью, я сумел накопить немного наличных. Они лежат в чемоданчике, в моем диване. На какое-то время тебе хватит. А потом…

Он вздохнул.

– Постарайся найти Бессмертных. Они помогут тебе, я уверен. Они должны помнить твою мать.

– А давай вместе уйдем, – оживился Павл. – Прямо сейчас. Спрячемся, потом найдем Бессмертных. Они должны помочь и тебе. Ведь ты любил одну из них.

– Ничего не выйдет, – усмехнулся отец. – Ты же сам прекрасно знаешь, что если я сам не сяду в присланную машину, меня везде найдут по сигналу. Поэтому Бессмертные никогда не пускают к себе обычных людей. А тебе будет только хуже, потому что они первым делом обыщут и опечатают наш дом. А так у тебя по закону есть полгода, за это время должен появиться наследник. Об этом, к счастью, я успел подумать. Там же, в чемоданчике, лежит завещание на наследство, в котором не проставлено имя. Только ты можешь вписать его туда. Надеюсь, что за полгода ты найдешь кого-нибудь, кто согласится разделить твою судьбу. Правда, это очень опасно. Но, может быть, кто-то полюбит тебя…

Веселые аккорды ремейка «Марширующих святых», донесшиеся с улицы, прервали его. Он побледнел и закрыл глаза. Потом открыл их и решительно встал.

– Все, сынок. Прощай, не провожай меня. Никто не должен меня видеть.

Он подошел к Павлу, поцеловал в лоб и твердым шагом направился к двери. Там он остановился, повернулся и вдруг, подняв руку, перекрестил его. Павл вздрогнул. Этот знак был запрещен. За него запросто могли списать с личного счета до десяти лет жизни. Кроме того, считалось, что увидевшего его ждут неминуемые беды.

Павл подошел к окну, и слегка отодвинул занавеску. Отец, сгорбившись, шел к калитке, за которой стоял микроавтобус, сияющий праздничными красками. Окон в нём не было, а по борту затейливо вилась надпись: «Happy death day».

Дверь в микроавтобусе приветливо распахнулась. Отец подошел к ней, постоял, потом на секунду оглянулся и решительно вошел внутрь. Павл не закрывал занавеску до тех пор, пока звуки «Гимна Уходящих» не затихли вдали. По лицу его текли слезы. Потом он подошел к двери, закрыл ее и немного постоял, не соображая, что ему сейчас нужно делать. Больше всего хотелось опять надраться, но он тут же отверг эту мысль, подумав, что отцу это, пожалуй, не понравилось бы. Наконец, он решил, что, для начала, нужно привести в порядок комнату. Он убрал со стола, отнес остатки ухи в холодильник, вымыл посуду и аккуратно сложил ее в шкафчик, как это всегда делал отец. Потом застелил свою постель, сунул в машину вчерашнюю одежду и подмел. Подумав, принес воды и полил цветы. Больше делать было решительно нечего. Тогда он прошел в комнату отца. В комнате было идеально чисто. Диван выглядел так, будто на него с момента покупки никто не садился. Павл подошел к дивану и снял подушку сиденья. В углублении для белья лежал небольшой чемоданчик-кейс. Павл вытащил его и снова аккуратно уложил подушку на место.

Кейс был доверху набит плотно уложенными купюрами «Всемирного Банка» разного достоинства. На сегодняшний день это была, судя по толщине кейса, довольно значительная сумма. Павл покачал головой. На глаза его вновь набежали слезы. Он вдруг представил, как сложно было отцу столько лет содержать его, и при этом суметь собрать такой сказочный подарок. Сверху на купюрах лежал конверт. Павл взял его и открыл. В конверте лежало несколько сложенных вдвое листков. Он достал их из конверта и развернул. Один из листков оказался завещанием, в котором указывалось, что все имущество, движимое и недвижимое, завещается после наступления Дня Ухода лицу, внесенному в завещание. Следующая строка была пропущена для внесения имени. Имелась запись, что завещание вступает в силу немедленно после поступления запроса заявителя. Завещание было по всем правилам заверено нотариальным отделом Администрации. Кроме этого, в конверте лежали оплаченные счета за предоставление комплекса услуг по автоматической поддержке работоспособности систем энергоснабжения, кондиционирования, водоснабжения и очистки канализационных стоков. Счета были оплачены за шесть месяцев вперед. На последнем листке угловатым отцовским почерком было написано: «Ива – Луиза Гао Линь». Ниже стояла какая-то дата.

– Вот тебе и раз, – усмехнулся Павл. – Значит, во мне тоже есть толика китайской крови?

Впрочем, удивляться было особенно нечему. Последние двести лет китайская кровь текла, наверно, в каждом втором жителе Земли. А в другой половине, судя по всему, нашли место гены негроидной расы, которые, как известно, могут неожиданно выявить признаки вида даже через несколько поколений.

Цифры под надписью не совпадали с датой смерти матери. Павл хорошо ее знал.

– Может быть, это ее день рождения? – подумал Павл. – Скорее всего. Видимо, отец хотел, чтобы я нашел ее родителей.

Он сложил все обратно в конверт и хотел, было, спрятать чемоданчик в диван, но неожиданно передумал, снова открыл его, достал несколько купюр разного достоинства и только после этого уложил кейс на место.

Время близилось к обеду. Есть Павл совсем не хотел.

– Интересно, какой сегодня день, – вдруг подумал он. В офисе на его столе стоял календарь, на котором автоматически высвечивалась текущая дата и время, оставшееся до его Дня Ухода, поэтому такой вопрос он никогда себе не задавал. Теперь его вроде как нет в живых, но время-то не остановилось.

– М-да, – он покачал головой. – А меня-то и вправду нет. На улицу не выйдешь, вдруг узнают. Хотя дату можно и в телехолле проверить.

Павл вышел в зал и поднял с кресла пульт телехолла, который одновременно был и центральным компьютером дома. Огромный экран засветился неожиданно тускло, на нем появилась надпись: «День Ухода! Работоспособность всех систем автоматически поддерживается в течение шести месяцев.

– Тьфу! – разозлился он. – Начинается. Телеразвлечений, значит, у нас нет. Как и новостей. Кстати, а вода-то есть? Хотя, я же посуду мыл, да и цветы…

Вспомнив об этом, Павл успокоился. Однако, как выяснилось, успокаиваться было рано. Как раз приспело время посетить туалет, и Павл выполнил это безо всякой задней мысли. Но, как только он нажал кнопку смыва, невидимый наблюдатель вдруг загнусил: «Внимание! Несанкционированная попытка воспользоваться внутренними системами дома! Повторное нажатие автоматически передается в центральную диспетчерскую!».

От неожиданности Павл подскочил на месте и кинулся к унитазу, но каких-либо кнопок, рычажков или чего-либо подобного не обнаружил. Система, действительно, работала автоматически и работала, видимо, абсолютно безупречно.

Павл вышел в зал и сел в кресло. Надо было осмыслить, что он может делать, а что нет. Итак: телехолл отключен. Это, положим, не беда. Всегда можно купить что-нибудь, работающее на батарейках. Хотя бы обычный одноразовый телеблокнот, в котором на каждом листе всегда идет одна телепрограмма на день. Можно взять простенький, на неделю. Продается в любом киоске. Денег, конечно, хватит и на что-нибудь покруче, но в больших магазинах обычно расплачиваются карточками… Ладно, не проблема. Что дальше? Не работает туалет. Вода из кранов в кухне и ванной идет, но, видимо, расход и количество стоков недостаточны, чтобы сообщать об этом в центральную диспетчерскую. Хотя не исключено, что вода подается для противопожарных целей и автоматического полива растений в саду. Придется теперь сад использовать, как туалет, ничего не поделаешь. Что еще? Наверняка, не работают плита на кухне, вытяжка и вообще, все, что связано с потреблением энергии. Минуточку. Но ведь тогда такая же участь постигла холодильник, чайник, кофеварку, микроволновку…

Павл озадаченно присвистнул. Если так, то, что же тогда означает оплата счетов по поддержке работоспособности? А то, собственно и означает, что все может работать, но не будет работать, пока не объявится официальный наследник. Вот тебе, Палик, и Юрьев День. Называется, приплыли. Он вспомнил, что бросил в стиральную машину одежду и почесал в голове. Однако, положеньице: не купаться, не бриться, ходить в одной и той же одежде, бр-р…

Павл поднялся и, достав из портфеля ежедневник и ручку, пересел за стол.

– Значит так, записываем: «телевизор…»

Он подумал и добавил: «дешевый, на батарейках, бритва на батарейках, или с лезвиями, одноразовое белье, рубашки, брюки».

Павл поднял глаза к потолку. М-да. Обычно как-то не задумываешься, чем пользуешься в течение дня. Что там еще? Еда? Положим, поесть можно в любой забегаловке, так что холодильник не нужен. Купаться? Ну, пока тепло, можно и в саду. Вода на солнце нагревается, будь здоров. Ага, вот что – одноразовые полотенца. Кстати, за мусором тоже ведь никто не приедет. Сжигать его что ли? Исключено, соседи крик поднимут. Придется купить побольше пластиковых пакетов, а кое-что незаметно подкидывать в общественные урны. Он записал пакеты и посидел еще немного, но в голову больше ничего не лезло.

– Ладно, потом еще что-нибудь вспомню. – Он достал из кармана купюры из чемоданчика и пересчитал. На его взгляд денег было маловато.

Он снова вернулся в комнату отца, достал кейс и отобрал по несколько купюр разного достоинства. Конверт мешал ему. Павл машинально сунул его в карман и, подумав, достал еще одну пачку банкнот, самых мелких. Потом закрыл кейс и аккуратно спрятал его на место.

Для начала он решил съездить в магазинчик, что стоял в центре их таунвиля. Выбор там был небольшой, но в принципе, все необходимое имелось. К тому же в этом магазине его хорошо знали и вряд ли кто- либо догадывался, что у отца и у него один «День ухода».

Вытащив из ящика на кухне пластиковый пакет побольше, Павл вышел из дома и отправился в гараж. Но как только он вставил карточку прав на имущество в прорезь, мультикар, вместо обычного приветствия, зловеще замигал всеми фарами, и стал подавать тревожные сигналы. Павл ошеломленно выхватил карточку и с бьющимся сердцем выскочил из гаража. Мультикар замолчал. Павл недоуменно посмотрел на карточку. По верхнему краю, повторяясь, бежала надпись: «Подтвердите Ваше право наследования имущества». Его вдруг охватило тревожное предчувствие.

Бросив пакет, он вернулся к входной двери и, поколебавшись, вставил карточку в устройство блокировки.

«Попытка несанкционированного проникновения! Следующая попытка передается в органы охраны» – немедленно отозвался автоохранник, тревожно мигая лампочками над дверью.

Павл испуганно отскочил от двери. Лампочки тут же прекратили перемигиваться. Он поднес к глазам карточку к глазам. По ее краю бежала уже знакомая надпись.

Павл вышел в сад и сел на скамейку. Вот теперь он, видимо, действительно «приплыл». Сидел он долго. В голову лезла всякая чепуха из жизни бомжей, которых, правда, осталось не так уж много. С бомжами Админ активно боролся, за малейшую провинность уменьшая им срок жизни. Но даже у последнего бомжа было самое главное: у него была Дата Ухода. Им даже личную карточку не надо было носить и вечно бояться ее потерять. Вся информация хранилась в спинном мозге и редактировалась автоматически с центрального компьютера.

Павл поднялся и прошел в дальний угол сада, где в цветах лежала небольшая гранитная плита. На плите было выгравировано изображение креста. Присев, он аккуратно стер с плиты пыль и погладил теплую поверхность.

– Что мне делать, мама?

Он сунул в рот травинку и, прислонившись спиной к дереву, огляделся. В этой части сада он бывал редко. В далеком детстве вместе с отцом он сажал здесь какие-то цветы и однажды умудрился наступить на грабли. Отец тогда смеялся, рассказывая про поговорку, а ему было больно. Кстати, ведь тут рядом есть сарай, в котором хранились инструменты…

Павл встал и пошел к темневшему сквозь кусты строению.

Старенький кирпичный домик выглядел усталым и потемневшим. Его строил еще пра-прадед, когда участок земли мог купить каждый желающий. Отец поддерживал в нем порядок, но на полный ремонт у него не хватало ни сил, ни денег. Ставни на окнах были заколочены, на двери висел ржавый замок, дужка которого была просто продета в петлю. Павл вынул замок и осторожно открыл заскрипевшую дверь. Как же давно он сюда не заглядывал. Внутри все было точно таким же. В углу грудой стояли грабли, лопаты, вилы, у стены притулился стол с прикрученными к нему тисками и пара самодельных табуреток. Над столом висела полка с мелким плотницким инструментом. У другой стены расположился деревянный топчан, покрытый ветхим одеялом. Рядом с дверью громоздилась неуклюжая старинная железная печка, сделанная из какой-то бочки. Труба печки торчала прямо из стены в сад.

Павл подошел к топчану и сел, проведя рукой по одеялу.

– Ну что же. Хоть какой, а дом у меня есть.

Он лег, подложив кулак под голову, и принялся размышлять о своем весьма туманном будущем, пока не уснул.

Проснулся он оттого, что кто-то горячо и быстро целовал его в глаза, щеки, губы.

– Риска, прекрати, – сонно пробормотал он. – Ну, хватит лизаться, Риска, дай, я встану…

Он открыл глаза и подскочил, как ошпаренный. Возле него на одеяле сидела небольшая рыженькая собачка. Она наклоняла голову, умильно заглядывая ему в лицо, и нетерпеливо ерзала по одеялу пушистым задиком. Павл помотал головой.

–Ты мне снишься?

Собачка тут же прыгнула к нему на колени, норовя лизнуть в лицо. Он подхватил ее, мягкую и теплую, и принялся гладить.

– Ну, и откуда ты взялась? Как тебя зовут?

Собачка доверчиво перевернулась на спину и подставила розовый животик, умильно улыбаясь.

– Ах ты, бандитка! – засмеялся Павл. – Ну, хорошая! Хорошая! Ну-ка, кто ты у меня? Ага, девочка…

Собачка соскочила с топчана и, от избытка чувств, принялась кругами носиться по сарайчику. Павл с улыбкой смотрел на нее.

Появление собаки здесь, в городе, пусть даже в таунвиле, было событием невероятным. После того, как были запрещены все домашние животные, – собаки, кошки, крысы и прочая живность с улиц исчезли. Даже птицы старались облетать город стороной. За каждую обнаруженную бездомную тварь полагалась награда в виде одного дополнительного года жизни. Кое-кто, конечно, держал дома собаку или кошку, но платил за это такой налог, что позволить себе подобную роскошь могли только единицы. Да и на них тоже давался строгий срок жизни.

– Ну, так что будем делать? – сказал Павл. – Может, сдать тебя в полицию?

Улыбка тут же исчезла с собачьей мордочки, и она мгновенно исчезла под топчаном.

– Э-э, да ты умненькая, – засмеялся Павл. – Ну, не бойся, не бойся. Не скажу никому. Однако, как же тебя зовут?

Собака, постукивая хвостом, высунула мордочку.

– Может быть, Рыжка? – предположил Павл.– Рыжуха? Рыжая?

Собака вылезла из под топчана и уселась, разглядывая его.

– Не нравится? – усмехнулся Павл. – Ну, а Лиса? Лиска-Алиска.

Собака вскочила, положила лапки ему на колени и коротко тявкнула.

– Тогда давай знакомиться, – Павл церемонно протянул собачке руку. – Павл. Можно, Павлик. А Риска меня еще Паликом зовет.

Он вздохнул.

– Ты, Лиска, наверно, кушать хочешь? А у меня ведь ничего нет.

Он вспомнил об ухе в холодильнике и почесал подбородок.

– Как ты думаешь, если я выйду на улицу, меня не сразу схватят?

Он вытащил из кармана пачечку купюр и пересчитал их.

– Так… Телелисток, полотенца… Увы, Лиска, придется экономить.

Лиска тявкнула.

– Хорошо, – сказал он. – Пойду. А ты спрячься.

Он вышел из сарая, вставил на место замок и направился к воротам. Лиска, принюхиваясь, бежала за ним.

Павл остановился.

– Я же тебе сказал, спрятаться. Ты что, в полицию хочешь?

Собака мгновенно исчезла в кустах. Павл пригладил волосы, заправил в брюки рубашку и осторожно вышел на пустынную улицу. Никто за ним не бежал, из-за заборов не сверкали ничьи глаза, и скоро Павл немного успокоился. Он перестал оглядываться и ускорил шаг.

– Павл, привет! – крикнул кто-то. – Почему пешком?

Павл остановился. Из-за забора ему приветливо махал рукой сосед, старый друг отца – дядя Андрон.

– Чего пешком-то? – повторил он вопрос, подходя к забору. – С машиной что? Так давай, посмотрю. Я помню, отец все на расход водорода жаловался. Все-таки жаль мужика. Крепкий еще был. Ну, да мне тоже скоро. Полгода всего осталось. Я уже все документы подготовил.

– Спасибо, дядя Андрон, – вежливо сказал Павл. – Не хочется сегодня на машине. Я, вообще, отпуск взял. В саду покопаюсь, пешочком похожу. А то все в конторе, да в конторе.

– Правильно, – согласился Андрон. – Я, вот, тоже решил в саду покопаться, уж больно погода хорошая. По-моему, должен успеть и с фруктами и с виноградом. Все-таки неплохо, когда точно знаешь, сколько у тебя еще времени есть. Хотя, с другой стороны…

Он махнул рукой.

– Так хоть вихрецикл взял бы. Далеко ведь идти. Если хочешь, у меня есть.

– Спасибо, дядя Андрон, – улыбнулся Павл. – Я лучше прогуляюсь. Да я далеко и не собирался. В наш супермаркерт.

В магазине тоже ничего особенного не случилось. Только знакомая девчонка из отдела техники с любопытством спросила, зачем ему телеблокнот, если телехолл гораздо удобнее.

– Да в саду работаю, – засмеялся Павл. – Отца теперь нет, приходится самому. К телевизору привык. Ну не будешь же ежеминутно в дом бегать. А так, лежит себе под кустом и ладно.

– Понятно, – кивнула она. – А хотите, я Вам дам по уценке блокнот на десять листков? У нас сегодня распродажа.

Павл приобрел телеблокнот и одноразовые бритвенные станочки, а в продуктовом отделе дешевой колбасы и мясных консервов для Лиски. Себе он взял салат, саморазогревающееся жаркое и булочку. Чай он решил выпить завтра, в каком-нибудь кафе. Подсчитав стоимость покупок, он, поколебавшись, вернулся в отдел и добавил к ним еще бутылочку пива.

* * *

Лиска выскочила навстречу из-под куста и принялась радостно подпрыгивать и крутиться, беспрерывно облизываясь.

– Сейчас, сейчас, – засмеялся Павл. – Идем в дом. На улице только бомжи едят.

В сарае на полке нашелся кривой садовый нож. С трудом, пыхтя и обливаясь с непривычки потом, Павл открыл, наконец, консервы и отделил Лиске щедрую порцию. Она, повизгивая, кинулась к угощению и проглотила его в одно мгновенье. Павл засмеялся.

– Ладно уж, на первый раз добавлю. Но потом только по расписанию. У нас еды не так много.