В свои тридцать лет Алексей Коновалов считал себя бывалым чекистом и достаточно авторитетным во многих вопросах. В семнадцать он пошел на войну, был идейным борцом с самодержавием. Оценив его способности, руководство перевело его в разведку, где он смог развернуться во всю широту своей многогранной натуры. Он легко переходил линию фронта, внедрялся в ряды противника, добывал секретные сведения, брал языков, проводил диверсии. Для него не было ничего невозможного. Но Гражданская война закончилась, и наступили относительно мирные дни. Руководство страны бросило все силы на борьбу с внутренними врагами. Оказалось, что вокруг полно предателей, вредителей, шпионов и заговорщиков. Это была очень странная война. Да, порой они действительно давили очаги сопротивления советской власти, направляемые из-за границы, были и настоящие вредители и шпионы, но основная масса людей, обвиненных во всех смертных грехах, не имела с ними ничего общего. Просто, по стечению обстоятельств, они оказались в неудачном месте в неудачное время. Поводом для ареста могло послужить неосторожное слово, взгляд или слишком громкий смех в неподходящий момент.

Допрашивая таких арестантов, Алексей чувствовал, как на него серой волной накатывает уныние. В конце концов, его гимнастерку украсил нагрудный знак 5 лет ВЧК-ГПУ с надписью: «ВЧК-ГПУ. 1917–1922». Этот знак отличия был учрежден в 1923 году. Знак вручался за беспощадную борьбу с контрреволюцией. Кавалеру знака присваивалось звание Почетного работника ВЧК-ГПУ. Он имел право на ношение оружия, а также входа во все здания ГПУ. Награду Алексею вручал лично Дзержинский, однако счастья это не прибавило. Наоборот, в душе было какое-то опустошение. Вокруг реками лилась кровь, творились ужасные вещи. Людей расстреливали направо и налево, тысячами отправляли в лагеря. Все идеалы о светлом будущем рушились на глазах.

Он не мог изменить систему и знал, что сам погибнет, если покажет свое сочувствие арестованным. Тем не менее даже под угрозой смерти Алексей старался помочь тем, кому это было возможно. Его коллеги не отличались подобной сентиментальностью. Многим даже нравилось убивать и пытать. Алексей не сомневался, что, если его завтра вдруг обвинят в шпионаже – ни у кого из них ни один мускул не дрогнет привести приговор в исполнение. Бывшие друзья с радостью будут пытать его, выбивая признание. До этого дня его спасали былые заслуги перед советской властью, но вечно так продолжаться не могло. Алексей видел, как казнили многих пламенных коммунистов, борцов за идею и членов «старой гвардии». Значит, рано или поздно придет и его черед. Начальник уже несколько раз осторожно намекал, что он слишком мягко проводит допросы, что стоит быть жестче. Выхода не было. Только бежать. Алексей собирался попросить, чтобы его перевели простым уполномоченным куда-нибудь подальше в тьмутаракань, но судьба распорядилась иначе. В свет вышел приказ ОГПУ № 108/65 от 8 марта 1931 года, который предписывал органам ОГПУ проводить мероприятия по чистке личного состава милиции и угро, предупреждать проникновение в агентурный аппарат милиции и угро преступного элемента и вести наблюдение за проведением этих директив в жизнь.

И вот чуть позже, летом, когда по всему Ленинграду гремели разоблачения шпионских заговоров и у милиции просто не хватало людей для арестов и экспроприаций ценностей, – начальник Озерский вызвал Алексея и вкратце обрисовал задачу. Тот должен был отправляться в один из уголовно-розыскных столов уголовного розыска для оказания помощи коллегам в ряде дел. Озерский особо отметил, что, помогая милиционерам, Алексей обязан выявлять в их рядах предателей, тех, кто берет взятки и занимается всякими сомнительными делами – в отношении некоторых сотрудников имелись вполне определенные подозрения. Алексей молча взял под козырек и с приказом поехал в уголовно-розыскной стол, к которому его прикомандировали.

Опера из уголовного розыска встретили его с подозрением. Оно и младенцу понятно, зачем его прислали. Алексей видел натянутые улыбки и напряженность в глазах милиционеров. Любые разговоры при его появлении автоматически прекращались. Начальник угро – Сергей Иванович Костромской поручил группе оперативников, в которую включили Алексея, отработать связи одного спекулянта, занимавшегося золотом. Некто Зотов был арестован месяц назад ГПУ и выдал интересные сведения, будто он с товарищами готовил заговор против советской власти, планировал теракты и убийства. У Зотова обнаружили записную книжку со списком имен и фамилий.

– Это список членов террористической организации Зотова, – пояснил Костромской, вручив книжку Семенову – командиру опергруппы.

Грузный Семенов, хмурясь, стал листать страницы так, словно собирался заучить наизусть имена врагов. Заглянув ему через плечо, Алексей бросил рассеянно:

– Очень похоже на обычную записную книжку.

– Ну, на это враги и рассчитывали, что мы не догадаемся, – буркнул Костромской с важным видом и добавил, обращаясь к командиру опергруппы: – Теми, чьи фамилии вычеркнуты, будут заниматься другие люди. А вы займитесь оставшимися. Начало операции ровно в восемь вечера. Все должно быть сделано быстро в течение трех часов. Никто не должен уйти.

– Что думаешь обо всем этом, – поинтересовался Алексей у Семенова, когда они выходили во двор управления.

– Я не думаю, а выполняю приказы, – коротко пояснил командир опергруппы. К ним подъехал «черный воронок». Семенов махнул шоферу: – Эй, Петрович, поедешь за нами!

Алексей и трое из опергруппы, включая командира, набились в черную «ГАЗ-М1». Рядом с водителем сел сам Семенов. Бортко – высокий бритый парень с лицом типичного уркагана – втиснулся сзади, справа от Алексея, а Поночевный – крепко сбитый мужик лет сорока в кожаном плаще – слева, так что он оказался зажатым, точно арестованный. Эта мысль не понравилась Алексею. Шумно выдохнув, он ослабил воротник, расстегнув одну пуговицу. Бортко со зверским видом положил на колени револьвер. Чувствовалось, что так ему спокойнее. Поночевный задумчиво морщил лоб и похрустывал пальцами, сжимая и разжимая кулаки. Все мысленно готовились к предстоящему, хотя работа была, можно сказать, привычной.

И действительно, все пошло как по накатанной. Вечером, когда люди садились ужинать, они врывались в дома, хватали подозреваемых, описывали и изымали ценности, опечатывали квартиру и неслись по следующему адресу. Главным было за короткое время охватить как можно больше адресов, чтобы подозреваемые не успели предупредить друг друга. Большинство из списка Зотова оказались либо его родственниками, либо друзьями. Алексей предполагал нечто подобное и не сомневался, что позже, после пыток, арестованные напишут какие надо признания. Никто из них не оказывал никакого сопротивления, лишь в глазах стоял ужас вперемешку с удивлением. Люди были парализованы страхом. Скованные наручниками, они выходили из домов к «воронку» словно пьяные, едва переставляя ноги. Оперативники недовольно покрикивали и толкали арестованных в спину. Бортко и вовсе не церемонился, а сразу бил рукояткой «нагана» по голове.

Алексей незаметно наблюдал за действиями коллег. Все трое действовали четко и профессионально. Потом он заметил, как на очередной квартире Поночевный быстро сунул найденные в книге деньги в карман, решив, что никто не видит, но просчитался. Алексей, хоть и стоял спиной, но увидел его движение в дверном стекле. Повернулся к Бортко в тот момент, когда он с ловкостью фокусника умыкнул из шкатулки с драгоценностями большой перстень с изумрудом.

Ловко работают ребята, подумал он. Отозвав оперативников в сторону, Алексей тихо поинтересовался:

– Вы в курсе того, где я работаю и зачем меня сюда прислали?

– Да, смекаем, не валенки, – процедил Семенов, не спуская глаз с позеленевших от страха чуть живых подозреваемых, сидевших на стульях у стены в гостиной – двух женщин и мужчины преклонных лет.

– Тогда предлагаю добровольно вытащить все ценности, которые случайно попали вам в карманы, минуя опись, – сухо сказал Алексей и посмотрел Бортко прямо в глаза, – смелее. На первый раз последствий не будет.

– Зря ты так, – покачал головой Семенов и вытащил из кармана, к удивлению Алексея, толстую пачку денег. Глядя на начальника, Бортко и Поночевный тоже повытаскивали деньги и драгоценности. Все было внесено в опись имущества. Алексей с невозмутимым видом наблюдал за этим. Сказать, что сыщики были недовольны его действиями – значит ничего не сказать. Они просто прожигали его взглядами.

Время приближалось к одиннадцати. «Воронок» поехал к управлению с «клетками», забитыми новой партией «врагов». Последняя фамилия из списка была отработана, и Алексей мысленно порадовался, что закончился этот изматывающий марафон. На душе было погано, и хотелось выпить.

– Ну, что, на сегодня все? – спросил он у командира.

– Погоди, еще один адрес остался, – неожиданно заявил Семенов, расправляя ремень.

– Как остался, я точно помню, – начал было Алексей, у которого была фотографическая память, и осекся, так как командир продемонстрировал ему записную книжку. В списке действительно была еще одна фамилия с адресом. Алексей не мог понять, как он мог ошибиться, но, приглядевшись, заметил, что фамилия написана другим почерком, да и чернила на этой строчке выглядели более свежими. Фамилию вписали минут десять назад – не больше. Что же сие означало? Алексей внимательно посмотрел на Семенова.

– Что-то не нравится, товарищ? – поинтересовался тот враждебно, убрав записную книжку в карман.

– Да нет, все нормально, – пожал плечами Алексей. Ему было интересно посмотреть, что будет дальше. Что задумал командир опергруппы? Зачем перевыполнять план по собственной инициативе?

Машина некоторое время тряслась по кочкам на грунтовой дороге, вилявшей между частными домами. Потом Семенов приказал водителю остановить и сообщил всем:

– Дальше пойдем пешком. Не хочется спугнуть этих сволочей.

В сгущающихся сумерках громко прозвучали хлопки закрываемых дверей «эмки». Алексей, руководствуясь смутным предчувствием, проверил свой «браунинг». Запасной револьвер был спрятан за голяшкой сапога. Хотя даже без оружия он мог неплохо постоять за себя. За время войны он изучал различные методы рукопашного боя. Одно время его учил китаец, потом кореец. В результате Алексей разработал свою собственную систему рукопашного боя, главной идеей которой было нанести противнику первым же ударом максимальный урон.

Один за другим они быстро шагали вдоль заборов. То тут, то там раздавался свирепый собачий лай и звенели цепи дворовых псов. В этот час на улице уже никого не было, поэтому незамеченными они добрались до нужного дома. От взгляда Алексея не укрылось то, как легко Семенов открыл калитку. Складывалось впечатление, что он бывал здесь не однажды и знал, где шпингалет, где вертушка и что во дворе шляется непривязанный пес устрашающих размеров. Собака, естественно, сразу же бросилась на них, но Семенов все предусмотрел. Он не стал открывать калитку полностью, а оставил узкую щель, в которую пес только и смог, что просунуть голову. Командир опергруппы ловко прижал собаку. В его руке блеснул нож. Одним быстрым движением он перерезал животному горло и отпрыгнул от брызнувшей во все стороны крови. Все произошло быстро и почти бесшумно. По крайней мере, хозяева дома ничего не услышали. В зашторенных окнах горел свет и слышалась негромкая музыка.

– За мной, – тихо скомандовал Семенов, вытащил пистолет и, перешагнув через дергавшегося в смертельной агонии пса, направился к дому.

Алексей пошел следом. Двое оперативников бесшумно шли у него за спиной.

– Вышибешь дверь – и в сторону, – велел Семенов, повернувшись к нему, – давай.

Алексей кивнул и молча ударил ногой в дверь так, что весь косяк в районе замка расщепился, а дверь, едва не слетев с петель, громко распахнулась. Ударив, он отпрянул, пропуская рванувшихся вперед оперативников, и вошел внутрь уже последним, сразу за Семеновым.

Обстановка в доме свидетельствовала о достатке хозяев. Все: и мебель, и ковры, и канделябры – имело немалую цену. В гостиной под прицелами револьверов оперативников на диване сжались от страха владельцы дома – пожилая чета и двое детей – мальчик лет шести и девочка лет десяти, очевидно, внуки стариков.

– Никому не двигаться, – надрывался высокий бритый Бортко и оглядывался на начальника, ища поддержки.

– Мы ничего не сделали, – пролепетал дрожащим старческим голосом хозяин дома.

– Предлагаю добровольно сдать все имеющиеся в доме ценности, – ледяным тоном бросил ему Семенов.

Алексей едва подавил зевок, до того ему наскучила вся эта канитель. Везде одно и то же. Дежурные фразы, запугивание, а все лишь для того, чтобы банально ограбить ни в чем не повинного человека. Нет, из органов надо бежать. Довольно с него всего этого.

Хозяин дома попытался увильнуть от расплаты.

– У нас нет ничего такого, – начал он плаксивым голосом.

– Я теряю терпение, – прорычал Семенов, сверкая глазами, – не гони мне тут, падла. Я все знаю и про золото, и про деньги, и про камушки.

С диким лицом командир опергруппы стащил с дивана девочку и приставил ей к голове револьвер. Эффектно щелкнул взводимый курок.

Алексей встрепенулся. Это уже было что-то новое. Командир опергруппы на его глазах скатывался к махровой уголовщине. Он даже не пытался изображать из себя слугу закона. Взглянув в расширенные от ужаса глаза девочки, Алексей сглотнул ком, вставший в горле. Его взгляд отметил побелевший на спусковом крючке палец. Семенов не играл. Он действительно был готов выстрелить в любой момент. Хозяин дома тоже понял это и полез доставать все из своих тайников. На столике перед диваном появился увесистый мешочек с золотыми червонцами, шкатулка с драгоценностями, пачки денег, перевязанные веревкой, серебряные ложки, посуда, несколько статуэток и даже меха.

– Это все? – сурово осведомился Семенов, державший ребенка за горло. Дуло его пистолета продолжало находиться в опасной близости от головы девочки.

– Да клянусь вам, молодой человек, отдал все, – страстно заверил старик, сложив в молитвенном жесте руки на груди, – отпустите ее.

– Конечно, отпущу, – жестко усмехнулся Семенов и неожиданно выстрелил в хозяина дома. Выстрел прозвучал оглушающе. На груди старика возникла кровавая дыра, и он инстинктивно закрыл ее ладонью. Сквозь его пальцы немедленно брызнула кровь. Семенов выстрелил еще один раз в старика, но теперь в голову. Бортко также выстрелил в старика со своего места. Поночевный тем временем расстреливал старуху, чуть ли не в упор. Девочка истошно закричала. Семенов ударил ее наотмашь и отпихнул от себя, готовясь выстрелить. Бортко выстрелил в мальчика, но промахнулся. Падая, израненный старик закрыл его своим телом. Не раздумывая, Алексей бросился вперед, выбил ногой пистолет у Семенова и со всей силы врезал ему в лицо. Обливаясь кровью, Семенов хрюкнул и, закатив глаза, рухнул на пол. Бортко резко развернулся с пистолетом в руке и выстрелил. Краем глаза он видел маневр Алексея. Последнего спасла лишь отличная реакция. Стреляя в прыжке, Алексей упал и, перевернувшись, успел пальнуть в Поночевного до того, как тот развернул оружие. Обе пули легли точно в центр лба оперативников. Почти синхронно они выронили оружие и осели на пол. Бортко сполз по стене, оставляя на обоях кровавый след, а Поночевный свалил этажерку с книгами.

Не успел Алексей перевести дух, как оконное стекло справа от него разлетелось на части и снова завизжали пули. Это был шофер. Он стрелял через окно со стороны улицы. Алексей ощутил жгучую боль в щеке. Еще две пули пронеслись у него над головой. Алексей откатился, свалил стол, закрылся им и выстрелил в ответ. Пуля угодила шоферу в переносицу, и он исчез из темного проема окна.

– Сука, – выдохнул Алексей, дотронувшись до лица. На пальцах осталась кровь. – Все же попортили морду, вражины!

Затем он натолкнулся на взгляд девочки. Та сидела на полу и не знала, что ей делать. Ее губы дрожали, а глаза блестели так, словно она собиралась разреветься. Рядом скулил мальчик, пытаясь выбраться из-под мертвого деда.

Времени терять было нельзя. Перестрелка, должно быть, всполошила весь район, и, не ровен час, мотопатрули пожалуют в гости. Алексей, позабыв о своей ране, вскочил на ноги, помог мальчику, грубо поставил на ноги девочку и спросил: – Эй, как тебя зовут? Слышишь меня?!

Девочка в ответ только судорожно вздохнула да скривила губы. Алексей влепил ей пощечину и, удерживая, рявкнул:

– Эй, если хочешь жить, соберись! Как зовут?

– Саша, – с обидой пропищала девочка, зажимая покрасневшую от удара щеку.

– Родственники есть? – быстро спросил Алексей, поняв, что ребенок более-менее пришел в себя.

– Есть, – пробормотала она и глянула на чекиста исподлобья, – мама с папой.