Жизнь как-то вошла в свою колею. Вечер новой пятницы повторил вечер предыдущей: молодая пара вновь привела мальчишку на побывку к паре пожилой, немного посидела и удалилась. Муха в это время была в спальне, – самом необжитом ею месте в квартире. Она расположилась прямо на кровати и, кажется, малость задремала, когда двери спальни открылись, зажегся свет, и в комнате появились дед с внуком.

– Муха! – торжественно воскликнул мальчишка и указал пальцем на серое комнатное членистоногое.

– И правда что, – проследил пожилой мужчина за пальчиком внучка. – Откуда она здесь взялась? Из подъезда, наверное, прилетела… Откуда же еще. Сейчас мы ее!

Старик взял с тумбочки газету «Известия», сильно пахнущую типографской краской, скрутил ее в упругий рулончик и неожиданно ударил по мухе, выжидающе присевшей и приготовившейся к возможным неприятностям. Муха оттолкнулась ногами в противоположную удару сторону, после чего вертикально взмыла вверх.

– Вон она! – вскричал мальчик и опять указал пальчиком на муху.

– Где? – спросил пожилой мужчина и стал подслеповато всматриваться в пространство под потолком. Последние два года с глазами было неважно, поэтому никакой мухи он не обнаружил, как не всматривался.

– Да вон она, – указал на летящую муху мальчишка.

Тем временем муха вылетела из спальни и, пролетев гостиную, очутилась в прихожей.

– Сейчас мы ее, никуда она от нас не денется… – пробормотал мужчина и закрыл дверь в комнату. Муха оказалась запертой в небольшой прихожей, где спрятаться практически было негде. Разве что залезть в какой-нибудь рукав пальто или куртки. Но, во-первых, муха об этом как-то не сообразила. Во-вторых, это могло быть как спасением, так и ловушкой для самой себя. А ну как мужчина или, скорее всего, мальчик, заметили бы это? Тогда ее просто заперли бы в этом рукаве, где было темно, и она потеряла бы девяносто процентов возможности как-то сопротивляться. Если не все сто. В конце концов, ее запросто могли просто раздавить. Прямо в этом рукаве…

– Сейча-а-ас, – угрожающе протянул мужчина и стал безуспешно гоняться за мухой. Скоро он упарился и на восклицания внука: «Вон она, вон она» уже перестал обращать внимание. Передохнув, он еще пару раз неудачно попытался прибить свернутой газетой насекомое, после чего, немного подумав, открыл входную двери и несколькими взмахами рукой с зажатой в ней газетой выгнал муху на лестничную площадку. После чего захлопнул дверь.

Это была большая ошибка: позволить выгнать себя из квартиры. И непозволительная глупость для столь зрелого животного, каковым к настоящему времени являлась серая комнатная муха. Полетав немного по лестничной площадке в ожидании, что кто-нибудь откроет входную дверь, и она скользнет в теплую квартиру и забьется в такое место, где ее невозможно будет отыскать, насекомое, наверное, поняла, что так она может летать до морковкиного заговенья. В смысле до скончания ее века. К тому же сильный сквозняк усиливал неприятное ощущение холода и приближал это самое скончание. Обессиленная, поскольку на холоде жизненные силы катастрофически таяли, серая комнатная муха почти плюхнулась на подоконник подъездного окна близ вонючей консервной банки с сигаретными окурками. Обдаваемая ледяным ветром из разбитого окна, муха поползла к краю подоконника, прилагая к этому невероятные усилия. Обогнув край подоконника, она заползла под него, нашла в стене щель и втиснулась в нее, растратив для этого последние силы. После чего замерла, возможно, вспоминая мусорное ведро с огрызками яблок; хлебницу с приоткрытой на размер пальца крышкой и вазочку с вареньем, в которое, верно, ей уже никогда на сунуть свой хоботок… И прошлая жизнь показалась ей настоящим эдемом для насекомых.

Ее глаза еще видели какие-то тени, но через несколько минут перестали что-либо различать. И наступила ночь.

* * *

– Все что ли? – нетерпеливо спросил чернявый мужик и расстегнул на себе теплую куртку с ветрозащитным и водонепроницаемым покрытием. – Прям Ташкент тут сделался. У меня в квартире и то холодней…

В начале декабря в подъезде сменили тяжелые чугунные батареи отопления, которые ни хрена не грели уже лет десять, на алюминиевые секционные, и в подъезде стало вполне сносно. Даже тепло. А то бывало, открывая двери в квартиру, прихожие прямо вымораживало холодным воздухом, будто двери квартир вели не на лестничную площадку, а прямиком на улицу. Сегодня же, в субботу четырнадцатого декабря, раненько поутру пришли двое стекольщиков и поменяли все разбитые стекла в подъезде на целехонькие, для того чтобы тепло в подъезде не выходило на улицу. И на лестничных площадках сделалось, и правда, очень тепло. Даже жарко.

Честно говоря, стекольщики должны были прийти вчера, но один из них был крайне суеверен и, остерегаясь неприятностей и бед, которые мог принести такой день, просто не пожелал выходить из дома. Он всегда так делал, когда пятница выпадала на тринадцатое число, и добросовестно отрабатывал пропущенную смену в субботу. А его напарник был ему другом и во всем и всегда его поддерживал. Поэтому работу, которую стекольщики должны были сделать вчера, они выполнили в субботу.

– Щас, – ответил чернявому лысоватый мужик и вогнал последний гвоздь в последний деревянный штапик. – Теперь все…

Мужики собрали инструмент и ушли.

То, что в подъезде после замены батарей и окон стало очень тепло, привело к следующим последствиям. Серая комнатная муха, которая думала, что ее жизненный путь закончен и даже была уверена в этом, шевельнула сначала одной лапкой, потом дрыгнула другой, затем быстро засучила ногами, стряхивая с себя дрему, перевернулась и выползла на подоконник, едва не сорвавшись на бетонный пол подъезда. Здесь муха начала тщательно прихорашиваться, разглаживать крылья, снова чиститься и умываться, на что ушло минут пятнадцать, не меньше. После завершения гигиенических процедур, муха взлетела, проверяя свои летные навыки, и убедившись, что с ними все в порядке, села в уголке на подоконник и затаилась.

Так она просидела часа полтора. Затем одна из дверей на верхней лестничной площадке отворилась, потом прозвучал металлический хлопок, каковой происходит, когда входная дверь закрывается, и послышались шаркающие шаги. Прошло не менее полутора минут, когда на площадку лестничного проема у окна меж двумя этажами спустилась суховатая старушка. Она, верно, была девочкой дошкольного возраста, когда в одна тысяча девятьсот девятнадцатом году банда зеленых под предводительством бывшего князя Трубецкого напала на город Сестринск. Тогда, убив городского председателя совета народных депутатов, банда захватила Сестринск и два часа удерживала его в своих руках, покуда не была выбита из города отрядами Двенадцатого Московского стрелкового полка. Когда современница перипетий Гражданской войны поравнялась с подоконником и подошла к лестнице, ведущей на первый этаж, муха выползла из своего угла и, взлетев, села сначала на согбенную спину старушенции, а затем скользнула в оттопыренный карман клетчатого пальто-кокона, бывшего модным в начале пятидесятых годов прошлого столетия. Еще полторы минуты понадобилось старушке, чтобы спуститься по ступеням на первый этаж и выйти из подъездной двери на улицу…