Олег проводил их взглядом, закрыл дверь флаера. Потом мягко поднял его с площади, задрал нос, нацеливая в нужную точку неба. Перед тем как рвануть почти вертикально вверх, обвел взглядом пространство вокруг и внезапно увидел три темные точки, стремительно приближающиеся к отъезжающим с площади машинам. Вначале он принял их за истребители ВВС России, но через несколько мгновений стало ясно, что перед ним боевые флаеры, похожие на тот, на котором летал он, – только без вмятин и царапин. Новые мишины, как с иголочки. Само собой стало ясно, что если эти флаеры не принадлежат Славе, значит, это враги. Других флаеров на Земле не было.

Два летательных аппарата отделились от группы и помчались к нему, а один резко свернул и открыл огонь по петлявшим из стороны в сторону машинам.

Олег перевернул флаер на спину, так, что Красная площадь с ее строениями оказалась внизу, накренив аппарат, по сложной траектории ринулся к одиночному флаеру, который охотился за джипом с Колей.

– Нападение! Машину с Колей атакует флаер! Два атакуют меня! Принимаю бой, присоединяйтесь!

Кровь в жилах Олега пела, бурлила, кипела – атака! Вот оно и пришло – бой!

Флаер ударил по вражескому летательному аппарату всей мощью – бластер, две ракеты с антиматерией. Вернее, две ракеты, потом бластер. Основная тактика была такова: ракетами с антиматерией напрячь генераторы защитного поля, чтобы они не успели закрыть образовавшуюся от взрывов дыру, и в эту дыру засадить луч бластера.

Это ему виртуозно удалось – Олег вообще от природы был довольно ловким и быстрым парнем, а наложенная на его мозг матрица одного из лучших пилотов вселенной (обошлось в большую копеечку!) помогала ему мгновенно и адекватно реагировать на любые происки врага. Флаер стал продолжением его рук, ног, головы и тела – он вертелся в воздухе так же естественно, как если бы бегал и прыгал.

Луч бластера, ударившись в незащищенную полем корму флаера, в самую его «нежную» точку, испарил броню вместе с обшивкой, проделал в ней небольшую дырочку, сантиметр в диаметре, прошедшую в глубь флаера метра на три. Олег стрелял максимально сконцентрированным лучом – так было больше шансов промахнуться, но и нагрузка на броню в точке соприкосновения была, конечно, во много раз больше, чем если бы он применял широкий луч. Вся мощь бластера, мощь флаера, сконцентрировалась в этом точном уколе шпагой.

И вражеский флаер умер. Луч попал точно в батареи, в которых хранился запас энергии для серийных выстрелов бластера, и они, освобожденные от защитной оболочки и энергетических полей, удерживающих эту энергию в блестящих блоках, выплеснули всю мощь в пространство.

Корму флаера просто вырвало, как если бы кто-то аккуратно, гигантским топором, вырубил ее из аппарата. Тот беспомощно замер в воздухе, а затем, беспорядочно кувыркаясь, полетел к земле. Через считаные секунды возле собора Василия Блаженного горели и взрывались обломки чуда техники цивилизации зеленых.

– Есть! Один есть! – возбужденно крикнул Олег, и тут же получил пять ракет в бок корабля. Флаер вздрогнул от чудовищного удара и окутался пламенем. Защита была сорвана, как перчатка с мужской руки. Генераторы защитного поля завизжали, завыли, как будто жалуясь на судьбу, но не успели прикрыть своего хозяина – еще две ракеты врезались в то же место, образовав рваную дыру в корпусе.

Двигатели флаера работали через раз, толкая корабли вперед, – Олег, получивший удар обломком обшивки в голову, с трудом удерживал аппарат в воздухе.

Перед его глазами вспыхивали красные буквы:

«Системы нестабильны! Угроза взрыва! Угроза взрыва! Рекомендуется покинуть корабль!»

Олег осмотрелся и увидел, как два флаера врага разворачиваются в нескольких сотнях метров от него. Они не спешили его добивать, видимо, решили вначале завершить задумку первого флаера – перестрелять машины, вылезшие на площадь. Но благодаря Олегу машины уже улизнули, и теперь враги возвращались, чтобы довершить начатое.

Олег с трудом дышал, кровь заливала глаза, двигать рукой было трудно. Он посмотрел вниз и с недоумением увидел точащий из груди зазубренный кусок металла, похожий на неровный клинок экзотического ножа. Олегу стало плохо, его чуть не вырвало. Он достал из ящичка, расположенного рядом с креслом пилота, двух слизняков и приспособил на себя. Они тут же заползали, запустили в него нити, стало немного легче.

Флаер с трудом удерживался в воздухе, но Олег все-таки его посадил, пробороздил по площади метров сто, выбивая из булыжников фонтаны искр. Салон корабля наполнился дымом. Олег попробовал подняться, но чуть не потерял сознание – в бедре торчал еще один осколок металла. Система наблюдения действовала, и он удивленно посмотрел вокруг – почему еще жив? Его противники снижались, не стреляя, и он понял – хотят захватить в плен. Видимо, решили узнать, кто тут появился и почему вступил в бой.

Олег хрипло крикнул в эфир:

– «Урал», я сбит. Ранен. Сам выбраться, наверное, не смогу. Силя, прости… – и потерял сознание.

Вражеские флаеры снизились на высоту чуть более метра над площадью, из них выскочили несколько бойцов в бронескафандрах с закрытыми забралами. Они были уже метрах в десяти от подбитого флаера, когда внезапно в воздухе раздались гулкие выстрелы, такие, как будто кто-то вдалеке палил из охотничьих ружей по уткам.

Двое бегущих впереди бойцов в бронескафандрах упали, разбрызгав мозги и кровь по булыжникам – винтовка «Корд», это вам не шутка! Остальные дружно бросились под прикрытие брони флаеров, но добежали только трое из семерых – остальные получили по пуле в спину и голову и так и остались лежать на площади, прозванной Красной.

Один из флаеров, видимо, засек, откуда велась стрельба, и, беззвучно поднявшись, метнулся к Кремлевской стене, на ходу выпуская огненные стрелы и ракеты.

Один из зубцов осыпался, стена покрылась щербинами и опалинами, но устояла. Из второго флаера, стоящего на месте, снова вышел экипаж, но теперь все были в зеркальных скафандрах высшей защиты. Пули антиснайперских винтовок бессильно рикошетили от их безликих фигур, не причиняя никакого вреда.

До подбитого флаера оставалось уже с десяток шагов, когда из пустоты с шумом и треском жвакнула река пламени и слизнула эти две фигуры, как корова языком. На их месте осталась только воронка глубиной в метр и шириной в пять метров, сияющая оплывающими краями. Следующий удар пришелся в стоящий на месте флаер – через секунду он превратился в спекшийся кусок металла, пригодный лишь на переплавку.

Пусть и легкий крейсер – он все-таки крейсер, и какая-то шлюпка с ним не сравнится, даже если на ней поставить пулемет.

Второй флаер заметил происшедшее и заметался, пытаясь, вращаясь в воздухе и меняя направление, уйти от удара возмездия, но не успел. Выстрел старого вояки-афганца был неотразим – через секунду в воздухе летел уже не быстрый и верткий кораблик, а комета, оставляющая за собой огненный хвост. Эта комета с грохотом врезалась в парапет, закрывающий набережную Москвы-реки, и с шипением ушла под воду. Вода в этом месте забурлила, зашипела, и через секунду оттуда вырвался столб пара, как будто работала огромная скороварка.

Пространство на площади раскрылось, обнажая шлюз «Урала», и оттуда высочила высокая фигура в черной броне со снятым шлемом. Она бросилась к поверженному флаеру Олега, заскочила внутрь. Через несколько секунд Сильмара уже тащила парня на руках, унося под защиту брони крейсера. Он был жив, но не реагировал ни на какие раздражители – похоже, впал в кому. Сильмара бегом заскочила в крейсер, шлюз закрылся, и корабль снова исчез под защитными полями невидимости.

Ненадолго.

«Урал» успел подняться только на триста метров, когда в небе вспыхнула целая река пламени, белого, как свет звезд. Река вскользь задела «Урал», слизав один из планетарных двигателей – похоже, враг хотел не уничтожить корабль, а взять его на абордаж или посадить на землю.

Сильмара крикнула Петру:

– Это тяжелый крейсер! Стартуй на маршевых, иначе нам конец!

– Можем сгореть в воздухе!

– Стартуй, говорю тебе, иначе нам сейчас точно наступит конец! А там еще неясно, может, и выдержим!

Генераторы маршевых двигателей выдали поле сверхпроницаемости, окутали корабль пленкой и отбросили от себя пространство, швырнув его назад.

Все, что было вокруг – воздух, птицы, облака, захватили поля маршевых двигателей и с невероятной скоростью бросили в сторону, противоположную той, куда намеревался двигаться звездолет. Удар этой струи был такой силы, что в мгновение ока сдул с площади разбитый флаер, сорвал настил брусчатки и выбил на площади кратер глубиной около десяти метров и шириной около двухсот. Мавзолей Ленина выдержал удар, но все газоны, все, что было плохо приделано, унесло страшным вихрем.

После этого можно было поверить рассказам о том, что запуск маршевых двигателей линкора вблизи планеты способен вызвать такой апокалипсис, что цивилизация будет уничтожена вызванными им стихийными явлениями. Поговаривали, что он может сорвать атмосферу с планеты… Даже старт такого относительно слабого маршевого двигателя, какой стоял на легком крейсере, вызвал что-то, подобное урагану высшего класса.

Вокруг набережной вырвало с корнем деревья, сбросило рекламные щиты, сдуло брошенные автомобили и снесло линии электропередач. Купола собора словно срезало, кресты разбросало по всей территории вокруг площади, словно это был символ апокалипсиса.

Олег тяжело, с хрипом дышал, на его губах пузырилась кровь. Сильмара, напряженная, как струна, сидела рядом с ним на постели, там, где еще недавно они соединялись в сладострастном любовном экстазе, и держала его за руку. На парне копошилось уже штук пять медицинских роботов, но они не справлялись с тяжелой задачей.

Сильмара вырвала кусок железа, застрявший в бедре, роботы зашили глубокий разрез на лбу, обнаживший белую кость, но трогать металл, застрявший рядом с сердцем, женщина побоялась. Роботы могли не успеть залатать дыру прежде, чем Олег истечет кровью. Системы обеспечения на «Урале» не было, потому оставалось только ждать, когда корабль прибудет на Базу Шаргиона.

Время от времени Олег приходил в себя, пытался что-то сказать, виновато хлопал глазами, но Сильмара останавливала его:

– Лежи, лежи, не разговаривай! Береги силы! Скоро будем дома – все хорошо!

Он снова закрывал глаза со слабой улыбкой на лице и проваливался в состояние, близкое к коме. Олег находился под воздействием успокаивающих препаратов и анальгетиков, потому не чувствовал боли, только задыхался. Иногда он сильно кашлял и выплевывал целый фонтан крови, который быстро блокировали слизняки.

Сильмара при этом бледнела, становилась серой, как стена. Она знала – еще три-четыре таких фонтана, и Олега уже не спасти. Жизнь из него утекала, как вода из дырявого ведра. Женщина в который раз подумала, что обязательно настоит, чтобы в «Урал» поставили систему обеспечения с максимальными функциями лечения! Как на «Соргаме». Больше она такого не допустит.

Рядом появился виртуальный образ Петра. Сильмара даже не успела удивиться – если он может видеть все, что происходит в их каюте и может спокойно сюда проникать, значит, он видел все их кувырки в постели?

– До Базы осталось идти несколько часов, – сказал Петр. – Я максимально форсировал двигатели. Идем с превышением максимума на двадцать пять процентов. Эта лошадка оказалась не такой уж и плохой, если ее оборудовать как следует, мы еще повоюем! Все вижу. Держись. Мне кажется, мы успеем. Держись, Силя.

Петр снова исчез, а Сильмара осталась наедине со своими мыслями. Уже сколько раз в ее жизни было так – казалось бы, все замечательно, все хорошо и лучше и быть не может – и тут бах! По башке, как осколком ракеты! Мол, не задирай нос, не ты управляешь обстоятельствами.

Сейчас ей было очень плохо. Так плохо, как давно не было – с тех пор, как на одной заштатной планетке подорвалась на мине ее подруга Гиана, с которой они вместе служили в десанте. Они просто вышли в лесок, на котором не имелось обозначений никаких минных полей, и через минуту Гиана уже умирала у Сили на руках с оторванными ногами и распоротым животом. Системы обеспечения рядом не было, а биороботы с такими ранениями не справляются. После этого Сильмара озверела, ее на месяц закрыли в тюрьму за то, что она изрубила на куски тридцать захваченных в плен сепаратистов. Ее зверства даже описали в одном из выпусков визора, и вся цивилизованная вселенная была потрясена жестокостью военщины. После этого женщина уволилась из армии. И пошла в наемницы.

…Шаргион показался через пять часов, когда Олег уже почти не приходил в сознание. Последний раз он очнулся, когда Сильмара на глазах у Славы тащила его по пандусу «Урала».

– Все нормально, не волнуйся! – Лера порывисто обняла Силю за плечи, и та прикрыла глаза, как будто в них попал едкий дым от сгоревших флаеров.

Олег лежал в коконе из белых нитей, опутавших его, как паук опутывает свою жертву. Осколок из груди вырвали, и теперь ничего не мешало восстановлению.

Оставив Олега на попечение медицинской системы, Лера и Сильмара пошли в рубку, где сидел Слава. Он молчал, но было видно, что сидит он не просто так – выйдя в псионическое пространство, он связался с керкарами, для которых несколько дней готовил то, что было загружено в трюм.

– Привет, Учитель! Приветствую, Великая Мать! Мне нужно с вами срочно обсудить проблему!

– Конечно, сын мой! Что случилось? – Псионический голос Матери Роя был, как всегда, ласков, и Слава почувствовал нежность, будто его погладили огромной теплой ладонью.

– На мою планету напали зеленые. Уничтожают людей, захватывают в рабство. Звездолет только что вернулся оттуда – одного человека ранили, корабль подбит. Мне нужно срочно лететь на Землю. В связи с этим я хотел попросить о двух вещах: первое – тот груз, который сейчас на корабле, я хочу передать своим однопланетникам, чтобы они могли защищаться от врага. И второе – мне нужны боевые роботы, штуки три. Те, которых я оставил вам для защиты Роя.

– Сын мой, мы ждали тысячи лет, подождем еще немного. Что такое время? Главное, чтобы твой родной Рой выжил, это важнее всего. Потом прилетишь и завезешь нам оружие. Что касается роботов – они все твои! Можешь забрать. Еще раз повторю – главное, чтобы выжил твой Рой. Ты правильно мыслишь. Выживание Роя прежде всего. Прилетай, забирай роботов.

– Слава! – вмешался Учитель. – Может, тебе дать еще воинов? В помощь? Без проблем – сколько надо! Скажи – и они будут у тебя на корабле!

Слава немного подумал и отказался:

– Нет. Спасибо. Хватит и этих. Будем вооружать моих соплеменников – основная война пойдет против своих же сопланетников, вооруженных зелеными. Лучше, чтобы воевали свои. Я пришлю «Соргам» за роботами.

– Ну что же, удачи тебе, сын мой! – Мать Роя снова коснулась сознания Славы и отключилась.

Шаргион вырвался в открытый космос. Звездолет совершал сумасшедшие скачки, выныривал и снова прятался в подпространство. Слава не понимал этого процесса, но и не задавался целью узнать, как все происходит. Ну происходит и происходит. Хозяйка пользуется посудомоечной машиной, не стремясь узнать, как все в ней крутится, какие «шестеренки» приводят ее в действие. Так и Слава поступал с живым кораблем. Это нормально. Самое главное – он знал, что все узлы работают, все функционирует и будет функционировать еще долго – так долго, что он себе этого даже не может представить. Разве может человек представить себе срок в миллион лет? Это только сказать легко, а вот представить – год за годом, год за годом… миллион лет! Невозможно.

До Земли они долетели за двадцать минут. Вернее, не до Земли, а до Луны, за которой и спрятались в непроницаемой тени.

Слава оставил Шаргион висеть в этой дыре, чем тот был не очень доволен – его напрягло то, что нельзя нежиться под солнечными лучами и впитывать энергию. Она все-таки потихоньку тратилась – на работу узлов корабля, на передвижение в космосе. Да и на ремонт «Урала» требовались силы. Но Слава быстро его успокоил – передал картинку нежащегося в солнечной короне кораблика, весело подмигивающего вселенной.

Шаргион ответил ощущением довольства и застыл в полудреме, в которой он, как сытый кот, пребывал большее время своей жизни.

Слава со своим экипажем оставили Шаргион спать на темной стороне Луны и вылетели к Земле на «Соргаме».