Ай, да я! Ай, да Михаил Карпов, писатель средней руки! Нет, все-таки я заслужил свои ордена. Вот сейчас они перестали давить мне на грудь тяжким грузом. Вот теперь я почувствовал, что поработал хорошо! Гложет вот только душу что-то… не знаю, что со мной. Все идет хорошо, просто замечательно. Может потому что слишком хорошо? Вот были бы какие-нибудь заковыки, что-нибудь бы не получалось – тогда я бы успокоился. А так… слишком уж гладко.

Хотя… только недавно ведь из больницы, чуть башку не снесли – ЭТО гладко? Если это гладко, тогда я не знаю, как с колдобинами. В общем – не знаю я что со мной. Тяжело на душе. Вроде и радуюсь, и понимаю, что все сделал верно, не ошибся, а сердце щемит. Как перед грозой, когда грозовой фронт толкает перед собой могучий инфразвук, воздействующий на психику человека и заставляющий впадать в тоску. После чего в ужасе люди прыгают за борт корабля, и гибнут, отдав свой разум безжалостной Вселенной.

Ладно, хватит! Выбросить из головы всю эту чушь и сосредоточиться на празднике. Ведь это на самом деле праздник! Две державы, которые вот только недавно собирались порвать друг другу глотки, обнимаются и обещают жить дружно, как и положено любящим братьям. И неважно, что на поясе у них висят клинки. Теперь эти клинки в ножнах и рукояти мечей связаны с ними крепким шнуром. Не развязать – только рвать.

Потом был банкет. Огромный зал, где нашлось место нескольким сотням человек. Мы с Ольгой сидели на стороне Шелепина, почти напротив Никсона и первой леди. Ольга великолепна! Ей перед встречей принесли вечернее платье, и похоже что от кутюр. Я не разбираюсь в этой хрени, но похоже что Ольга в ней шарит на-раз, потому что она взвизгнула, когда увидела одежонку и едва дождавшись, когда курьер покинет наш номер, стала напяливать на себя это произведение портняжного искусства. И для того ей пришлось раздеться практически догола – только узкие трусики типа стрингов, которые не выпирали из-под тонкой шелковой ткани. И которые, вместе с чулками, лежали в одной из коробок, принесенных этим самым курьером. Кей-джи-би ничего не упускает!

Алое платье обтягивало ее как вторая кожа. Разрез на длинном, до пола подоле бесстыдно открывал изящную ногу в черном чулке и шел едва не до пояса. Низкое декольте (даже на мой взгляд – слишком низкое!) обнажало тронутую загаром грудь и широкие лямки едва скрывали тугие полушария, норовившие вырваться на свободу.

Кто выбирал это платье – не знаю, интересно было бы поглядеть на этого человека. Честно сказать – я лично такое платье на официальный прием точно бы не… хмм… не выбрал. Имею в виду – для своей женщины. Впрочем – я еще тот консерватор, бука, социопат, и вообще – толстокожий бегемот. Так сказала Ольга, и она права. Я ничего не понимаю в здешней моде, и только лишь могу сказать, что платье подходило Ольге так, будто для нее и было изготовлено. Красное брюнеткам вообще к лицу, а тут… тут совсем уж все в тему. И что значит «будто для нее изготовлено»? Скорее всего так и есть – без «будто». Знают… все размеры знают, до миллиметра. Такое ощущение, что нас постоянно просвечивают рентгеном. Мы их не видим, а они нас – да. Подозреваю, что в нашем номере кроме обычной прослушки и видеозаписи – еще и ночная видеозапись. Если ее уже изобрели, конечно.

Ольга уже привыкла заниматься сексом под пристальным вниманием спецслужб, а я до сих пор никак не могу сосредоточиться, вспоминая, что сейчас кто-то у магнитофона сидит с наушниками и вслушивается в наши стоны и чмоки. Помню старый криминальный боевик – там в комнату, где ведется подслушка беглого преступника, занимающегося сексом со своей подругой, заходит женщина, подполковник, начальник отдела уголовного розыска. А из микрофона несутся женские стоны, да такие мучительные, такие громкие. И подполковница ошеломленно спрашивает: «Что он с ней делает?! Душит, что ли?!» А лейтенант, едва сдерживаясь от хохота отвечает: «Он над ней глумится, товарищ полковник!». Вот и я с Ольгой – как подумаю о подслушке, так вспоминаю этот фильм. И не выдерживаю, глупо хихикаю. Ольга как-то сердито спросила – что это такое со мной, что я в самый что ни на есть ответственный момент все порчу глупым «хи-хи». Я ей и рассказал. За что она меня потом ругала – хохоча и требуя забыть и больше не хихикать. Хорошо хоть у меня в квартире не подслушивают – так сказал Семичастный, а я ему верю. Про Кремль мы с ним ничего не говорили.

Итак, Ольга выглядела отпадно, как настоящая западная кинозавезда, я выглядел денди в своем дурацком смокинге, и как минимум половина журналистов фотографировала только нас, что нервировало меня, нелюбителя светских мероприятий.

Жена Никсона тоже была в вечернем платье, но конечно же не в таком, как у Ольги – гораздо проще. На вид. На самом деле оно тоже стоило огромных денег. Но Пэт уже немолода, тем более что первой леди, даже если ей можно было бы похвастаться крепким задом и твердыми грудями – хвастаться этими самыми частями тела не очень-то и пристало. А вот подруге и секретарю известного писателя-фантаста, богача – да сколько угодно. Писатели, они такие – вокруг них всегда вертятся сексуальные красотки. Особенно если у этого самого писателя сотни четыре миллионов долларов на счету.

Да, нищий писатель никому не нужен – кроме кота. Да и тому только для того, чтобы вовремя задавал корм. А когда не вовремя дает – можно его и укусить – чтобы не забывался и знал свое место, раб!

Интересно, зачем Ольгу одели в такой вызывающий наряд? Если не сказать – скандальный. Чья идея? Семичастного, или Шелепина? При случае спрошу их – небось не погнушаются ответить. Все-таки это моя сожительница, можно сказать – почти жена.

Хмм… жена? Почему-то никогда не представлял ее своей женой. Любовницей, подругой – да. Но женой… Вот Зину – представлял. Можно сказать даже считал ее гражданской женой. Ниночка? Наверное – да. Молодая, очень красивая, фигуристая – дети от нее должны быть такие же красивые. После того, как Зина меня «бортанула», Ниночка была у меня отдушиной, можно сказать последней любовью… пока не променяла меня на Элвиса Пресли. Интересно – они еще вместе, или им уже надоело кувыркаться? Элвис еще тот ходок – у него на оргиях бывало по нескольку десятков девок всех калибров и расцветок. Зачем ему одна русская телка?

Да, во мне говорит досада и горечь. Раньше я бы никогда не назвал Ниночку телкой. А вот теперь – могу! Предательница… хотя бы сказала: «Я от тебя ухожу!» А вот так – тайно, ползать по Элвису как поганая вошь… не прощу!

Кстати, к Элвису претензий нет, хотя некогда я его едва не прибил на месте. Если бы не Ниночка, прикрывшая его своим обнаженным телом – точно бы ему не поздоровилось. И плевать мне на то, что он там якобы каратеист – я таких каратеистов на одном месте вертел! По одному и сразу оптом. Но не бить же бабу, пусть даже и оказавшуюся шлюхой? Женщин я могу бить и даже убивать только в одном случае – если они на меня напали, угрожая моей жизни и моему здоровью. На меня, и на другого человека, который точно не заслужил смерти. Ну, к примеру: террористка захватила заложника и держит нож у его горла. Что я буду делать? Да конечно же разнесу ей башку выстрелом из винтовки.

Или та же террористка напала на меня с ножом – что мне делать? Убью не раздумывая. И не стану изображать из себя Зорро и Рембо в одном лице, не стану применять спецприемы и все такое. Я попросту одной рукой придержу ее на небольшом расстоянии, а с другой, от груди, изрешечу злодейку из пистолета. Как и положено на войне. Никаких сантиментов и скидок на гендер и возраст.

Каждый, кто взял в руки оружие и попытался убить другого человека должен быть готов к тому, что убьют именно его. Кстати – я встречал в своей жизни таких женщин, которые сто очков вперед дадут многим и многим мужчинам – и в рукопашке, и в практической стрельбе. Потому и воспринимать их нужно как бесполых существ, угрожающих твоей жизни и жизни твоего напарника.

Большая ошибка не воспринимать людей как потенциальную опасность только потому, что они женского пола– будущее это хорошо показало. Живые бомбы – первой начала Сана Мхейдли, взорвавшаяся вместе с израильскими солдатами в 1985 году. После нее смертницы пошли потоком…

Насколько я помню, израильтяне в конце концов научились бороться с такими смертниками. Они хоронили останки подорвавшихся, завернув их в свиную шкуру. Известно, что если останки умершего соприкоснулись с плотью поганого животного – не видать ему рая на небесах. Не животному, нет – шахиду. И неважно – сам шахид трогал свинью, или с ней соприкоснулись его останки – в раю ему не бывать. А тогда зачем весь сыр-бор? Ведь на самом-то деле шахиды не так просто отправляются в мир иной, или на небеса – им предлагается некое вознаграждение: ты взрываешь себя и кучку неверных, а за это получишь вечную сладкую жизнь в раю. Мужчины – девственниц, усиленное питание и вечное здоровье. Женщины… не помню что именно – но тоже какой-то аналог. Может сотню девственников? Не интересовался этим вопросом, потому сказать точно не могу. Помню только, как в одной из сур говорится, что разделения на мужской и женский рай не существует. И что каждый из правоверных, будь он мужчина или женщина равны перед Аллахом, и получат все, что хотят. Равноправие!

Я всегда был и буду против терроризма, который угрожает жизням невинных людей. Еще могу понять, когда шахиды идут в гущу солдат и там подрываются – война, есть война – но когда они убивают невинных людей где-нибудь в метро, людей, которые им совсем ничего не сделали… я бы их лично на куски порезал, этих тварей.

Вообще-то это называется «цепочка ассоциаций». Начал я с ножки Ольги, высовывающейся в разрезе шелкового платья, и закончил шахидами, завернутыми в свиные шкуры. Вот как так получилось? Наш мозг очень сложная и непредсказуемая штука… в такие дали иногда заводит меня мысль – сам дивуюсь!

А тем временем нас с Ольгой окружили журналисты, набросившиеся на нас после того, как Ольга попросила проводить ее «попудрить носик». Я осторожно, стараясь не привлекать внимания покинул свое место, и когда взяв Ольгу за локоток отправился туда, где предположительно находилась комната для пудрения носов – попал в самую что ни на есть настоящую засаду из акул пера. И эти своего не упустили.

Слава богу хоть Ольгу выпустили из кольца – после моего окрика и нахмуренных бровей. То ли радоваться этому обстоятельству, то ли печалиться – но журналюги почему-то меня боятся как огня. Неужели думают, что я начну на них бросаться и сворачивать носы на бок? Или рожа у меня такая зверская… Ольга говорит, что – нет, не зверская. Брутальная, да, но на злодея я точно не смахиваю. Глупенькая… настоящие злодеи как раз и выглядят ангельскими ягнятами. Нет у них на физиономии татуировки: «маньяк», нет на лицах печати вырождения и сатанинских рогов (хмм… за редким исключением). Люди, как люди, иногда даже очень милые на первый взгляд. Как тот же Чикатило, которому доверяли подростки. Или как тот гад из «Чергида», которого упокоил я лично. Ох… даже вспоминать не хочется. Слава богу, теперь все эти мрази никого не убьют.

Ольга быстренько удалилась, цокая семисантиметровыми каблуками, а я остался в кругу акул пера, ожидая самых что ни на есть каверзных вопросов. И они последовали…

– Скажите, господин Карпофф… у вас на груди высшая награда США – за что вы ее получили? И как она сочетается со звездой героя? И почему вас в вашей стране не расстреляли за то, что вы работали на США?

И все вокруг замолчали, вперившись в меня взглядами блестящих и от алкоголя и от возбуждения глаз. Интересный вопрос, ага… как так? Типа срезали, да? Эх, ребята… да я начал заниматься казуистикой раньше, чем образовались сперматозоиды, которые оплодотворили яйцеклетку вашей матери! Кого вы хотите поймать? За мной опыт ста лет советской власти! Десятки книг, в которых надо было что-то донести людям, но при этом особо не сболтнуть лишнего! Так что не вам со мной тягаться в словоблудии… ваши флажки я перепрыгиваю с демоническим смехом и радостным воем!

– Прекрасно сочетается. Потому что звезда, как и президентская медаль, дана за одно и то же – за укрепление мира во всем мире, за способствование установлению дружественных отношений между США и СССР. Хватит войн! Будем заниматься любовью, а не войной!

– Глядя на вашу подругу, точно сбежишь с войны и поволочишься за ее юбкой – с сарказмом и явной завистью заметил один из журналистов, начинающий лысеть молодой мужчина – Видимо она здесь именно для того, чтобы доказать вашу правоту.

– Ну… высказывание не мое, вы это знаете – ухмыльнулся я, вдруг с удивлением поняв, что возможно именно поэтому Ольгу так и нарядили. Мол, русским не до войны, им любовь нужна! Может и глупо звучит, но… ведь посыл-то поняли. А высказывание мое принадлежало по одним источникам – Джону Леннону, по другим – некому социалисту по имени Гершон Легман. И произносили его обычно в отношении войны во Вьетнаме.

– Неважно, чье оно – кивнул и серьезно ответил журналист – главное, оно актуально. Вы ведь против Вьетнамской войны, господин Карпов?

– Конечно! – не задумываясь ответил я – Какого черта Штаты забыли во Вьетнаме? Зачем губят людей в войне, в которой заведомо нельзя выиграть? И своих людей, и вьетнамцев! Хорошо хоть президент Никсон это понимает и намерен прекратить поступление цинковых гробов в города и селения Штатов. Хватит войны! Больше любви!

– Но вы все-таки работали на США, так почему вас не тронули, господин Карпов? Советская власть вас обласкала, засыпала наградами. Почему? Вы работаете в Кей-Джи-Би?

– Конечно – легко согласился я – Генерал Кей-Джи-Би! А по мне не видно? Разве не видите, как из-под смокинга у меня вылезает генеральский мундир? (слушатели захохотали, когда журналист невольно посмотрел на мою штанину) У нас все писатели работают в Кей-Джи-Би! Я же вам сказал, сэр, я работал на укрепление мира между нашими народами! Моя власть оценила мои заслуги, посчитала их весомыми – хотя я с этим не согласен. Мой вклад очень мал. В отличие от вклада наших руководителей, подписавших такие эпохальные договоры! Мы стоим на пороге великой эпохи, поймите! Если СССР и США объединят свои усилия в преобразовании мира – да кто сможет перед нами устоять! Хватит войны!

– Займемся любовью! – хором подхватили журналисты и захохотали. Тут как раз вернулась ослепительная Ольга, и журналисты переключились на нее.

– Госпожа Ольга, скажите, вы собираетесь выйти замуж за мистера Карпова? – выпалила худенькая девушка в очках с горящими глазами боевой феминистки – Или он эксплуатирует ваше тело, не собираясь вступать в брак?

Ольга покраснела, поджала губы, и похоже собралась выдать что-то резкое, а может даже послать нахалку подальше, но я перехватил инициативу:

– Я за нее отвечу. Эксплуататор. (мужчины заулыбались) Ольга свободный человек и делает то, что она хочет. Захочет уйти – может это сделать в любой момент. Если ее устраивает настоящее положение дел – значит… ей это надо. И вообще – наши личные отношения это наше личное дело. И отвечаю я вам только потому, что вы женщина – а я уважаю женщин.

– То есть вы признаете, что не собираетесь жениться на своей секретарше? – не унималась девка, и глаза ее хищно блеснули. Ага… тут где-то крючок спрятан! Да где… вот он! Пуританская Америка очень не любит, когда люди из высших кругов (а я точно уже принадлежу к высшим кругам, это точно) демонстративно отрицают семейные ценности. И я ведь живу с Ольгой во грехе! Можно такую компанию раздуть против меня… мне это встанет в копеечку.

– Во-первых, разве я сказал, что мы с Ольгой спим в одной постели? – медленно, глядя в глаза хищнице спросил я – это утверждаете вы. А что, миссис… или мисс? – вы стояли возле нашей постели и держали свечку когда мы занимались сексом? Рассмотрели в подробностях? Ну не краснейте, что вы… дело-то житейское. Все делают ЭТО. (смех в толпе журналистов) Во-вторых, кто вам сказал, что я на ней не женюсь когда-нибудь, если она этого захочет (боковое зрение у меня очень хорошее, чем всегда гордился, и радость Ольги, которую она не смогла скрыть, сразу бросилась мне в глаза). Никогда не говори – «никогда»! Как у нас говорят – «Человек предполагает, а бог располагает»! Так что нет придумывайте лишнего, мисс… или миссис? Вижу – мисс. Я за семейные ценности, за крепкую семью – где бы она не была, в СССР, или в Штатах. Пока я не готов к браку с кем-то либо, но… никогда не говори… что?

– Никогда! – выкрикнули несколько голосов сразу и я засмеялся:

– Точно, господа! Еще вопросы, раз уж вы добрались до моего тела и впились в него своими могучими челюстями?

Хохот, потом мужчина лет пятидесяти со строгой аккуратной прической на голове и темными, умными глазами выступил вперед и спросил:

– Скажите, господи Карпов… почему президент Никсон настоял, чтобы вы присутствовали в советской делегации? Какое отношение вы имеете к Генеральному секретарю Шелепину? И зачем вы нужны президенту Никсону?

– Сам удивляюсь! – сокрушенно всплеснул я руками – на кой черт я здесь нужен? Пить шампанское с икрой? Демонстировать наряды своего секретаря? (Ольга снова зарделась) Я никакого отношения к подписанию договоров не имею! Это дело высших властителей, а не простого писателя-фантаста (на «простого» они захохотали). В общем – я тут скучаю и только мой секретарь Ольга своей красотой скрашивает мне скуку этого мероприятия. А что касается отношений с Шелепиным… да, я с ним ранее встречался. Я его советник по культуре – так что он изредка спрашивает моего мнения по некоторым вопросам культурной жизни СССР и всего мира. Ну а с господином президентом мы просто дружны – он любит спорт, и после моих побед над великим боксером он захотел узнать меня поближе. Мы пообщались и остались довольны друг другом. Зародилась дружба. Опять же – он иногда спрашивает моего мнения о некоторых вопросах в отношении менталитета советских людей. О наших обычаях, о наших традициях. Господин Никсон очень обстоятельный и разносторонне образованный человек, и получает информацию из различных источников, в том числе и от меня. Я ответил на ваш вопрос? Тогда разрешите откланяться, господа! Дама устала стоять, а я должен приступить к своим непосредственным обязанностям – поеданию черной икры и выпиванию шампанского с устрицами. Должен же я как следует подготовиться к эксплуатации тела моего секретаря?

Так под смех толпы журналистов мы и прошествовали к нашим местам подле Великих мира сего.

– Что это было? – шепнула мне на ухо Ольга.

– Что именно? – так же шепотом ответил я, наклоняясь к ее уху.

– Потом поговорим! – многообещающим взглядом окинула она меня и уселась за стол.

Но все-таки мне интересно – на кой черт нас так вырядили? Оставив этот вопрос «на потом», я снова занялся благородным делом поедания всевозможных вкуснот. А их тут было немеряно. Одной только черной икры видов пять или шесть…

Нашего отсутствия или не заметили, или сделали вид, что не заметили (скорее всего). Разговор за столом продолжался – неспешный, вроде бы ни о чем, но… на таком уровне не бывает разговоров «ни о чем». И в таком месте.

Я особо не прислушивался – понял только, что речь шла о ближнем востоке, о Ливии, о Сирии и иже с ними. Терроризм, Израиль…