Мне понравился подполковник. Чем-то он напоминал моего знакомого, ныне уже, увы, покойного, полковника Горбунова, бывшего начальника УВД моего города. Фронтовик, имевший боевые ранения и … три инфаркта, полученных из-за его принципиальности в отношении с партийным начальством. Горбунов, помнится, сказал такую вещь: «Будь у меня такой подчиненный, как Глеб Жеглов – уволил бы сразу! Грош цена оперу, который не может отправить вора в тюрьму законными методами!»

Наша группа захвата терпеливо сидела в бронированной «газели». Этих парней я помнил – они отбивали меня из лап разъяренной девицы и «неандертальцев». Сидеть по жаре в брониках – нужно иметь большое мужество. Забираясь в машину, генерал изрек:

– Смелый мужик, полицейский этот… Не быть ему полковником.

– Может, к себе возьмете? – предложил я. – Не поверю, что это невозможно.

– Ну, теоретически – переманивать офицеров из одного ведомства в другое нельзя. Практически… Можно, но не стоит. Пусть в полиции нормальные парни работают, а не только хрюндели. – Повернувшись к парням, генерал спросил: – Ну, орелики, фитиль я вам позже вставлю. Куда киллеров дели?

– Я сейчас с нашими связывался, – доложил старший группы, которого все звали Кум. – Живого, с огнестрелом, «скорая» в больницу повезла, а второй, которому в лоб засветили, так и лежит – «труповозки» ждут. Чем это вы его? Камнем, что ли? – Да вот, майор наш, инициативу проявил… – недовольно буркнул генерал, косясь на меня. – Говорил же – живым надо брать, а он…

– Так нужно было товарищу майору табельное оружие дать, – предложил Кум. – Как же он без оружия-то?

Я смущенно потупился, а генерал заржал. Видимо, сказалось-таки нервное напряжение. И не поймешь, что больше «напрягло» моего начальника – покушение или, «теплый» прием. Но к счастью, генерал не стал меня «сдавать» парням, а иначе – позора не оберешься…

– Поехали, – махнул рукой генерал. – Отвезем товарища майора в офис, а сами кое-чем займемся.

Группа захвата была не очень-то в курсе, почему какому-то майору положен собственный офис, но вопросов генералам парни задавать не привыкли. – А мне что делать? – поинтересовался я.

– Кабинет осваивай. Кофе пей. С Ксюхой поговори, – пожал плечами Унгерн. – Вспомните родную школу. Да, – вдруг вспомнил генерал: – А где твои «ксивы»? Их же у тебя две должны быть.

– Только одна. Та, что в высоком кабинете получил, – вытащил я из внутреннего кармана свою красно-золотую (слегка подмоченную в болотах!) «ксиву» Полномочного представителя Президента. Не раскрывая, показал начальнику.

– А менты, они что, ее не нашли? – удивился генерал, а потом догадливо хмыкнул: – Опять твои фокусы?

– Н-ну, вроде того, – неопределенно отозвался я. – Не хотелось мне этой «ксивой» трясти, вот ее и не приметили. А «гэбэшную» я так и не получил.

– Надо забрать, – сказал генерал. – Давно в отделе кадров лежит. Пригодится может.

– Получим, – пообещал я, хотя не очень еще понимал – какая польза от новой «ксивы».

– Подожди, – вспомнил генерал. – Тебя же при мне обыскивали. И не нашли? Как так? Глаза отвел? Не, каково, а!

На изумленный возглас генерала откликнулся один из спецназовцев:

– Я, когда маленький был, в деревне жил, а по соседству – бабка-ведунья. Не помню уж, как ее звали. На приворот-отворот ворожила. К ней, бывало, девки ходили, чтобы парня присушить. А бывало и наоборот – парни, если девка не нравилась. Так бабка эта, так делала, что девка того парня и не замечала…

– У нас тоже одна бабка ведунья жила, – вспомнил Кум. – Самогонку гнала чистейшую, как авиационный керосин. Ее бабы бить пытались, чтобы мужиков не спаивала. А участковый – тот вообще бедный был. Раз сто, наверное, пытался поймать – глухо! Придет, бывало, с понятыми аппарат искать, а бабка ему глаза отведет. А потом его понятые под белы ручки домой ведут…

Под общий хохот мы подъехали к офису. Я вышел, пошел к дверям, а «газелька» куда-то уехала. Ну, генерал знает, что делает…

– Вы куда, гражданин? – преградил мне дорогу один из «секьюрити», когда я вытащил пропуск.

– Сюда, – кивнул я на турникет.

– А… – открыл рот охранник, но, всмотревшись, отступил в сторону и вытянулся в струнку: – Извините, товарищ полпред, не узнал…

– Вольно, – кивнул я, проводя полоской по магнитному замку. – Можно меня Олегом Васильевичем меня звать.

Ожидал какой-нибудь пакости, вроде блокировки или выхода из строя всей системы, но турникет послушно ушел в стороны. И чего вдруг охрана засуетилась?

– Олег Васильевич, а чем вы замок открыли? – испуганно спросил охранник.

– Как чем? Тем, что дали, тем и открыл, – удивился я и посмотрел на пропуск… М-да… Так и думал, что перепутаю… Вместо пропуска открыл электронный замок кредиткой.

Оставив «вохрочоповцев» застывшими от удивления, поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Окинув взглядом приемную, невольно попятился – за столом сидела Ксюха, бледная, как осенняя поганка, но с пистолетом в руке. Мелькнула мысль – закрыть дверь и бежать вниз, к охране. А уж пусть они сами разбираются. «Не успею!» – грустно констатировал я. А получать пулю в спину не хотелось. Но сблизиться с девчонкой, хотя бы на шаг («Каратистка? А мне – по фиг!»), я тоже не успевал. И кинуть, как на грех, было нечем…

– Ладно, вот он я, – усмехнулся я с горечью. – Можешь стрелять.

– Я…я… не в вас хотела… – пролепетала Ксюха и поднесла пистолет к виску.

В один прыжок я пролетел приемную, выбил пистолет из рук девчонки и закатил ей такую затрещину, что у меня у самого в ушах зазвенело. Прихватив с собой пистолет, чтобы ей не пришла в голову какая-нибудь глупость, прошел в кабинет. Вроде, там должно быть зеркало. Только, где же оно?

Зеркало отыскалось там, где и положено – в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету. «Живут же люди!» – позавидовал я, осматривая апартаменты, еще не задумываясь, что они мои. Там был кожаный диван, мини-холодильник и столик с кофейным аппаратом. Не удержавшись, сунул нос в холодильник. Возмутило, что он оказался пустым. «Надо Ксении разнос устроить! – отметил я с пробудившейся начальственной брюзгливостью. – Пусть хоть пельменей купит, колбасы…». Но больше всего мне понравилось, что к комнате отдыха примыкал и «санблок» – душевая кабинка и туалет, причем, раздельные!

«Да тут жить можно!» – возликовал во мне учитель, привыкший жить от зарплаты до зарплаты, а не человек, с приличными деньгами и полномочиями.

«Хорош полпред…» – уныло думал я, разглядывая себя в зеркале. Левую половину «представительской» физиономии занимал фингал, уже начинающий синеть, а правую – ссадины и царапины. Куртка и брюки зияли непонятными дырами и перемазаны. Решив освободиться от «сбруи» – пистолет-то все равно утерян, скинул куртку и обнаружил, что рукав у рубашки оторван (когда и успел?). Побывал в отделении полиции, называется! Когда выбрался из логова цвергов, выглядел приличнее. Увидел бы меня сейчас гарант Конституции, стопудово, лишил бы всех мандатов и полномочий… «И переодеться не во что», – загрустил я. Махнул рукой, разделся и пошел под душ.

После прохладного душа стало гораздо лучше. Даже физиономия в зеркале понравилась больше. Только, синевы стало еще больше… Натянув на мокрое тело драную одежду, сделал себе памятку обзавестись сменным гардеробом.

Выглянув в приемную … Чувствовалось, что Ксюха успела всласть нарыдаться, но еще не остановилась и, сейчас будет продолжение… Увидев меня, всхлипнула: – Мне уже все равно никто не поверит! А сыворотку колоть будут, так лучше самой застрелиться…

– Ага, непременно застрелишься. Из ухвата. Попозже только, – примирительно сказал я и попросил: – У тебя ничего нет, чтобы синяки свести? Бодяга, какая-нибудь…

Как ни мешали слезы, но свое дело она знала. Ксюшка вскочила, ринулась к шкафу и вытащила из него большую коробку. Откинув крышку, принялась выгребать содержимое. На пол полетели какие-то пакетики, бутылочки, тюбики. – Есть! – торжествующе прокричала девушка, демонстрируя баночку, вроде майонезной, в которой темнело какое-то подозрительное содержимое.

– И что сие? – поинтересовался я с недоверием.

– Специальная паста для сведения синяков, заживления ссадин. От ожогов помогает. На вид, конечно, не очень, – призналась Ксюха, сдирая с горлышка вощеную бумагу. – И на запах… – принюхалась девушка, отвернув в сторону носик… – Ее мне спецназовцы «презентовали», когда на стажировке была. Мы по горам лазили, я себе все коленки сбила. А пастой помажешь – и боль пройдет и ссадины к утру заживали. А еще – у меня же от тренировок все костяшки были сбитые, а теперь – чистенькие. И от комаров хорошо… «М-да, все комары от одного запаха разбегутся…», – вздохнул я, но деваться было некуда. «Амбре», конечно, то еще. Не то – дохлая мышка за плинтусом, не то – котик пописал… Ну, авось выветрится.

– Давайте, – воинственно повернулась ко мне Ксюша, зачерпнув пальчиками «волшебную» пасту.

Я подставил свою драную физиономию, а Ксюшка, старательно и нежно принялась втирать в ссадины и ушибы «чудодейственное» снадобье. И, действительно, боль отступила.

Не удержавшись, взял ее ладонь, не по девичьи, жесткую и поцеловал. Девушка смутилась и принялась собирать раскиданные лекарства. Небрежно захлопнула крышку, засунула коробку в шкаф и повернулась ко мне:

– Олег Васильевич, вы тоже меня «кротом» считаете?

– А почему тебя кто-то должен им считать? – ответил я вопросом на вопрос.

– Это же очевидно, – жестко усмехнулась девушка. – Камеры в вашем кабинете… Потом – покушение у кафе. А кто знал про кафе, кроме меня?

– Давай, там поговорим, – кивнул я на дверь в свой кабинет. Приемная не казалась надежным местом.

Я не стал занимать начальственное кресло, сел на стул и кивнул Ксении на место рядом.

– Пистолет верните, – попросила она. – Если сомневаетесь – можете обойму забрать.

– У тебя в ящике еще одна, – усмехнулся я. – И «заначка» где-нибудь лежит.

– Откуда? – ненатурально вытаращила на меня глазки Ксюша. – Нам патроны на стрельбы по счету выдают, каждую гильзу проверяют.

– Ксения, не смеши меня. По нормам – две обоймы положено. Одна в рукоятке, вторая в столе где-нибудь. А заначка… Чтобы оперативному работнику, хоть он под секретаршу работает, патрон-другой не умыкнуть? У тебя, с той же стажировки, не меньше обоймы осталось, да? А насчет табельного оружия, будем считать, что ты его мне на хранение сдала. Я расписку напишу. Так, мол и так, майор госбезопасности Кустов О.В. взял на временное хранение табельное оружие старшего лейтенанта… Ну и так далее…

– Весельчак вы, Олег Васильевич. Каким в школе были, таким и остались, – покачала головой Ксюшка. – А мне не до смеха. Я же знала, куда работать, то есть… – поправилась она, – куда служить иду. Нам на Высших курсах показывали, что с человеком укол делает. Извините за грубость, но из всех щелей течь будет, а потом уже крыша поедет. А потом что? Дурка, до конца дней? Меня сегодня же в оборот возьмут. И вы заступаться не станете. Вон, как вы вскинулись, когда пистолет увидели. Решили, что я сейчас в вас стрелять начну?

– А ты поставь себя на мое место. Ты только что отбивалась от киллеров, потом – тебя промурыжили в полицейском участке. Ты идешь к себе, а там – дядька с пистолетом в руке. Ну, как?

– Да… Картинка… – после некоторой паузы сказала девушка. – Я что-то и не подумала… А ведь вы правы.

– Голова не болит? – поинтересовался я, начиная переживать из-за затрещин, которые «выдал» девчонке.

– Есть немного, – призналась Ксения. – Тяжелая у вас рука, товарищ полпред.

– Извини, это я так, сгоряча, – пряча глаза от стыда.

– А, ничего… – отмахнулась Ксюха. – На тренировках еще и не то бывает. А когда мне сыворотку засадят – еще и не то будет…

– Ох, Ксюшка, – покачал я головой. – Знаю я, что это такое. Штука, малоприятная.

Что такое «сыворотка правда» я помнил по собственному опыту. Когда тебя выворачивает наизнанку, голова взрывается, а боль такая, что готов стащить с себя шкуру через голову…

Ксения недоверчиво посмотрела на меня, а потом пожала плечами:

– Ну, вы-то, человек особенный. Камеры глушите, в кабинете появляетесь, неизвестно откуда. А я простая девка. Как представлю, что я кричу, извиваюсь от боли – худо становится. Но это-то еще ладно, но после сыворотки человек перестает быть человеком. У меня мама целый год в коме лежала, мы на ней памперсы меняли, обмывали. Я такой жизни не хочу! Лучше – дайте мне пистолет, Олег Васильевич. Я застрелюсь – и, всем спокойней будет.

Я почувствовал, что начинаю злиться. Такое со мной бывало очень редко. Но, как говорят, метко. Мои ученики, которым доводилось пережить приступ моей злости, долго потом ходили с опущенными глазками и прижатыми хвостами…

– Слушай, ты, маленькая дрянь! Ты еще и в жизни-то ничего не видела, а уже стреляться собралась. Никто тебя, дуру, ни в чем не подозревает! Ни я, ни Унгерн. Если застрелишься, тогда точно, тебя виноватой и будут считать. И никто никаких сывороток тебе колоть не будет. Еще, сыворотку на ее, на дуру, переводить. Пистолет ей…

На удивление, вспышка подействовала на Ксению отрезвляюще. Как пощечина на истеричку. Она заулыбалась, порозовела, а я, ворчливо, но уже мягче, буркнул:

– Не пистолет тебе, а по заднице настучать.

– Так и настучите! – яростно-весело отозвалась Ксюха, вскочила со стула и, опершись руками о стол, задрала юбку.

– Так думаешь, не настучу?! – так и взвился я. В запале, шлепнул по ее попке, обтянутой ажурными трусиками.

– Ой, не так сильно! – взвизгнула Ксюшка. – Больно же…

Я добавил. Но уже, не так сильно. А дальше… Мои руки стали действовать как бы сами по себе, сминая трусики и, приспуская невесомую ткань вниз. «Осторожно…» – только и сказала Ксюшка, стряхивая интимную деталь с туфельки…

Может, будь это в другое время и не при таких обстоятельствах, то я помнил бы о табу – «учитель-ученица» и, неважно, что ученица уже давным-давно закончила школу. Видимо, такая «разрядка» потребовалась нам обоим. Ну, а кто бы из мужчин устоял, если он не Боря Моисеев?

– А вы мои трусики порвали, – обличительно заявила Ксюшка, приводя себя в порядок.

– Прости, – потупился я. – И за трусики и… вообще…

– Дурак вы, Олег Васильевич, – улыбнулась Ксюшка. Подошла ко мне, нежно поцеловала, прижалась и шепнула в ухо: – А мне понравилось…

– Врешь ведь, – усмехнулся я. – Старый я уже…

– А вы и не старый… Самое смешное, что вы сейчас кажетесь моложе, чем тогда, когда я в школе училась. А ведь вам тогда лет тридцать пять было?

Еще бы. Мне самому в семнадцать, да и в двадцать лет, все, кто был старше тридцати, казался глубокими стариками. Зато – после сорока стали казаться детьми все, кому еще нет тридцати…

– Ксюш, а ты на меня не сердишься? – осторожно поинтересовался я, обнимая девушку за талию.

– Я ж говорю, дурак вы, Олег Васильевич, – ответила Ксюша, обхватывая меня за шею и целую в губы. Оторвавшись, лукаво улыбнулась: – Ну, если бы я сама не хотела, как бы вы меня заставили?

– Ага, – усмехнулся я. – Ты ж у нас каратистка. Чёрный пояс. Взяла бы, вот так… – сжал я ее пальчики в «тигровую лапу» и приложил к своей груди.

– А я бы уж посильнее, – усмехнулась девушка, осторожно проведя удар. – Или, с левой! – сделала Ксюха страшные глаза, пытаясь сопроводить слово делом, но промахнулась.

Раззадорившись, девчонка пыталась достать меня и так и эдак. Потом даже сбросила туфельки и принялась «работать» ножками. Оч-чень эффектно смотрелось, как моя секретарша делала «мельницу»! Задравшаяся юбка, из под которой торчали трусики… Но, все-таки, жалея меня, Ксюшка била не в полную силу и двигалась очень медленно. Я, подыгрывая барышне, уворачивался от ее рук, проскальзывал и, время от времени, шлепал ее по попе…

– Так-так! – услышал я голос моего начальника-подчиненного, отчего едва не проморгал удар. Но, успел отойти, а Ксюшка, не рассчитав силы, упала на пол.

– Здравия желаю, господин генерал, – поприветствовал я Унгерна, появившегося на пороге, как тень отца Гамлета.

– Извините, товарищ генерал… – отозвалась с пола запыхавшаяся Ксюха. Отдышавшись, девушка встала: – Еще раз, извините… Олег Васильевич, вы где так натренировались?

– В смысле, натренировался? – не понял я.

– Ну, вы же меня загоняли, как не знаю кого… Меня так на курсах молодого бойца не гоняли…

– Все равно, не понял? Где я тебя гонял?

– Господа офицеры, это ничего, что я вмешаюсь? – весело спросил начальник. – Ксюше – замечание, за то, что приемную оставила. Что за дела? На столе – монитор включенный. Между прочем, запись из кабинета идет… – со значением добавил Унгерн. – Я вот, зашел в приемную, посмотрел…

– А… – открыли мы с Ксюхой рот.

– Я уже самую концовку застал. Думал, подожду немножко, чтобы людей не смущать. Глянул и обалдел… Ксения по кабинету скачет, как коза. Решил, крыша у девушки съехала. Пригляделся, так и вашу фигуру заметил, господин полпред. Только – смазанную, словно не живой человек, а Бэтмен бегает.

– Вот и я говорю – загонял меня Олег Васильевич. У него скорость такая, что я не то, что ударить, я его увидеть не могла!

– Да? – неподдельно удивился я. – А я думал, что ты специально медлишь…

– Ага, как же, – фыркнула Ксюшка. – Вначале-то, может и да. А потом, зло взяло! Думаю, ах ты, хоть разочек, да вдарю… Разрешите идти? – застеснялась Ксюха.

– Идите, – благосклонно кивнул генерал и уже вслед за уходящей девушкой добавил: – И, выбросить из головы мысли, что тебе кто-то не доверяет или считает кротом.

– Спасибо! – не по уставному отозвалась Ксюха и выскочила.

Когда мы остались наедине с генералом, я почувствовал себя неловко. Вернее, почувствовал, что мне сейчас будет втык. И, не ошибся…

– Ты что творишь, майор?! Тебе что, кроме подчиненных трахать некого, а? Подождал бы до вечера, съездил на Тверскую. Мне же теперь девчонку придется куда-нибудь переводить. Куда-нибудь, поближе к вашей исторической родине. В Белозерск, на рыбоконсервный завод… Чтобы секреты врагу не достались.

– А зачем нашим врагам тайны консервирования? – спросил я генерала.

– Вот и я думаю, зачем им такие тайны? Мне ж, в принципе, не жалко. Не мое это дело, да и кабинет, в общем-то, ваш, господин представитель.

– А разве я на мониторе был? – слегка удивился я.

– Ты – нет, – не стал врать генерал. – А вот Ксения – да, была. Радуйся, что ни один враг не скажет – чем это таким девушка занималась. Может, репетировала?

– А генерал-майор Унгерн догадался? – усмехнулся я уже веселее.

– Ну, несложно было догадаться. И не радуйся… Мало ли, что тебя не было видно. Знаю по печальному опыту – не своему! – что такие вот… отношения, ни к чему хорошему не приводят…

Мне хотелось шаркнуть ногой, понурить голову и, как нашкодившему школьнику ответить: «Я больше не бу…», но решил промолчать.

– Да, а чего тут «Макар» лежит? – углядел шеф пистолет, который я сунул на подоконник. – Вы что, перестрелку хотели затеять? Это ж, Неволиной пистолет.

– Ксюшка стреляться хотела, – «заложил» я девчонку.

Унгерн, приложив палец к губам, показал на объектив.

– Не работает, – улыбнулся я. – Только, не спрашивай, господин генерал, почему. Сам не знаю почему, но знаю, что не работает.

– М-да… Ну, ладно, проехали. Стресс сняли. Знакомо. Я теперь и другое понял. Кстати, пистолет забери.

– В чем это он? – взял я из рук начальника свой АПС. Вся рукоятка была в чем-то коричневом и липком…

– Как я понимаю – в мозгах… Ничего, отскребешь, отмоешь… Ты его так засадил, что полчаса вытащить не могли. В лоб, словно из помповухи пальнули. Но лучше тебе что-то другое завести. Молот там, боевой. Томагавк. Я думал, как это ты умудрился того злодея завалить? Он же, по любому, тебя застрелить должен был. Ну, не может человек бросить предмет так, чтобы он летел быстрее пули. Тут, извини, физика. А посмотрел, как ты с Ксюшкой «воевал», скорость твою оценил и понял, что физику я плохо учил. Либо, ты уже не человек.