Февраль 1730 г. Курляндия – Москва
– Царицу везут!
– Везу-уут!
Слухи по Руси расходятся быстро! И, никому неведомо – откуда они берутся? И откуда всегда все и всё знают? Вроде бы, старались держать в тайне, ан, нет. Пока по Курляндии двигались – куда ни шло. Никто не сбегался и не глазел. Только один раз какой-то нетрезвый барон, экономии ради, самолично правивший лошадью, не пожелал уступить дорогу и был жестоко наказан – гвардейцы, ведомые генералом Леонтьевым, мигом вытряхнули несчастного из кибитки, раздели до исподнего, да бросили в неглубокий снег. Пущай немчура охолонет – впредь неповадно будет!
Но когда поезд будущей русской императрицы отъехал от границы Курляндии и до самого Пскова, а потом – до Новгорода, вся дорога была облеплена народом. Хотя и смотреть-то не на что – пара карет, поставленных на санные полозья, с десяток возков, где ютились слуги и кое-какое добро Анны Ивановны (слезы, а не добро, нажитое герцогиней за двадцать лет!), да два десятка верховых.
В России, никто не осмеливался загородить дорогу. И мужики и благородные особы, завидев царский поезд, сворачивали – конными ли были или пешими, одинаково срывали шапки и валились в снег, показывая государыне рыжие и седые, черные и лысые головы. В селах приходилось ехать сквозь людской коридор, откуда то и дело орали:
– Царицу везут!
– Везут матушку-государыню!
А царицу действительно «везли». Около дверцы ее кареты постоянно терся кто-то из верховых, особо приближенных к Долгоруковым. Василий Лукич – глава депутации, посланной приглашать герцогиню в царицы, был сосредоточен и строг. На остановках всегда подавал ручку, выводил из кареты и был предупредительно вежлив. Порой, даже приторно вежлив. Вот, только глазенки у старого дипломата бегали то туда, то сюда. То на государыню, то на гвардейцев. За все время дороги он не сводил глаз со своей подопечной, бдительно пресекая любой намек на разговоры герцогини с гвардейцами или со своими помощниками – Михаилом Михалычем Голицыным (младшим) и генералом Леонтьевым. Спрашивается – чего тут секретность-то разводить? Ну, везут будущую государыню и везут себе. Стало быть, было чего скрывать?
Анна Ивановна ехала в одной карете с комнатной девкой Машкой, держа на коленях младенца Карла Эрнста – младшего сына Эрнста Иоганна. Рядом сидела кормилица – дородная чухонка со смешным именем Велта. Чухонку забрали перед отъездом, не дав ей и до дому сбегать. Вишь, ребенок там у нее! Первые дни она только ревела, взмахивая короткими и белесыми, как у коровы, ресницами. Анна Ивановна уже начала побаиваться – не пропало бы молоко, но обошлось. Поревела, да успокоилась. А что с нее взять? Корова чухонская, как есть корова!
Из-за кормилицы не хватило место для любимой карлицы, но на стоянках кто-нибудь из солдат непременно притаскивал Дуньку. Если бы не дурочка, с ее затейливыми ужимками, так и совсем бы худо.
Зачем она взяла с собой Карла Эрнста, герцогиня Курляндская и сама не могла ответить. Взяла и взяла. Может, думалось, что дитятко спасет ее от чего-то жуткого? Закрыться младенцем? Только, спасет ли ребятенок-то?
А вот милого друга, Эрнста Иоганн фон Бюрена оставила в Митаве. Помочь в Москве он бы ничем не смог, а вот ему бы пришлось худо. Не любят в России пришлых, особенно немцев, хотя и скрывают это. Эрнестушку принялись бы обижать не только русские, а свой же брат, немец. Их, со времен Петра Великого, толпилось у трона предостаточно. Престол царский – он все равно, что мамкина сиська для младенца. Знай, досуха дои. А подпускать к сиське чужого – хошь русского, хошь немца – никшни, самим места мало! Вот, станет она настоящей государыней, тогда уж будет где Эрнестушке развернуться. Тут не об одной породистой кобыленке можно подумать, а о настоящем конном заводе! А мало одного – два заведем… три, а хоть бы и десять! И пусть кто хоть словцо скажет поперек! Хошь Долгоруковы, хошь Голицыны. Навоз они пойдут убирать!
Ниче, мил-друг Эрнестушка, будет на Москве, рядом со мной. А пока пусть привыкает к новой фамилии – Бирон! Верно, стоит потом кого-нить во Францию заслать, чтобы с настоящими Биронами столковаться? Ежели, дорожиться не станут, то можно им какую-никакую денежку заплатить, чтобы признали Карла фон Бюрена – истинным Бироном, младшей ветвью своего рода.
Зашевелился младенец Карл Эрнст, заерзал, засучил ножками так сильно, что герцогиня содрогнулась от удара, а потом басисто заревел. Не то – есть опять хочет, не то – в пеленки наложил.
– Нукося, возьми! – приказала царица Машке, передавая ребенка. – Глянь, чё там у него? Может, пеленки мокрые?
Пока Машка меняла пеленки, Анна выглянула в оконце, но торчало только плечо верхового. Идолы окаянные, эти гвардейцы!
– Царицу везут! – опять кто-то проорал.
Герцогиня Курляндская (титула ее никто не лишал) слегка скривилась. Царицам положено ездить открыто, ручкой людям махать, пряники печатные кидать. А тут, ровно арестантку какую. Везут, видите ли… Вот, была бы ее воля, везли бы щас самого князюшку Василия Лукича с семьей и всем Долгоруким отродьем куда подале. Надо подумать, куда их всех…
Думка о том, куда отправить Долгоруковых завлекла будущую государыню и она начала перебирать города, о которых помнила и что-то слышала. Имения Долгоруковых под Казанью и москвой отмела сразу – слишком близко, да чересчур шикарно! А куда еще? В Вологду, ежели, так слишком близко. На Соловки? Или в Березов, куда Алексашку Меншикова сослали? Где он, энтот Березов-то? Вроде бы, где-то в Сибири. Можно и туда. Александр Данилыч, кажись, в прошлом годе помер. Слышала, что и Мария Лександровна, дочка евонная – незадачливая невеста Петра тоже преставилась от горя и огорчений. Значит, сироток, оставшихся в живых, можно обратно вернуть. Скока их там осталось? Сынок – Сан Саныч, коего наградили тремя высшими орденами российской империи[15] и дочка младшая, тож, Александра. Главного врага нет, а детки, как ни крути, Салтыковым родней будут. Супруга Меншикова, Дарья Михайловна – тоже покойница, из рода Арсеньевых. Кажись, ей четвероюродной сестрой приходится. Стало быть, Александр и Александра Меншиковы ей племяшками доводятся. Можно и обратно возвратить. Титул Меншикову-младшему вернуть, а ордена да чины пущай по-новой добывает. А дом-то, который Алексашка, как говорят, своими руками срубил, пустым останется. Вот, будет Василий Лукич этот дом и обживать.
За стенкой кареты опять заорали: «Царицу везут!» и Анна Ивановна решила, что Березов – тоже недалеко. Видела она как-то в кабинете у дядюшки-государя огромный лист бумаги, изрисованный синими прожилками, да черными с серыми пятнами, ровно кошка нагадила – карта называется. И города, хоть и не по-русски написаны, но прочитать можно. Верно, не стащил никто карту-то дядюшкину? Глянуть бы на нее, да ткнуть пальчиком, куда подале, где край Руси Великой. Там говорят лишь белые медведи рыбу ловят, да море-окиан ледяной. Вот, пущай туда и едет. А по дороге, с семейством Долгоруковых разные неприятности будут случаться. Скажем, отъедут они от Москвы со всеми дворовыми людишками, скарбом немалым, а через сотню верст – гонец к ним. Мол, людишек оставляй, не велено. Потом – снова через сотню вёрст, еще гонец – мол, имущество излишнее оставь. И так вот, еще разочков пять, пока не останутся князья-бояре в одних штанах, да пешими. Точь в точь, что маленький император Петр, по наущению Долгоруковых, с Меншиковым проделал. Правильно Петруша сделал…
О проекте
О подписке