За неделю до выезда на республиканские студенческие игры всех членов сборной Камской области перевели на «казарменное положение». В гостинице «Речной вокзал», в нескольких огромных комнатах верхнего этажа, человек на пятнадцать каждая, поселили футболистов, «настольных» теннисистов и акробатов.
Талоны на питание им дали две недели назад, сразу после окончания весенней сессии. Тогда же и предложили переехать в гостиницу. Ребята, жившие в общежитиях, снимавшие «угол» или чрезмерно опекаемые родителями, воспользовались этим сразу. Тем более что кормили спортсменов в столовой пароходства, расположенной рядом. Для Юры эти проблемы не были актуальными: квартира у них была уютная, к тому же недалеко от стадиона, где проходили тренировки. Родители его не «доставали», а мамино кулинарное мастерство было вне конкуренции. В столовую он ходил только на обед сразу после тренировок, да и то, когда у мамы были занятия в институте.
Когда Юра впервые появился в гостинице, в комнате никого не было, кроме парня, лежавшего в тренировочном костюме на заправленной кровати, и стоящей перед ним фигуристой девчонки.
Не замечая Юру, парень сделал уголок, задрав ноги вверх, и голосом Озерова[12] изобразил:
– Эти ноги принесут России славу!
– Ты так думаешь? – среагировала «фигуристая». – Не уверена. А вот эти ноги, – она выставила вперед левую ногу и приподняла подол юбочки сантиметров на десять выше колена, – принесут России не только славу, но и валюту.
Юра осторожно кашлянул. Девчонка испуганно опустила подол в исходное положение, а парень, захохотав, пружинисто вскочил с кровати.
– К нам? Заходи, – он протянул руку. – Санька, футбол, универ, юрфак. Если будешь звать меня Деловой, тоже не обижусь. А это Варвара Васильевна. Если не так пышно – Пружинка. Акробатика, первый разряд. В миру – культпросвет-училище, хореография, третий курс. Сейчас мы пробуемся в ансамбль Моисеева в надежде покорить мир и наполнить закрома Родины валютой. Я ничего не перепутал, Варюха? А ты что о валюте подумал? – и он снова рассмеялся.
Юра протянул руку навстречу, кивнул Пружинке, представился:
– Юра, политех, метфак, третий курс, настольный, тоже «первый». Мне сказали, что у вас два места свободные.
– Правильно сказали, выбирай! – Санька ткнул пальцем в две кровати. – Рекомендую ту, что у окна.
Юра аккуратно поставил сумку с вещами на стул, стоящий вплотную к задней спинке кровати, махнул рукой обладателям ног, которые должны принести России славу и валюту, и сбежал вниз.
Ребята ему понравились.
– Ничего вроде парень, – сказал Санька вдогонку, – интеллигент.
– Не то что некоторые, – попыталась сыграть на обострение Варя.
– Не нагнетай, подруга. Я даже на поле, когда сбиваю соперника с ног, всегда извиняюсь. Вот и сейчас, вместо того чтобы дать тебе отпор или хотя бы пристыдить, совершаю красивый поступок. Мадемуазель, чтобы не попасть в нарушители спортивного режима, разрешите пригласить вас хоть на дневной, но сеанс. «Мой младший брат» вас устроит?
… После своего футбольного триумфа на юношеском кубке Камска Санька почти решил посвятить себя спорту. Тем более что иногда его выпускали играть за «взрослую» заводскую команду.
За полгода до окончания школы, встретив у спортзала школьного физрука Василия Ивановича, он спросил у него совета: куда поступать – в наш педагогический институт или в ленинградский имени Лесгафта? Василий Иванович, который теперь был на голову ниже Саньки, взял его под локоток и открыл дверь в пустой зал:
– Заходи. Тут одной фразой не отделаться.
Они присели на гимнастическую скамейку, и Санька услышал от своего многолетнего наставника совсем не то, что ожидал.
– Саша, когда тренер сделал тебе втык за то, что мало играешь головой, я обрадовался. Значит, понимаешь, что Бог дал человеку голову не для того, чтобы ею забивать голы. Для футболиста-профессионала ты, как это ни смешно звучит, стар. Профессионалы в семнадцать лет уже играют в команде мастеров, на худой конец, в дубле. А ты – во взрослой команде, но в любительской. Главное, ты толковый парень, общительный, настойчивый, волевой. Думаю, что из тебя получится хороший руководитель. Нелады сточными науками? Иди на юридический, географический. Займись общественной работой. А футбол тебе в жизни пригодится. Будешь играть за сборную, ну, скажем, Верховного Совета. С животиком, но технично. Неплохо?
Чтобы заполучить в университет футболиста-перворазрядника, заведующий кафедрой физического воспитания нанес визит самому ректору.
Так Дьяков оказался на юридическом факультете университета. Этой весной он благополучно, всего лишь с двумя тройками, окончил второй курс. Не напрягая кафедру физвоспитания созданием персонального «режима благоприятствования».
Футбольной команды в университете практически не было. В городских и областных первенствах вузы обычно участия не принимали. Футбол – летний вид спорта, а нормальные студенты лето проводят на каникулах или на практике. Чтобы содержать футболистов-«подснежников», как это делали крупные заводы, финансовая вузовская «кишка» была слишком тонка.
К студенческим первенствам и к спартакиадам в университете на скорую руку собирали, как сказали бы сейчас, «временный творческий коллектив». За последние десять лет «вахтовики» ни разу не смогли пробиться в «плэй-офф». Став студентом, Санька договорился с председателем университетского спортклуба, что в городе и области он будет продолжать играть за заводской «Мотор», а на студенческих выездных первенствах – за университет. Совсем недавно он пополнил свой лексикон термином «легитимно» и теперь небрежно пользовался им в случаях, когда кто-то пытался уличить его в спортивном «многоженстве».
Все действительно было «тип-топ». Санька был не только студентом очного отделения, но уже третий год числился разнорабочим механического цеха (на половину ставки). Зарплату за этот ударный труд он получал почтовыми переводами, эпизодически испытывая при этом легкое угрызение совести. В эти минуты он каждый раз давал себе наказ хотя бы разок посмотреть своими глазами, что это за штука такая – механический цех.
В свои двадцать лет Санька завоевал в заводской команде немалый авторитет. Когда по ходу игры тренер заменял капитана команды, пошедшего на третий десяток, капитанская повязка передавалась Саньке. Свидетелем такой передачи футбольной власти и оказался ректор университета, приглашенный в гостевую ложу стадиона ее хозяином и своим давним другом – директором завода «Мотор».
К футболу ректор был неравнодушен и с «недееспособностью» университетской команды, несмотря на все объективные причины, мириться не хотел. Когда диктор объявил: «Вместо выбывшего из игры Смирнова, номер три, обязанности капитана команды принял Дьяков, номер одиннадцать…», – ректор на несколько секунд задумался, что-то мучительно выцарапывая из памяти. Затем, достав из нагрудного кармана авторучку, записал на коробке папирос «Казбек» всего два слова: Соколовский – Дьяков.
Спустя два дня заведующий кафедрой физического воспитания Соколовский и Санька сидели в ректорском кабинете. Четыре года, проведенные ректором на фронте, не вытравили из него культуру общения профессора старой школы. Свой пятиминутный монолог он окончил словами:
– Все аргументы «против» я знаю вдоль и поперек. И, тем не менее, убедительно прошу вас, Николай Васильевич, и вас, Александр, подготовить предложения по созданию в университете такой футбольной команды, которая по своим результатам не уступала бы научной и учебной командам нашей «альма-матер».
На ужин почти все обитатели «Речного вокзала» отправились вместе. Еще в начале сборов каждому одновременно с талонами на питание выдали комплект спортивной формы студенческой сборной области. Устоять от соблазна пройтись по улице в темно-синих тренировочных костюмах с небольшой эмблемой спортивного общества «Буревестник» на левой стороне груди и с крупными белыми буквами КАМСК через всю спину было трудно. Более того, невозможно.
Столовую речников только-только переоборудовали на новую для СССР систему самообслуживания. Заранее наполненные тарелки с закусками и горячими блюдами и стаканы с напитками стояли в десятиметровом парадном строю перед проголодавшимися спортсменами, словно призывая: «Выбери меня». Поговаривали, что новую систему лично углядел и оценил при посещении США бывший сталинский нарком торговли, а ныне зампред Совмина Анастас Микоян.
Когда, мысленно поблагодарив наркома, Юра с полным подносом аккуратно отошел от кассы, кто-то назвал его имя. Оторвав взгляд от тарелочки с салатом «Столичный», Юра увидел Саньку, показывающего на свободный стул рядом с собой.
Новый знакомый не терял времени даром.
– Это очень здорово, что ты и перворазрядник, и металлург. Железнодорожники затевают строительство новейшего металлургического центра. Через три года им молодые специалисты во как понадобятся! – Санька резко черкнул слева направо большим пальцем правой руки у собственного горла. – Хороших теннисистов у них отроду не было. А тут готовенький. Хоть отливать, хоть ковать, хоть шариком стучать. Лет пять после института еще запросто поиграешь! Хочешь, я Атаманову подскажу, чтобы не прохлопали ценный кадр? – спросил Санька, уминая двойную порцию гуляша.
– Что за Атаманов? – поинтересовался Юра.
– Пока заместитель начальника Камского отделения.
– Почему пока?
– Потому, что ненадолго. Он далеко пойдет. Спроси любого: кто спортивный меценат у железнодорожников? Атаманов!
– Давай, Саня, не будем гнать лошадей. Насколько я разбираюсь в урологии, нам с тобой предстоит еще много чего сотворить. Получить удовольствие от ужина. Раз. Нормально выступить на играх. Два. Обеспечить устойчивую взаимность у таких девчонок, как Пружинка. Три. Убедиться, что именно железнодорожники достойны, чтобы их выбрал молодой, талантливый инженер, гордость отечественного спорта Юрий Владимирович Брюллов. Четыре.
– Что ты, Юрка, себе цену знаешь – это хорошо. Но из твоих четырех оговорок только с одной могу согласиться: ужин надо завершить на высокой ноте. Если бы не контрольная игра завтра, то по стаканчику, пардон, по бокалу игристого напитка следовало бы употребить. Для утешения давай ударим хотя бы по виноградному соку. Все остальные твои «карты» кроются козырем, который называется «одно другому не мешает!».
– Ладно, уговорил, – улыбнулся Юра, – теперь мне понятно, почему ты представился Деловым. Может, пройдемся по набережной?
Брюллову все больше нравился этот открытый, энергичный и, похоже, доброжелательный парень. Трудно даже сказать, чем именно. Вызывало симпатию не столько наличие каких-то особых черт характера, сколько отсутствие того, что Юру часто тяготило и раздражало. У своего нового знакомого он не обнаружил стремления «рисоваться», пустословия, хождения «вокруг да около». Налицо был еще один плюс: темы, которыми фонтанировал Санька, все как одна были Юре интересны.
В отличие от Брюллова, Санька точно определил, чем ему приглянулся теннисист. С малых лет, неизвестно откуда, появилась у него привычка проверять свои мысли на собеседнике. Даже на случайном. Он ставил заинтересовавший его вопрос предельно остро, «торчмя», и внимательно следил за реакцией слушающего. Бывало, что отклик собеседника подсказывал направление дальнейших Санькиных действий.
В четвертом классе на перемене он подошел к одиноко сидевшему на подоконнике старшекласснику и поделился с ним одним наблюдением и одной идеей. Наблюдение было лаконичным и точным: новенький, которого три дня назад посадили с ним за одну парту, не дал списать домашнее задание по арифметике.
– Это же надо, какой жмот! – возмутился Санька.
– Возможно, – расплывчато ответил старшеклассник, – а какие выводы?
– Отметелить бы надо, – изложил идею Санька, – но один я не справлюсь. Вон он, дылда!
Санька взглядом показал на своего соседа и продолжил:
– Давай, вдвоем?
– Я бы с удовольствием, но это мой брат. Борька, – позвал он, – иди сюда! Эта жертва аборта собирается тебя метелить.
Борька не торопясь подошел к ошарашенному Саньке.
– Этот? – уточнил он у брата.
– Этот.
Борька зажал Санькин нос между указательным и средним пальцами левой руки и полюбопытствовал:
– Будешь метелить или помилуешь?
Санька вспомнил репродукцию картины «Юный партизан на допросе» и, чтобы хоть как-то сохранить лицо, секунды три-четыре терпел. На большее терпения не хватило:
– По-омилу-ую…
– Большое спасибо.
Борька, не отпуская носа, повернул Саньку на девяносто градусов и что есть силы правым коленом под зад отправил его в свободный полет.
В результате обмена мнениями с братьями Санька не только снял с повестки дня вопрос о наказании Борьки за жмотство, но и на будущее несколько ужесточил требования к подбору советников.
Юрка не только внушал ему доверие, но и оказался благодарным слушателем. Такие под ногами не валяются!
Санька с Юрой вышли из столовой и неспешно двинулись вдоль недавно отстроенной и приведенной в порядок набережной, километров на пять протянувшейся вдоль Камы.
В том же режиме (Санька вещает, Юра внимает, реагирует) они обсудили перспективы их будущих профессий, минусы и спорные плюсы недотрог и очевидные достоинства и скрытые недостатки отзывчивых представительниц прекрасного пола. Не обошлось без спортивной тематики.
Санька не без гордости описал свое место в мире камского футбола, недавнюю встречу с ректором, а завершил рассказ в своей манере – вопросом, который требовал оценки собеседником.
– Не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, сам ректор держит за человека, дает суровое задание. С другой, не вижу, как это задание выполнить.
Минуты две-три приятели шли молча, пока Юра не собрался с мыслями:
– У тебя же имеется отличный и, главное, опробованный вариант. Учеба – на «очном», завод – «по совместительству», футбол – пополам. Умножаешь твой опыт на одиннадцать и получаешь основной состав.
– Ты меня за больного на голову принимаешь? Думал я над этим. Хороших футболистов с десятилеткой кот наплакал. В «Моторе» таких всего трое.
О проекте
О подписке