Дьяков. Сентябрь 1971

На планете Земля имеется категория людей, для которых и суббота, и воскресенье такие же суматошные дни, как и все остальные. Даже еще в большей мере. Удел этих людей – сохранять покой и спокойствие тех, кто по выходным позволяет себе поспать подольше. А после того как «охраняемые лица» соизволят проснуться, чем-нибудь их развлечь. Детским утренником или вечерним спектаклем, праздничной демонстрацией трудящихся, эстафетой по улицам города или «праздником урожая».

Александр Игоревич Дьяков как минимум седьмой год относился к числу развлекающих, а не развлекаемых. К тому же он был «жаворонком», способным, совершенно не травмируя собственную нервную систему, просыпаться ранним утром и без будильника.

Сегодня и он мог бы себе позволить понежиться, но привычка рано вставать взяла свое. Осторожно выбравшись из-под одеяла и заглянув в детскую кроватку, где сладко причмокивал годовалый Павлик, и не одеваясь, Дьяков присел за письменный стол. На столе с четверга лежал номер городской газеты «Вечерний Камск».

Из правой тумбы стола был извлечен большой пакет из плотной бумаги с типографской надписью «Для бандеролей». В пакете лежали его школьные свидетельства и аттестат, университетский и кандидатский дипломы, партийный и профсоюзный билеты, и с десяток вырезок из газет.

Самая старая из них, датированная пятьдесят девятым годом, была из «Мотора» – о его первых футбольных успехах. Лезвием безопасной бритвы Александр аккуратно вырезал из «Вечерки» обведенные красным карандашом два столбика, заканчивавшихся словами:

В связи с переходом на хозяйственную работу, от должности заместителя председателя Левобережного райисполкома освобожден Астахов С. В. Заместителем председателя райисполкома избран Дьяков А. И.

За два последних года Дьяков получил целых три приглашения изменить место работы. Сначала его позвали возглавить отдел студенческой молодежи в горкоме комсомола. На семейном совете единогласно было решено, что «переростком», в его двадцать шесть, идти на комсомол – не дело. Вскоре председатель областного профсоюза работников высшей школы позвал Дьякова к себе заместителем. С прицелом на его место. До пенсии председателю оставалось чуть более двух лет. Будучи страстным охотником, ждал он этого часа свободы с большим нетерпением.

Профсоюзная должность для Саниных лет была солидной, перспективной. Если бы не три «но».

Во-первых, диссертация у него была уже на выходе. Переход на новое место требовал на первых порах полной самоотдачи, из-за недостатка времени защита могла отодвинуться, а там мало ли еще что случится.

Второе. Варя только-только родила сына и не хотела отставать от своего курса. Несмотря на энтузиазм и мирное соревнование двух бабушек за внука, его помощь была не лишней.

Наконец, год назад университет выделил ему новехонькую квартиру хотя и в панельной, но в очень уютной хрущевке. Сразу после этого уходить было неудобно.

Имелась еще одна причина, о которой он думал, но вслух не высказывал даже Варе. Озвучил ее Юрка.

– Ты в футбол где играл? В нападении! А профсоюз – это что? Защита трудового народа. Дьяков, какой ты нахрен защитник? Ты нападающий, хищник! Вот как позовут тебя эксплуатировать рабочий класс или гнилую интеллигенцию, иди не задумываясь. Это твое!

В райисполкоме ему досталась в подчинение та еще грыжа: жилищно-коммунальное хозяйство, или, по-простому, коммуналка. С протечками воды, холодными батареями отопления и мусорными машинами. Чтобы подсластить горькую пилюлю, добавили еще торговлю. Торговля районного подчинения была довольно убогой, но все же.

Первый клок шерсти новый зампред состриг с торговли в первый же день пребывания в новой должности. Во входящей почте он обнаружил разнарядку на продажу легковых автомобилей. В ней фигурировали одна «Волга» и шесть «Москвичей». «Волгу» рекомендовалось выделить ветерану войны.

Достойный ветеран у Дьякова имелся. Не мешкая, он набрал номер своего бывшего физрука:

– Василий Иванович! Это Санька. Как вы смотрите на то, чтобы приобрести «Волгу»? Естественно, по госцене.

– Кто это вдруг озаботился о скромном физруке?

– Партия, правительство… и Левобережный райисполком.

– Спасибо, дорогой мой Левобережный райисполком. О твоем назначении читал. Поздравляю. Рад от души. Но с моей изувеченной рукой я далеко не уеду. Так что с великой благодарностью, но откажусь.

А уважил ты меня своим предложением до слез. Низкий поклон и удачи тебе.

– И никого впереди?

– Никого, никогошеньки, Саня, до самого Верховного Совета!

Варя Дьякова. Июнь 1972

Когда два года назад Варя получила от руководителя студенческого кружка стопку материалов о переброске северных рек, это была всего лишь безобидная игра в науку. Через полгода эта игра превратилась в серьезное увлечение. Ей предстояло решить сложную задачу. Многослойную, емкую, противоречивую. Уже было ясно, что ей, гуманитарию, в одиночку до конца дней своих не постичь некоторые ее хитрости. Особенно инженерные и математические.

С доцентом Ручьевым обсуждать это обстоятельство Варя постеснялась, а с Юрой Брюлловым, который вечером забежал к Сане, оказалось в самый раз.

– Зачем тебе, занимаясь такой масштабной проблемой, забивать себе голову частностями? – удивился Юра. – Уверен, что в университете есть ребята других специальностей, разбирающиеся во всем этом. Сейчас они вместе с преподавателями высасывают из пальца абстрактные темы для курсовых и дипломных работ. А ты им сможешь предложить что-то конкретное, живое.

– А где мне их искать и вербовать?

– Санька поможет. С его профсоюзной колокольни все как на ладони.

– Да ты и без меня легко обойдешься, – откликнулся Дьяков. – В твоем же танцевальном коллективе наберется полный ассортимент. Та же Светка, что солировала с Толиком на новогоднем балу. У нее диссертация как раз по математическому моделированию. Не помню, правда, что она там моделирует.

Варя показала аспирантке Свете две статьи с математическими выкладками, которые обосновывали изменения водного баланса после осуществления проекта, и задала вопрос:

– Ты в этом мне можешь помочь?

Света перелистала странички. Те, где громоздились формулы, просмотрела внимательнее.

– В чем помочь? В проверке математического аппарата, в расчетах? Работы здесь море, но, в принципе, могу. Если честно, мне это совсем не интересно. Диссертацию я завершила еще год назад. Теперь жду своей очереди на защиту. Безработица тоже не грозит. Но дело не только в этом. Насколько я понимаю, это одна из оптимизационных задач. Одна из многих. Ты можешь четко сформулировать, что тебе от нас, математиков, нужно? Что имеется на входе, что ожидаешь на выходе?

– Пока все довольно туманно.

– В нашем деле туманности не проходят. Нужна ясность. Как на танцплощадке. Если ты второй раз танцуешь с одним и тем же парнем, то пора сформулировать для себя задачу, зачем он тебе нужен. Получить эстетическое удовольствие от танго? Позволить проводить себя до подъезда и заодно узнать его отношение к притеснению американских негров? Зная, что соседки по общежитию на каникулах, затащить его, прости Господи и комсомол, в свою постель? Завоевать его сердце и обязательно руку на ближайшие десять пятилеток? Без этого к математикам не ходи. Но если ты корректно сформулируешь что-то интересное, сведу с кем надо.

Точно и доходчиво ставить и растолковывать задачи оказалось не только интересным, но и полезным. Не только для математиков, гидрологов и биологов, а прежде всего для себя.

Все содержание работы Варя по интуиции разбила на отдельные части, элементы, изобразила их на одном листе ватмана в виде кружочков, прямоугольников и ромбиков, соединила их стрелками. И для каждой «веточки», как на школьном уроке арифметики, записала: задано, требуется определить…

Когда свое творение она показала Ручьеву, руководитель кружка порекомендовал ей разобраться с сетевым методом управления PERT, описание которого недавно появилось в советской печати. Через пару недель американская новинка была освоена применительно к их работе, и Варя, глядя на себя в зеркало, гордо, строго по Пушкину объявила своему отражению:

– Ай да Дьякова! Ай да сукина дочь!

Для части «веточек» то, что требовалось определить, она изучала и описывала самостоятельно, для остальных искала сподвижников. Кто-то соглашался, но потом терял интерес. Кому-то не нравилось положение зависимости, подчинения, и они тоже выходили из игры. Но пятеро прошли вместе с ней трехлетний путь, узнав для себя много интересного и полезного, опубликовав по паре статей во «взрослых» научных журналах и убедившись, что не боги горшки обжигают.

В своем учреждении Токарев был птицей не самого высокого полета. Он относился к той категории сотрудников, ниже которой был лишь канцелярский да технический персонал. Но все посетители этого учреждения, от академиков и генералов до писателей-лауреатов и аграрных директоров с геройскими звездами на груди, относились к нему и его коллегам с подчеркнутым почтением.

Ничего удивительного в этом не было, потому что учреждение называлось Центральный Комитет КПСС. Токарев и его коллеги именовались ответственными работниками аппарата ЦК. А сам он в этом аппарате был консультантом отдела науки.

Было Токареву под пятьдесят. До тридцати пяти лет он без насилия над собой тянул лямку геолога. Летом ходил в экспедиции в поисках месторождений бокситов, зимой писал отчеты и статьи. Между делом стал кандидатом наук.

Как и положено настоящему геологу, он мог без изысков, но и не фальшивя, сыграть на гитаре, негромко спеть, был легок в общении с представителями обоих полов. С мужчинами – в процессе заработка нелегких «полевых». С женщинами – без лихости, но и без терзаний расставаясь с заработанными в тайге рублями.

Была у Токарева еще одна черта характера. Он никогда не прятался за чужие спины.

Директор его института всю войну, «от звонка до звонка», командовал саперным полком. И на дух не переносил комиссаров. Особенно тех, что учат «правильно жить», шарахаясь от ответственности.

Совсем освободиться от комиссара (секретаря парткома) директору было не по зубам. А подобрать его по принципу наименьшей вредности, – вполне. Так Токарев стал секретарем парткома института. Партийная карьера ему понравилась тем, что теоретически она была временной. В любой момент, добровольно, по решению или по капризу руководства, он мог вернуться к основной профессии – поиску приключений и полезных ископаемых. Временную работу, как и любую другую, следовало, по его личному мнению, выполнять добросовестно, но ее потеря не являлась трагедией. Эта возможность маневра позволяла Токареву ни перед кем не пресмыкаться, сохранять достоинство в собственных и в чужих глазах. Наверное, благодаря этой внутренней прочности, через четыре года Токарев был назначен заведующим отделом науки обкома, а еще через три оказался в ЦК. Там Токарев курировал сибирскую академическую науку. В названии принятого в 1968 году постановления «О перераспределении стока рек» Сибирь не упоминалась, но речь в постановлении шла не о Миссисипи, не о Рейне и даже не о Днепре.

В итоге Токареву, кроме всего прочего, было поручено «присматривать» от ЦК и за возможным разворотом вспять сибирских рек, точнее – за научным обеспечением «проекта века».

И в советские времена, и в наши дни чиновникам не положено прирабатывать на стороне. Но заниматься оплачиваемой научной работой им позволено. Для Министерства высшего образования было престижно иметь в экспертах «человека из ЦК». Да и небесполезно. Мало ли что может случиться, а нормальный человек все же помнит добро. Для Токарева эпизодическое, не очень трудоемкое, но неплохо оплачиваемое участие в экспертных советах, в экзаменационных комиссиях и в жюри научных олимпиад и конкурсов не было обременительным. И в то же время заметно подпитывало довольно скромный семейный бюджет.

Так из министерства на его стол попали две бандероли со студенческими конкурсными работами. Они были направлены ему на отзыв как члену жюри. С одной работой, посвященной перспективам развития нефтяной сырьевой базы Восточной Сибири, он разобрался за тридцать минут. Работа была сделана добротно, крепко сколочена, гладко написана, но ни единой свежей мысли не содержала.

Токарев вынес вердикт, что она «достойна награждения грамотой», и потянулся за вторым отчетом. В названии «Комплексный анализ целесообразности перераспределения стока Оби и Иртыша в бассейн Арала» Токарев подчеркнул красным карандашом первое слово и буркнул:

– Парень от скромности не помрет.