«А-а-а, так ты шокером рубанул, падла, – подумал Александр, сглотнув кровь из сильно разбитой губы. – А этот длинный пидор, значит, тоже нехило у меня отхватил, не сопли же он там, а, поди, кровушку с лица стирает». Алекс злорадно ухмыльнулся. Он чувствовал боль, но не ощущал страха. В нем разливался прилив гордости за себя, и он нёсся на его волнах. Как будто услышав его мысли, длинный обернулся назад. Его лицо действительно было в крови, нос вроде сломан, возле уха все испачкано в крови. «Может, я и ухо ему оторвал», – засмеялся сам себе Александр, хотя взгляд длинного не давал повода для веселья. Тот прогундосил:

– Я дебя, бдядь, деберь пдосдо дак не одбущу, даже если Аддал одбусдид! Я дебя на гузги борву, зуга! Я дебя…

Но его слова мгновенно стали звучать как будто где-то далеко. Мозг Александра уловил «Аддал», распознал, что это «Аттал», и мир резко изменился. Ярость исчезла, страх захлестнул его целиком, и Александр запаниковал. Он вдруг очень отчётливо и ясно ощутил, что обратно домой может не вернуться, ни сегодня, ни вообще. Внутри что-то опустилось. Наверное, похожее чувство испытывают те, кого ведут на казнь: как будто жить осталось всего минуту, и никакого спасения нет. Это не ужас, не отчаяние, не жалость к себе, это все вместе взятое и возведённое в степень.

Кто такой Аттал? О! Аттал был легендой полиса. Это значит, что о нём все слышали, но мало кто видел. Некоторые скептики даже сомневались, что он существует на самом деле, но всё равно боялись. Поговаривали, что Аттал замешан в историях с исчезновениями и жестокими убийствами. Страшней всего были слухи о том, что он закапывал людей живьём, чем наводил ужас не только на обывателей, но даже на геронта и астиномоса полиции. Говорили, что он может делать в Ахее всё, что ему захочется, но никто не мог сказать, правда это или нет. И по какому такому праву, если да?

Истории об Аттале стали появляться ещё во времена его ранней юности, когда они с отцом только-только переехали в строящуюся Ахею. Помнится, однажды пропали три хулигана из соседней Арсинойской филы. Это были на всю голову отмороженные ребята, которые за пару лет до этого, ещё будучи малолетками, изнасиловали школьницу за стройкой, тогда им это сошло с рук. Дальше – больше, и через некоторое время они стали настоящей грозой всего кампуса. А потом в один прекрасный день – исчезли, и больше их не видели никогда. Полиция проводила расследование, расспрашивали всех в округе, даже его, тогда ещё почти ребёнка. Но никто ничего не мог сказать. Как сквозь землю провалились и всё. Вот тогда впервые поползли слухи, что есть какой-то Аттал, то ли мафиози, то ли Робин Гуд, то ли маньяк, который закапывает людей в землю живыми.

В другой раз из окна выкинули очень богатого мужика, который купил несколько квартир и стал держать притон на южной окраине их кампуса. Репутация у него была так себе, как и его проститутки – наркоманки с лихорадочным взглядом, работающие на износ, чтобы заработать на дозу дживки, так называли какой-то наркотик в дни его юности. Потом тяжёлая наркота пропала из полиса, так Алекс её и не попробовал. В общем, тело этого мужика со следами пробоев нашли на карнизе подъезда, и тоже никаких следов. Опять пошли слухи, что это дело рук Аттала.

Как-то до полусмерти отмутузили алкоголика, который избивал свою мать так, что она бегала и орала ночами под окнами. Вроде люди тоже за Аттала говорили, но тут многие сомневались. Короче говоря, Аттал был таким человеком, даже перед именем которого Алек испытывал безотчётный страх ещё с детских пор. Помнится, вечерами, сидя у костра в лесу за третьим поясом, они с пацанами рассказывали друг другу жуткие истории о «чёрных могильных руках», о погребённых заживо людях и о том, как один из них пытался выбраться из могилы. Будто бы он вырыл было себе ход наверх, но задохнулся почти у самой поверхности, когда пальцы его уже торчали из земли. Его начали откапывать, и он даже перед смертью что-то сказал, и, будто бы, это то, что ему сказала сама смерть, и тот, кто это услышит, тоже умрёт…

– …ды понял меня, зука? Ды подял деберь, что я с добой сделаю? – прорвался сквозь его мысли наглый голос длинного.

– Кащей, да успокойся ты, – миролюбиво заступился водитель Антоха. – Пусть оклемается парняга.

– Сдышь, Андожка, ды до вообще чизденьгим вызокчил. Зо звоим жогером, – тут длинный Кащей резко повернулся к Тяпе и взмахнул рукой. – Бдя, Дяба, вбдавь мне, зука, дос! Не могу дак говорить, зам зебя не подибаю. Ды же убеешь, бдадан.

– На, сначала, – Тяпа лениво качнулся вперёд и, вытащив из кармана куртки блестящую фляжку с красным кожаным футляром, передал её длинному Кащею. Тот сделал добрый десяток глотков, выдохнул, задохнувшись от крепости напитка, глубоко вздохнул и наклонил голову веред. – Давай!

Тяпа очень мягко, профессионально прошёлся руками по носу и нащупал место смещения, потом поднёс один кулак к месту перелома, а вторым резко ударил по нему, как молотком. Кровь хлынула из носа прямо на белую рубаху Кащея, но тот всё равно удовлетворённо замычал. Минут двадцать они ехали в полной тишине, нарушаемой только кряхтеньем и сморканьем Кащея. Он открыл окно и закурил, понемногу отпивая из фляжки, пока Тяпа не возмутился. Получив свою флягу обратно, тот жадно присосался, пока не выпил её, по всей видимости, до дна. Когда он глотал, Алекс внимательно её рассмотрел – это была плоская медная фляжка грамм на триста-четыреста. На красном фоне кожаного футляра было выгравировано изображение с двумя дымящимися стволами. В воздухе отчётливо запахло алкоголем. Вскоре Тяпа начал глупо улыбаться, язык у него развязался, и, по всей видимости, он решился поболтать.

– Чё смотришь, доктор? Фляжка понравилась? Ручной работы, между прочим! А у тебя такой не было и не будет никогда! А?

Никто не стал продолжать диалог, и Тяпе пришлось поднимать новую тему.

– Вот чё сейчас нельзя в салоне биты возить, да? Вот раньше можно было, так она всегда под рукой. А тут в багажнике за колесом, да нахрен она там нужна? Какой-нибудь бык такой, как этот сегодня, – махнул он на Алекса, – попадётся, и чё, побежишь сначала багажник открывать, колесо доставать? Все такие махаются, а ты типа решил резину поменять, – засмеялся Тяпа своей шутке. – На шипованную.

– Да, Тяпа, и не говори, – поддержал его захмелевший Кащей, потерявший гнусовость. – Раньше куда веселее было. Помнишь, мы с тобой быков на движах* (дискотеках, тусовках) ломали? Подъедем на трёх четырёх мобилах, биты в руки, через охрану как масло пройдём, ещё и погрозим, чтобы копов не вызывали.

– Ага, – заулыбался Тяпа, погрузившись в воспоминания.

– Слышь, Антоха, у нас тогда житуха вообще весёлая была, – повернулся Кащей к водителю. – Когда молодыми были. Мы с Тяпой как-то на движ пришли, сидим, пьём, телочки с нами танцуют, и тут какой-то бык начал рогами мотать, задели его видите ли. Ну, мы дали ему по роже, чтобы не мычал. А он сбегал, ещё пять-шесть голов своего стада привёл, и начали рамситься …

– Ага, там прикол был, – прервал его Тяпа. – Там Кащей такой говорит: «Вы знаете, кто я? Я ващета Кащей», а один из них и отвечает: «Да? Так у тебя смерть в яйце что ли?».

И Тяпа в голос заржал, Антоха тоже заулыбался, а Алекс совершенно не понял истории. Кащей сначала недовольно промолчал, а потом прикрикнул на Тяпу, чтобы тот со своей трепотней не вмешивался в его рассказ.

– Так вот, мы бы их там сами всех постелили, но с нами кобылки, сам понимаешь. Мы, короче, помирились такие вроде с этими быками, вышли с движа, сразу за пацанами слетали и обратно приехали уже на четырёх мобилах…

– Три, по-моему, было, – начал было Тяпа.

– Да завали хлебало, Тяпка! – прикрикнул Кащей. – Видишь, я человеку историю рассказываю. Короче, приехали на четырёх мобилах, влетели в зал и ка-а-к начали всю эту шалупень битами стелить. Там просто полный разгром был, диджею даже прилетело, – он хмыкнул. – Вот времечко то было. И биты можно было носить, и всё всех устраивало, не то, что сейчас.

– Да-а-а, прикольно раньше было! У самого молодость бурная, всякое бывало, – покивал головой Антоха и замолчал было, но вдруг добавил. – Хотя, с другой стороны, то, что их запретили, тоже есть плюс в этом. Вот у меня у маминой подружки дочь еёная как-то тоже давно пошла на движ. С девчонками, с друзьями веселятся, танцуют. И тут шум, гам, влетают какие-то уроды, начинают махаться, и ей случайно тоже достаётся. Еёный парень за неё вступился, так ему прилетело так, что он теперь чистой воды инвалид. Битой, кстати, прилетело. С одной стороны, снизу, просто челюсти с зубами нет – все раздробили в сопли. Я видел его как-то, это тихий ужас – следы от скоб, швы… А они ведь ничего никому не делали, просто пришли отдохнуть.

– Да, это уже полный беспредел, конечно, – серьёзно покивал головой Кащей. – Базаров ноль, биты опасная штука, их можно только здравым пацанам давать.

Вся покивали и помолчали.

– А где дело то было? – вдруг подал голос сзади уже изрядно осоловевший Тяпа.

– Чё?

– Где было то это, когда челюсть сломали?

– А в этом вроде, в Сиреневом тумане. Знаешь?

– Ну да, в Сиреневом тумане. Точно! – опять усмехнулся Тяпа.

– Знаешь, говорю, где это?

– Знаю, знаю. Хорошо знаю. Очень хорошо знаю, – продолжал ухмыляться поддатый Тяпа, глядя осоловевшими глазами в затылок Кащею.

Разговор смолк. А минут через пять Тяпа свесил голову, Кащея тоже укачивало, но тут Антоха спросил его:

– А этого типа то зачем Атталу везём?

– Не знаю. Мне этот… мне Берет сказал его доставить, вот мы и доставляем. Ваша-то многоуважаемая ахейская бригада с утра гуляет, отпускники херовы, вот нам и приходится отрабатывать.

– Пусть отдохнут ребзя, весь год в суматохе.

– А ты чего с ними на Фракийку не двинул?

– Так я ж уже полгода не пью. Всё, завязал!

– И поэтому на Берег не едешь? Серьёзно?

– Серьёзно! Чего мне там трезвому делать?

– А чего вдруг решился на трезвянку сесть?

– Да-й, есть одна ерунда на постном масле!

– Антоха набухался и на нашего Берета начал барагозить. – подал голос с заднего сиденья вроде спящий Тяпа. – Тот, конечно, его уработал за пять сек. А потом…

– Да, да, да! – засмеялся Кащей, глядя на Антоху. – Вспомнил я эту историю, пацаны прикалывали. Берет сказал, что ещё раз выпьешь – отрубит палец. А он с этим не шутит, я знаю. Ну как мизинец-то, цел?

Антоха усмехнулся, поднял вверх кулак с разжатым мизинцем и подёргал им.

– Ладно, палец, – обернулся Кащей к Алексу, – вот что он с этим уродом сделает? Может, живьём его в землю закопает, может, голодным собакам кинет, не знаю. Но прежде я все равно попрошу, чтобы он мне его отдал на пару часов.

Кащей внимательно посмотрел на Алекса и с угрозой произнёс:

– Карачун тебе, белобрысый. На ремни буду резать, ребра переломаю, зубы выбью, бля, да я тебя так отмудохаю, что мама родная не узнает. Даже на опознании, – сострил он и засмеялся своей шутке. Антоха тоже засмеялся.

Наусмехавшись вдоволь, Кащей повернулся, вгляделся в дорогу, зевнул, потом ещё раз и вскоре бросил водителю:

– Ты по федералке* (федеральной трассе) не езжай, цинканули, там пост будет стоять, а у нас этот цуцик связанный, и я весь в крови. Не остановить не смогут, там же камеры. Что мы им скажем? Так что лучше по местке потрясёмся.

– Да я уже усё продумал, я сверну на развилке, не волнуйся, Колян, – впервые он назвал Кащея по имени.

– Ладно, Антоха. Ты сам все знаешь. Я покемарю полчасика, а то этот нежилец мне все лицо искромсал, гнида. Бошка болит, нужно отдохнуть немного.

– Давай, давай. Подъедем, я разбужу.

Через несколько минут он свернул с трассы, вскоре дорога стала хуже, пассажиров начало немного потряхивать и укачивать. Вскоре Кащей вырубился, Тяпа даже похрапывал, повесив голову на грудь, а Алекс замер, лихорадочно размышляя. Время – понятие относительное и определить, как оно течёт, достаточно сложно. Вот сейчас, например, он принял какое-то решение, его захлестнула волна гормонов и эмоций, и секунды поползли, а не побежали. Конечно, время не замедлилось, просто восприятие начало работать с усиленной мощностью, и в мозг поступало больше информации ото всех органов чувств.

Страх, да и вообще любая сильная эмоция, заставляет запоминать больше подробностей, чем обычно, и тогда человек думает, что его вселенная замедлила свой ход. Хотя ничего извне не меняется, просто за это время человек впитывает и перерабатывает больше данных, чем обычно, ведь это позволяет лучше прогнозировать ситуацию в критические моменты. Сейчас Алекс воспринимал мир, как бы с широко открытыми глазами, увеличивая объем знаний о текущем моменте через расширенные зрачки. Страх заставил его принимать какое-то решение и он обрабатывал в несколько раз больше подробностей, чем обычно: лес за окном, в гору подъем, все спят, везут в ад. Алекс даже не заметил, как его мозг рассортировал огромное количество данных и вынес вердикт. Ответ сам пришёл на ум и вселился в мысли.

Отбросив возражения, он сделал выбор, и с этой поры Александр уже не ждал, а выжидал. И, в один из моментов, когда Антоха начал бубнить какую-то песенку себе под нос, пленник открыл замок двери. Тот глухо щёлкнул, но водитель даже не обернулся. Вместо этого мобиль стал снижать скорость, может быть, потому, что они ехали под нехилым уклоном вверх. Тут Алекс решился. Он резко открыл заднюю дверь, подвинулся к краю… и в ужасе остановился, посмотрев на пролетающий внизу асфальт.

И упустил момент, потому что в это время, с криком «Э!» его за ногу схватил ещё косой ото сна Тяпа. Александр от безысходности ухватился за ручку над дверью, вцепился в неё и въехал свободной ногой в заспанную морду Тяпы. Тяпа разжал руки, промычал что-то, но тут же дёрнулся, чтобы снова сцапать пленника. Мысль работала молниеносно. Александр, сжав двумя руками потолочную ручку, подтянулся на ней, подогнул к себе обе ноги и с силой их распрямил, целясь Тяпе в голову. Тот принял удар и, брызнув осколками, врезался головой в боковое стекло мобиля, а Александр вылетел в противоположную сторону прямо в открытую дверь, вместе с оторвавшейся ручкой, которую он держал связанными руками.

Удар о дорогу пришёлся на спину и часть правого бока. Его подбросило вверх, а потом он, по инерции, ещё несколько раз перевернулся, сильно ударившись рукой обо что-то, заорал, покатился по дороге и, наконец, замер, прижавшись спиной к асфальту. Поскуливая от боли, Алекс чуть приподнялся. Да, любимая кожаная куртка приказала долго жить, левый локоть и предплечье горели острой болью, тупо отдававшейся по руке и уходившей в рёбра, но, в принципе, всё было не так уже и страшно. Он был жив, местами даже цел, испуган и переисполнен желания бежать отсюда как можно дальше. Ещё сидя на асфальте, его взгляд выхватил, как мобиль проехал чуть дальше, затем резко затормозил, двери открылись, и из них выскочил Кащей, а за ним и Антоха. Александр не стал дожидаться, что произойдёт дальше – он пружиной вскочил на ноги, перемахнул через дорожное ограждение и стремглав помчался по насыпи вниз.

Так он ещё никогда не бегал! Скатившись, Алекс выскочил на твёрдую почву и полетел сквозь траву, постепенно становившуюся все гуще и выше. Да и земля оказалась не ахти какая, в ней встречались какие-то борозды, ямы, кучи земли. «Как по минному полю бегу», – подумалось ему. Он обернулся – за ним мчались Кащей и Антоха. Тяпа, по всей видимости, встряпался в стекло и теперь нехорошо себя чувствовал, поэтому его не было видно. Здоровенный Антоха заметно отставал, тогда как поджарый Кащей быстро догонял убегающего. Расстояние снижалось с каждой минутой, гликоген в мышцах – тоже. Дыхание стало неровным, появилась одышка – долгие годы без спортзала давали о себе знать. Связанными спереди руками, Алекс мог лишь раздвигать высоченную траву, выставив их на манер тарана у корабля. Кащею приходилось легче – он бежал след в след по проторенной до него тропе, а вот Алекс нет-нет, да снижал скорость, боясь провалиться в какую-нибудь яму. И точно, как накаркал!

Прямо перед ним разинула рот огромная дыра в земле, метра в два в ширину и пять-шесть в длину. Беглец замер на краю, разбегаться не было времени, и он помчался вокруг неё, прилично сократив расстояние между собой и погоней. Оббежав яму, Алекс повернул голову и увидел, как Кащей разгоняется и прыгает. Сил уже не было, левая рука нестерпимо горела, лёгкие – тоже, через несколько секунд все должно было закончиться. На последнем дыхании Алекс поднажал, понимая, что этого хватит лишь на долю минуты. И он бежал. Бежал. Бежал. Секунды таяли… но его так никто и не догнал. Раздумывать о причинах не было времени.

Только добравшись до подножия возвышенности, он позволил себе на секунду обернуться назад. Из-за густой травы погони не было видно. Он снова бросился вперёд, где возвышалась громада холма. И нужно принимать решение – либо двигаться налево по такой же местности, либо забираться наверх, в лес. Алекс выбрал второй вариант. Сверху и видно лучше. Хотя тяжелей. Наверх, сука, не то, что вниз. Вообще. Не то. Уф-ф. Алекс был весь мокрый от пота, пылало лицо, ноги затвердели камнями, грудь ходила ходуном, рука просто невозможно тукала. И тукала, и тукала, и тукала. «Это перелом, мать его», – вдруг понял он.

Обернувшись с середины холма, Алекс увидел Антоху и Кащея, ковылявших вместе. Белая с красными следами крови спортивная куртка Кащея стала ещё и чёрной от жирной грязи. Антоха переваливался с ноги на ногу, неся своё здоровенное тело. Он показал пальцем на Александра, Алекс сматерился и припустил дальше наверх, превозмогая всё на свете. Добежав до вершины, он понял, что стоит наверху самого первого холма, а за ним их целая гряда, один другого выше. Он заметил, что следующий холм справа вверху оброс густым непроходимым ельником, и припустил в ту сторону.

Спуск вниз дался ему полегче, хотя лес становился более плотным, и начали попадаться поваленные деревья. Почва стала жиже, в нос полезла москитня. Каждый шаг давался с трудом, земля липла к обуви, в одном месте даже пришлось на пару секунд остановиться, чтобы вытащить ногу из жидкой трясины. Силы покидали, пот катился градом, лёгкие разрывало от горячего неровного дыхания. «З-з-сдавайся, з-з-сдавайся», – жужжало в ушах комарьё, колени предательски дрожали, страх проникал в каждую мысль, но он бежал, бежал и бежал.