– Вижу, что состояние улучшается, – кивнул головой Аттал. – Медсестра хорошая. Очень терпеливая. Э-э-э… Мы с ней книжку с картинками листаем. Так я лучше вспоминаю слова. Получается, кстати. Еще она начинает говорить какую-то… эту, как её? Не слово, не словосочетание, а эта… как её? – Аттал покрутил ладонью.

– Фраза?

– Да, фразу начинает, а я продолжаю. И тоже лучше. Песни даже пели как-то, – тихонько посмеялся хозяин. – Язык тренируем: то высуну его, то в трубочку сверну. Как…э-э-э… ребенок, ей богу. Таблетки каждый день. – Тут он стал серьезным. – Никогда раньше не пил их вообще. Послушай, Саня, расскажи. Что со мною произошло?

– Ну, что могу сказать? Ишемический инсульт, – пожал плечами Доктор. – То есть тромб закупоривает кровеносный сосуд, к клеткам мозга не поступают кислород с глюкозой, и сосуды погибают. А нейроны не восстанавливаются, увы. Это значит, что человек или теряет определённые функции, например, не может ничего делать рукой, или мозг перестраивается, и тогда другие, неповреждённые нейроны, берут на себя эти функции.

– Понятно, – задумался Аттал, – нейроны. Э-э-э… таблеток-то зачем так много, раз не восстанавливаются уже? Горстями ведь пью.

– Аттал Иванович, просто у каждого препарата своё назначение. Одни препятствуют дегенеративным изменениям, другие улучшают мозговое кровообращение, третьи нормализуют метаболические процессы в нервной системе. Ноотропы, конечно, без них никак, потому что…

– В живот постоянно что-то колют, Саня. Болит уже всё, – прервав его, пожаловался хозяин.

– Так нужно, Аттал Иванович, потерпите. Это очень мощное лекарство, специальный фермент, у которого масса восстановительных свойств. Например, он не даёт разрушаться тканям, уменьшает размер повреждения и так далее. Правда, ну очень много положительных свойств. А колоть его нужно только в переднюю брюшную стенку и никак иначе. Именно этот укол вам сделал профессор Гавриловский в самом начале, и за это нужно быть ему благодарным, конечно. Если бы не его помощь, то итог мог бы оказаться гораздо плачевнее. Гораздо, Аттал Иванович. Вообще, первые шесть часов с начала течения инсульта, так называемое «терапевтическое окно» – это самое важное время для больного: если вовремя успеть сделать необходимые уколы, то это сильно поможет в дальнейшем. Вам помогло, как видите. А вы сами-то помните, как всё произошло? Первые часы. Сможете описать симптоматику?

– Помню. Хорошо помню, – кивнул хозяин. – Рассказать?

Доктор подумал и кивнул.

– Я отдыхал на дне рождения товарища…

– Микеле Морозини?

– Всё-то ты знаешь, – поморщился Аттал Иванович и не спеша продолжил, чуть понизив голос. – Да, у него. Мы с одним моим…. э-э-э… с моим коллегой туда поехали. Помню, у меня голова разболелась. Но потом приехали, выпили, вроде получше стало. Э-э-э… Много выпил, вынужден признаться. Да и шашлыка немало съел. Из-за стола пораньше ушёл. Потому что, э-э-э… какие-то провалы в памяти появились – то имя чьё-нибудь забуду, то историю начну рассказывать, и не помню продолжения. Сам над собой смеялся. Хотя не смешно, отнюдь, а досадно. Говорю им, мол, всё ребятушки, мне достаточно. И пошёл спать. Уснул махом.

Утром встал, такое ощущение в теле, представляешь… Как бы описать? Как ногу отсидел. Знаешь такое состояние? Так вот, а я как будто полтела отсидел. Встаю, кружится, всё какое-то мутное, соображаю плохо, голова трещит, будто лопнет. Думаю, это как его? Ну, это… – он пощелкал пальцами, вспоминая слово, – плохо бывает после алкоголя…

– Похмелье?

– Похмельé, верно. И немота не проходит. Иду, а меня качает. К зеркалу подхожу, а у меня лицо перекосило, и слюна течет из губы. А я этого не чувствую! Занервничал, конечно, к ним пошёл. Ну как пошёл, побрёл еле-еле. Правая рука не поднимается, нога, как будто на ней полдня просидел, не отходит.

В комнату захожу, смотрю – Комар. Это мой товарищ, ты не знаешь. Сидит, похмеляется. Я хочу ему что-то сказать, а вместо этого непонятные звуки. Он переполошился. Девочка тут подбежала. Э-э-э… Мы с ней вечером общались, выпивали. Симпатия была, – он вообще понизил голос. – Я думал, что пойдем вместе спать. А видишь, как вышло? Она сразу меня уложила на диван, подушек накидала под голову, утром уже. Главное, шторы закрыла, потому, как свет глаза резал, думал, не переживу. Помню, один глаз сильно болел. Весьма неприятно. Знаешь, как при температуре, только очень резко. И… э-э-э, эта, как её, и голова тоже. Я хотел таблетку попросить. Начал говорить, никто не понял, что мне нужно. Я тогда и догадался, что случилась беда.

– Испугались?

– Отнюдь, вовсе не испугался. Даже любопытно стало. Но ощущалось, как не в своей тарелке. Будто я на себя со стороны смотрю. Вроде бы понимаю, что я – это я, но в то же время наблюдаю себя, как другого человека. И вот внутренне мы постоянно с собой говорим, внутренний… э-э-э… внутренний диалог такой ведём – а тут он исчез! И кое-что из памяти пропало – прекрасно видишь предмет, пытаешься вспомнить, но никак! Не могу объяснить тебе. Всё неестественно, как будто грибов объелся? Ел когда-нибудь грибы? Эти, как их…

– Опята? Ел.

– Сам ты опята. Эти, ну… Ну?

– Грузди?

– Какие грузди? – чуть не сплюнул Аттал. – Несъедобные. Поганки, но не эти, с красной крышкой.

– Шляпкой.

– Шляпкой. Не они, в общем.

– Красноголовики?

– Да ну тебя в пень дырявый! – ни с того ни с сего разнервничался Аттал. – Говорю, не они, не съедобные. От которых это, как его…

– Мухоморы?

– Да чтоб тебя! Не эти, говорю же не с красной шляпкой! Другие! Психические! Ну? Не понял?

– Галлюциногенные, что ли?

– Но! Догадался, наконец! Они! Ел их? Нет? Ну, тогда не поймешь. Состояние, как их наелся: звуки чересчур громкие, свет слепит, голоса людей неприятно слышать, и не всё понятно. Они говорят мне что-то, а я пока дослушал до конца – начало забыл. Но самое необычное, что я словно перестал думать. Чёрт, не могу объяснить! – раздражённым тоном продолжал Аттал Иванович. – Как будто я… как тебе сказать? Э-э-э… Да что б тебя! Словно осознаю всё, что вижу. Осознаю, но не могу по полочкам разложить. Сейчас лучше, сейчас есть общее понимание – это друзья, это враги, это мои планы на будущее, а это воспоминания. А тогда все смешано: факты, люди – всё в кучу. Главное – мне было на это совершенно наплевать! Если бы я тогда понял, что умираю, то отнёсся бы спокойно. Вот как. Почему так, кстати?

– Понимаете, – подбирал слова Алекс, пытаясь успокоить возбуждённого хозяина дома, – просто левое полушарие отвечает за логику, структуру, детали. И когда оно вышло из строя, то вы лишились внутреннего каталога, где хранятся многие понятийные вещи. По сути, из ваших действий исчезли логика и упорядоченность, поэтому вы как бы смотрели на мир в целом, но не могли описать его понятийно.

– Смотрел на всё в целом, да, – подтвердил Аттал, сбавляя тон. – Сейчас уже лучше, намного! Хотя тоже есть проблемы. Я тут попробовал прочитать письмо, что написала Луиза, – он заговорил доверительным шепотом. – Послушай, Саня, я буквы некоторые не узнаю. Вижу букву, знаю, что знаю её, но не узнаю, а?

– Ну, что могу сказать, Аттал Иванович? Небольшая алексия. Пройдет, не переживайте.

– Пройдет, не переживайте, – недовольно проворчал хозяин. – Скорей бы уж. Когда в голову ударило – тогда, у Морозини – я вообще. У него надпись на стене. Сто раз её видел. А тогда лежал, глядел и не мог прочитать. Какие-то черточки, значки, ничего не понятно. Страшно было, – вспоминал Аттал, противореча самому себе.

– Да уж, – как мог, поддержал разговор Алекс.

– Голова болела, болела. Как в… э-э-э… в колокол били. Хорошо, хоть та девочка шторы закрыла. Свет резал эти, как они, блять! Как они? Но! Глаза. Чуть не помер, ей богу! Главное, не мог мысли в кучу собрать. Никаких планов или там воспоминаний. Комар мне говорил, говорил, а я не понимал. Ничего не понимал, Саша, – глубоко вздохнул хозяин и замолчал. – И сейчас такое бывает. Но уже редко. Спасибо тебе, Сан Доктор.

– Да не за что, Аттал Иванович, всегда рад вам помочь, – учтиво и уважительно отозвался Алекс. – А что дальше было, помните?

– Что дальше было? Помню. Хуже стало. Когда в… Э-э-э… В мобиле ехали. Отключаться стал. Они что-то говорили. А я ни черта не соображал. Только видел на их лице эти… как их? Когда ощущают.

– Чувства?

– Да. Нет. Почти. Эти, как их…

– Эмоции?

– Да, эмоции. По лицам понимал, о чём они говорят. Или что думают. Но слов уже не разбирал. Комару спасибо. Очень заботился обо мне. Он как приедет, отблагодарю его.

– Откуда приедет? – сглотнул слюну Алекс.

– Он отдыхать поехал. Скоро должен вернуться, – отмахнулся хозяин дома. – Не заморачивайся, ты его не знаешь. Э-э-э… Так вот. В больнице я вообще отключился. Только дома очнулся. И стал приходить в себя уже тут. Это ты знаешь. Первое время было тяжело. Помню, ты говорил, Луиза говорила, Валерка. Но ничего не понимал. Звуки, звуки, а смысла нет. Сейчас лучше. Намного. Почти здоровым себя ощущаю. Хожу даже, хоть и хромаю. Свет уже не это… как его?

– Не мешает?

– Нет. Другое слово хотел. Но ты тоже правильно сказал. Не так мешает, как раньше. Ещё очки вот темные нацепил, чтобы полегче. А вот запахи беспокоят. Особенно в доме. Э-э-э… Мне кажется, что даже пыль воняет. На улице хорошо. Тоже пахнет всем. Но приятно. Знаешь, что мне тогда помогало? Нет? Сон. Каждый раз просыпался и лучше. Прямо лучше, почему так? Хотя, давай сам догадаюсь. Этот, как его? Ну как он? Ну? Блин, ты же доктор по ним… по мозгам – вот! Я правильно понял, что во сне мозг отдыхает и перестраивает там всё внутри. Да? Так?

– Ну да, в целом вы правильно поняли. Вы в первую неделю спали процентов девяносто времени. Сейчас всё меньше и меньше. Сон действительно идёт на пользу, помогая скорее восстанавливаться.

– Хорошо, – вздохнул Аттал. – Вроде разобрался теперь, что у меня в голове происходит.

– А что-то мучает сейчас? – с профессиональным любопытством поинтересовался Алекс. – Может быть, испытываете дискомфорт при выполнении каких-то задач?

– Испытываю, Саша, испытываю. Сосредоточиться тяжело. Э-э-э… Мысли разбегаются. И ещё чувствую, что нервным стал. Раньше такого не было. А сейчас раздражаюсь по каждой мелочи. Словно на взводе.

– Ну, судя по всему, у вас неплохо получается себя контролировать, – похвалил собеседника Саша. – Да и в целом, вот сейчас мы с вами разговариваем, а я почти не чувствую пробелов в нашем диалоге. Речь у вас правильная, понятная. Вроде всё хорошо, на мой взгляд. Но с эмоциями – да, лучше научиться контролировать, потому что часто используемые нейронные сети имеют привычку закрепляться, становясь привычкой. Однако, вы большой молодец, идёте на поправку, опережая график.

– Ты думаешь?

– Да, я уверен.

Аттал даже откинулся назад и чуть улыбнулся. Видно, одобрение другого человека, да ещё и доктора, положительно повлияло на него.

– Хорошо, – ещё раз вздохнул он, на этот раз с облегчением. – Я рад, что поправляюсь. Скажи только, зачем мне надевают на здоровую руку… Э-э-э… Эту, как его?

– Повязку?

– Да, повязку. Весьма раздражает. Со здоровой-то может убрать уже, а?

– Аттал Иванович, ну, смотрите, какая вещь. Представьте, что вы хотите научиться играть в баскетбол. Но тренируетесь, играя в футбол. Через месяц изменятся ли ваши показатели в баскетболе?

– Нет, конечно. Что за вопрос?

– Вот. Так и сейчас. Ваша здоровая рука – это футбол. А больная – баскетбол. Поэтому на здоровой руке повязка, чтобы вы её не использовали. Сейчас вы учитесь пользоваться больной, и тогда скоро она тоже станет здоровой. Мозг – это структура, которая очень экономно подходит к использованию ресурсов. Если чем-то вы не пользуетесь, значит мозг считает, что это не нужно, и вы теряете навык. Поэтому сейчас мы принудительно заставляем ваш мозг обучаться по новой. Кстати, это уже дает хорошие результаты. Вы чувствуете?

– Да. Чувствую, – согласно покивал головой Аттал. – Могу уже ложку держать.

– Это ещё начало! – продолжил Доктор. – Скоро у вас начнется интенсив, когда вы будете больной рукой делать максимум специальных упражнений на время. Сейчас мы вас только к этому процессу подготавливаем. Потом начнётся очень важный усиленный курс реабилитации, после которого вы очень быстро вернете себе здоровую руку. Практически без последствий. Даже пуговицу застегнуть сможете.

– Даже пуговицу застегнуть смогу, – невесело повторил Аттал. – Охренеть, как круто!

– Аттал Иванович, а на следующей неделе у вас начнутся новые тренировки, связанные с улучшением речи. Языковые игры, тесты. Несколько специалистов будут приезжать и по очереди с вами заниматься. Целыми днями, на протяжении примерно двух-трех недель. Придется много говорить, писать, читать и даже рисовать. Чем активней ваш мозг будет работать, тем быстрее он восстановится. Обязательно включим программу по самоконтролю. Клинические испытания показали, что во время интенсива многие отрицательные симптомы инсульта проходят очень быстро – бывает, что за несколько дней. Так что скоро будете разговаривать, как раньше.

– Детский сад, ей-богу, – покачал головой хозяин, но было заметно, что он доволен и тем, что ему помогают, и, самое главное, что у него получается быстро выздоравливать. – Чего тебе? Не видишь, мы разговариваем?

Алекс обернулся и увидел, что к ним с глупым и подобострастным выражением лица приближается один из Жуйченко.

– Аттал Иванович, извините. Там ребята приехали. Мирон, Сэм и Нипель. – Проводить к вам или сказать, чтобы подождали?

– Непременно! Пусть идут сюда, мои ребятушки, – вдруг во весь рот заулыбался Аттал, становясь похожим на добродушного собаковода, соскучившегося по выводку любимых щенков. – Ахейская бригада приехала!

*

– Привет, парни, – добродушно рассмеялся Аттал и неуклюже привстал, встречая Сэма, Мирона и Нипеля.

– Аттал Иваныч, что с тобой? – загудел человек-скала Сэм, по всей видимости, не вылезавший из открытых спортзалов Фракийского Берега и ставший за месяц как будто ещё мускулистей.

– Прихворнул малость! – ответил хозяин, по очереди приобняв их здоровой рукой и плюхнувшись обратно в кресло. Он кивнул в сторону: – Доктор вон говорит – скоро на поправку пойду. Да, Сан?

– Да, Аттал Иванович, – заулыбался Саша Доктор и встал навстречу парням, протянув руку: – Рад вас видеть, пацаны.

А они, как всегда бывает после долгой отлучки, кинулись к нему обниматься, будто знали друг друга всю жизнь.

– А вы что, знакомы? – вопросительно просипел Аттал и озадаченно поиграл бровями.

– Конечно, Иваныч, – не полез в карман за словом Нипель и хохотнул. – Семь лет по тюрьмам да по лагерям, вместе на нарах чалились, зону топтали.

– Ты, топтун! – хрипнул Аттал и нахмурился. – Балабол ты, вот кто! Э-э-э… а где Витя?

– Какой Витя? – не понял Мирон и с вопросом повернулся к Нипелю, который посмотрел на Сэма, а тот удивленно пожал плечами.

– Витя Комар. Какой ещё-то? – раздраженно бросил хозяин.

– А мы-то откуда знаем, Аттал? – развел руками Мирон. – Мы же вот, только что с Берега приехали. Бабы разъехались по домам с барахлом, Лёха Молодой тоже к себе погнал, а мы сразу к вам.

– А Витя, что, не с вами был? – начал закипать Аттал.

– Нет, хозяин, – вдруг раздался спокойный голос, и из дома появился Валера с беретом в мнущих его руках. – Витя с ними не ездил.

– Как это не ездил, Валера? – повернулся к нему Аттал, заметно нервничая. – Ты же мне сам сказал, что… э-э-э…что он с ними поехал отдыхать!

– Я не мог сказать другого.

– Не мог сказать другого? Ты чё несешь, Валерка? Вы тут все вокруг ебанулись, что ли? – вдруг в бешенстве заорал Аттал, попытался вскочить со своего плетеного кресла, но чуть не завалился набок, еле успев ухватиться за подлокотник. – Эй, люди, в рот вас всех наоборот! Это я, все тот же Аттал! Живой и почти… э-э-э… здоровый! Что тут творится, блять? А? Я вас спрашиваю?

– Видите ли. Это я во всем виноват, Аттал Иванович, – вдруг подал голос Саня, понурив голову и пытаясь успокоить внезапно взбеленившегося хозяина дома.

– Доктор?! Вот от тебя я такого вообще не ожидал, спасибо тебе на карман, – поднял руку к голове Аттал и замолчал. Потом ответил уже немного остывшим голосом. – В чём виноват?

– Видите ли, – повторил Сан Доктор. – В течение месяца и даже больше, с момента, когда начали ставить уколы от инсульта и нейростимуляторы, никакого волнения больному испытывать нельзя. Это чревато негативными последствиями вплоть до изменения характера, проблем с психическим состоянием и так далее. Поэтому мы и сказали… – он помолчал, – что Витя уехал. Солгали по медицинским соображениям. Просто вам категорически нельзя нервничать!

– Ладно. Хорошо. – Аттал выдохнул, пытаясь успокоиться. – Хорошо. Нельзя, я понимаю. Но где, блять, тогда Витя? – Аттал гневно посмотрел на Доктора, а тот перевел взгляд на Берета.

Валера сглотнул и сказал:

– Вити нет.

– Валера, что, блять, значит, Вити – нет? – опять повысил голос Аттал.

– Витю убили.

– Как убили? – воскликнул Мирон. Сэм прижал ладонь ко рту, Нипель вытаращил глаза, а застывший Аттал смог лишь произнести: – Кто убил?

– Его убил… его убил телохранитель Вуйчиков, – не смея поднять глаза на босса, ответил Валера, облизнув пересохшие губы.