Глава 1. Множество миров осознанных сновидений и их изучение

«Сновидения – это индивидуальные мифы, мифы – это коллективное сновидение»

Джозеф Кэмпбелл

Начнем мы с главы, в которой обратимся к обсуждению философско-методологических вопросов познания осознанных сновидений и, не претендуя на конечную истинность своих заключений, дадим обзор причин, по которым образуются различные школы осознанных сновидений, а также причин, обуславливающих так часто отличающийся опыт переживания осознанных сновидений у представителей этих школ. Сразу же стоит отметить, что причин для такого положения вещей предостаточно. Для удобства изложения материала объединим причины в две взаимосвязанные группы. Первая группа причин связана со сложностью и спецификой феномена осознанных сновидений, а вторая – с особенностями самого по себе человеческого познания.

Сложность и специфика феномена осознанных сновидений

Судя по всему, осознанное сновидение – это явление психической жизни известное человечеству с давних времен¹. Но в научном сообществе до 80-х годов ХХ века, в виду своей необычности, ему отказывали в самостоятельном существовании, считая его чем-то из области легенд и сказок [1]. Слишком серьезный вызов осознанные сновидения бросали устоявшемуся в науке взгляду на сны и сознание человека.

Относительно совсем недавнее признание осознанных сновидений как психической реальности обуславливает дефицит научных знаний о них. Ситуация усугубляется тем, что этот дефицит сложно преодолеть, ибо осознанные сновидения запрятаны глубоко во внутреннем мире субъекта, и подобраться к ним для познания в соответствии с требованиями научности совсем не просто. Поэтому сновидения были и остаются нерешенной загадкой, будоражащей умы исследователей, писателей, режиссеров и художников. Никто не знает, насколько глубок «колодец» сновидений, чем он заполнен и куда способен привести.

Остается совершенно не изученным парапсихологический аспект осознанных сновидений и выходов из тела, свидетельства о котором просто зашкаливают. Если научно-ориентированные исследователи относятся к подобным заявлениям скептически, то практики оккультно-эзотерической ориентации утверждают, что активно пользуются широким спектром парапсихологических возможностей осознанных сновидений. Прогресс в этом направлении возможен лишь при сотрудничестве обоих сторон и проверке в лабораторных контролируемых условиях парапсихологических характеристик рассматриваемых феноменов [2].

Загадочность сновидений не только вдохновляет людей творческих профессий, но и способствует формированию пристрастного и искаженного взгляда на них, в лучших традициях средневековья, среди широких масс людей. Из-за банальной неосведомленности о том, что уже известно об осознанных сновидениях и выходах из тела, противоречивых феноменологических данных, следования тем или иным религиозным предубеждениям и сложившимся общественным стереотипам эта тема все больше обрастает мифами, выдумками и предрассудками, на которых могут спекулировать ради корыстных целей некоторые «целители» и «маги».

Центральная особенность самих осознанных сновидений, обуславливающая возникновение различного опыта осознанных сновидений и различных моделей устройства этого мира, заключается в психическом механизме проекции, участвующем в процессах конструирования обычных и осознанных сновидений. В научных кругах преобладающим является понимание сновидений как сложных психических проекций [3]. Наши представления о реальности; различные установки, находящиеся на поверхностных и самых глубоких уровнях бессознательного; ожидания, убеждения, верования, желания, актуальные и забытые проблемы в сновидениях обрастают «плотью», становясь сновидческими образами, вплетенными в тот или иной сюжет. Вы никогда не задумывались, почему в сновидениях имеется пространство, время и гравитация? Ведь мир сновидений не регулируется законами физической действительности. Причина, по которой эти базовые категории существования проникают в сновидения, в том, что мы неосознанно сами привносим их туда. Они «вшиты» в нас так глубоко, что мы даже не можем представить существование за рамками пространства и времени. С гравитацией несколько проще, поэтому иногда в сновидениях нам удается преодолеть ее путы и полетать словно птица. Если человек во сне счастлив, то и его сновидение обычно будет ярким и солнечным. Если человек во сне угрюм и подавлен, то и окружающее пространство во сне в большинстве случаев будет серым и тусклым. То же самое относится к персонажам сна и их поведению. Красивым наглядным примером механизма проекции в сновидениях может служить фильм «Куда приводят мечты» с Робином Уильямсом в главной роли. Представленный в фильме загробный мир имеет множество явных аналогий с осознанными сновидениями. Не зря в древнегреческой мифологии бог смерти (Танатос) и бог сна и сновидений (Гипнос) – братья-близнецы. Помимо «прямого» восприятия этого фильма, изображающего загробную жизнь, он может быть воспринят как аллюзия на тему осознанных сновидений.

Механизм проекции лежит в основе того, что мы будем называть «самопорождением в сновидениях принятой субъектом парадигмы сновидений». Что значит этот на первый взгляд сложный и бессмысленный набор слов? Под парадигмой сновидений в данном контексте мы понимаем совокупность принятых некоторым сообществом людей установок, представлений и терминов в отношении обычных и осознанных сновидений и путей их познания. Сновидения часто неосознанно конструируются субъектом в соответствии с его представлениями о том, каким является мир сновидений, что и как должно в нем происходить. Другими словами, человек принимает ту или иную парадигму сновидений (грубо говоря, теоретическую модель мира сновидений), а потом обнаруживает ее в той или иной степени реализованной в своих сновидениях. Теоретическая модель сновидений порождает сама себя в сновидениях человека, который верит в нее и руководствуется ею. В качестве простого примера этого можно привести случай с русским философом П. Д. Успенским, который верил, что в осознанном сне нельзя произнести свое имя. У него и некоторых других людей, принявших эту установку, действительно возникали серьезные трудности с произнесением своего имени в осознанных сновидениях, хотя на самом деле в этом нет ничего сложного. Чем масштабнее принятая теоретическая модель и чем сильнее вера в нее, тем серьезнее она способна повлиять на опыт осознанных сновидений. Руководствуясь различными теоретическими моделями (парадигмами), люди могут сталкиваться в своем опыте с сильно отличающимися друг от друга мирами осознанных сновидений.

Сновидческая реальность отличается от физической своей удивительной гибкостью и пластичностью. Она существует в неразрывном единстве со сновидцем. Крайний вариант такого понимания сновидений дает Ф. Перлз, утверждая, что «каждая часть сна – это часть вас» [4]. Факт пластичности сновидческой реальности и ее зависимости от мыслей, чувств и установок сновидца часто упускают из вида практики тех или иных школ осознанных сновидений. Относясь к осознанным сновидениям как к некой объективной действительности, мало зависящей от сновидца, они, сами того не замечая, создают сновидческую реальность в соответствии с представлениями своей школы. В своих сновидениях они находят подтверждения истинности своих убеждений. Так принятая парадигма подтверждает и порождает сама себя во снах ее приверженцев. Это очень важная, но не единственная причина, детерминирующая существование различных миров осознанных сновидений. Мы будем часто сталкиваться с ней в дальнейшем, рассматривая осознанные сновидения в рамках той или иной школы.

Особенности познавательной деятельности человека

Вторая группа причин связана с особенностями человеческого познания в целом. Философское осмысление познавательной деятельности привело человека к пониманию того, что на научное и вненаучное познание оказывают влияние различные факторы, которые необходимо учитывать, если мы хотим лучше понимать себя, мир и наши взаимоотношения с ним.

Эволюция познавательной деятельности человека в рамках известной нам истории культуры связана с эволюцией его рациональности. Как отмечает В. Н. Порус [5], говорить о том, что такое рациональность можно бесконечно. Этот термин, ввиду сложности и необхватности стоящей за ним реальности, не имеет общепринятого определения. В наиболее общем понимании рациональность можно определить как соответствие разуму, разумности, это «способность упорядочивать восприятие мира, способность давать миру определения, правила, законы» [6]. В узком понимании рациональность может выступать синонимом научности [7]. Научная рациональность отличается от общей рациональности большей строгостью правил, норм и образцов познавательной деятельности, стремлением к достижению максимальной точности, доказательности, истинности знания. Другими словами научная рациональность – это самая рациональная рациональность, к которой смог прийти человек за долгие годы эволюции.

В. С. Степин [8] предлагает выделять три типа научной рациональности: классическую, неклассическую и постнеклассическую. Мы сосредоточим свое внимание на том, что движение от классического типа рациональности к постнеклассическому связано с постепенно углубляющимся осмыслением субъектом различных граней и ньюансов осуществляемой им познавательной деятельности.

Классической рациональности соответствует следующий способ познания, нацеленный на получение достоверных объективных знаний о действительности: опираясь на эксперимент и наблюдение, человек добывает факты, на основе которых создает теорию (модель) объекта. Факты – это эмпирическая основа каких-либо теоретических построений и их «судья», способный вынести им обвинительный или оправдательный приговор, то есть определить их истинность или ложность. Рефлексия над познавательной деятельностью в данном случае сводится к тому, что есть объект, подлежащий исследованию, и субъект, осуществляющий познавательные действия. При этом все субъективное в процессе познания элиминируется (сводится к нулю). Достоверное научное описание реальности включает в себя только характеристики объекта.

Неклассическая рациональность предполагает более глубокий уровень рефлексии субъекта над процессом познания. Человек обнаруживает, что между ним и познаваемой действительностью всегда существует промежуточное звено, опосредующее акт познания. Другими словами, появляется рефлексия над методами и средствами исследования объектов.

Учет методов и средств исследовательской деятельности имеет важное значение и в том случае, когда мы говорим об осознанных сновидениях. Используемые субъектом в осознанных сновидениях методы познания (те или иные психотехники) могут сыграть решающую роль в том, с какой стороны ему откроется сновидческая реальность. Применяемые психотехнические приемы, могут в значительной степени обуславливать различия школ в описаниях осознанных сновидений. Оккультно-ориентированные исследователи предлагают свои специфические методы познания, утверждая, что они качественно меняют осознанные сны, открывая их для познающего субъекта с новой стороны (или с другого уровня). Эти утверждения не могут быть отвергнуты просто так на том основании, что «этого не может быть, потому что это невозможно». Эти гипотезы требуют проверки и тщательного изучения. Этот путь сложен и может растянуть на долгие десятилетия или даже столетия, так как некоторые методы требуют от познающего субъекта невероятной дисциплины в повседневной жизни, развития сложных психотехнических навыков и т. д. Собрать даже небольшую выборку таких людей для лабораторного исследования, мягко говоря, задача не из легких. Опыт осознанных сновидений и выходов из тела, получаемый этими исследователями-энтузиастами, нельзя безосновательно списать на их психическую невменяемость, фантазирование или болезнь, но и некритически принять этот опыт, сильно отличающийся от опыта осознанных сновидений в других традициях, также нельзя. Особенно учитывая то, что попасть на удочку иллюзий в сновидческой реальности очень легко.

Становление постнеклассической рациональности связано с дальнейшим углублением рефлексии над научным познанием. В поле этой рефлексии включаются исторические, социальные и психологические факторы, обуславливающие научное познание. Эти факторы получают подробное описание в трудах представителей постпозитивизма (Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, М. Полани, Н. Р. Хэнсон, К. Хюбнер и др.), критически переосмысляющих идеализированный взгляд на научную исследовательскую деятельность. Рассмотрим некоторые важные для нашей работы выводы, к которым приходят постпозитивисты.

Общим для постпозитивистов является утверждение о теоретической «нагруженности» фактов. Факты никогда не бывают просто фактами, имеющими «надличностную», чисто объективную природу, они зависят от существующих убеждений, теорий и взглядов. Человек не воспринимает окружающие явления и объекты сами по себе, его восприятие преломляется знаниями, установками, опытом и другими «внутренними» переменными. Особенно ярко это проявляется в актах обыденного познания. Наблюдая бегущее на улице небольшое животное с четырьмя лапами и поджатым хвостом, мы видим не это животное в его объективной данности, а бездомную собаку, к которой можем испытывать либо страх, либо жалость, либо еще какие-то чувства. От наших чувств зависит наше восприятие – собака, которую мы боимся, может визуально казаться больше по своим размерам. Если в своем опыте субъект психологически травмирован однажды случившейся встречей с агрессивной собакой, то теперь, вполне вероятно, все собаки ему кажутся агрессивно настроенными. Вроде бы собака одна и та же, но воспринимать ее каждый может по-своему, в соответствии со своей «теорией собак». При этом собаке не обязательно каким-либо специфическим образом проявлять себя. Ей достаточно просто быть, а наше восприятие достроит ее образ автоматически. Как демонстрируют поспозитивисты на примерах из истории науки [9], даже специально организованное познание, направленное на установление объективной картины мира, не исключает, а подразумевает теоретическую «нагруженность» фактов. Факт становится фактом только в терминах той или иной теории. Одни и те же факты могут быть отлично интерпретированы и органично вписаны в противоборствующие теории.

Попытки примирения различных интерпретаций реальности осуществляются в ходе дискуссий и переговоров, результаты которых детерминируются не только рациональными основаниями, но и личностными особенностями исследователей (их интересы, вкусы, умение убеждать и красиво говорить и т.д.) и социально-психологическими групповыми процессами (лидерство, власть, авторитет и т.д.). Например, П. Файерабенд в своей главной работе «Против метода» указывает на то, что причины, по которым Галлилей победил своих оппонентов ученых-схоластов, заключались в следующем: «Галилей победил благодаря своему стилю и блестящей технике убеждения, благодаря тому, что писал на итальянском, а не на латинском языке, а также благодаря тому, что обращался к людям, пылко протестующим против старых идей и связанных с ними канонов обучения» [10].

Также сторонники той или иной модели реальности иногда защищают свои воззрения с помощью приемов, нарушающих этические законы профессионального поведения. Прежде всего, это отказ признавать результаты противников, личные выпады в качестве аргументов и другие приемы подобного сорта. Как отмечает Т. Кун, столкновения по научным вопросам иногда напоминают кошачьи бои [11].

Теоретическая «нагруженность» фактов в явной форме прослеживается в описаниях осознанных сновидений в различных школах. Образы сновидений, их трансформации, действия сновидца и сюжетные повороты воспринимаются и интерпретируются в соответствии с установками и постулатами соответствующей школы, к которой принадлежит сновидец.