Заводя эту тему, я окрестил тружеников пера садистами по той причине, что литературные законы требуют от автора непременно постановки героев во внештатные ситуации, предполагающие неоднозначный выбор. И от того, как себя в подобном проявляет тот или иной персонаж, и будет зависеть симпатия или антипатия читающей публики. Писатели, конечно, свободны в своих фантазиях, но данные требования вынуждают их обрушивать на головы героев нестандартные обстоятельства с той или иной степенью критичности – от комических и до трагических. Цель при этом преследуется одна – заставить персонажа проявить свои качества в полной мере. Самый простой способ это сделать – поставить героя в условия с вопросом «жить или умереть». Когда ситуация предельно экстремальна, о тонких «метаниях души» лучше забыть, им можно предаться и после, если повезёт выжить.

Литературные произведения, равно как и их ближайшие родственники – кинофильмы, выгодно отличаются от обычных житейских историй тем, что в них, как правило, описывается весь ход событий, начиная от завязки и заканчивая кульминацией и развязкой, а в лучшем случае и эпилогом, то есть кратким изложением последствий. В жизни всё происходит значительно медленнее, и к чему могут привести те или иные решения, зачастую невозможно увидеть, как невозможно заглянуть за горизонт. Однако и в жизни, и в воображаемой реальности человек одинаково мечется между всего лишь трёх вопросов «хочу?», «могу?» и «надо?».

Говоря просто, характер судьбы человека будет зависеть от того, в какой последовательности он задаёт себе эти вопросы, ну и, конечно, как на них отвечает. Пиковые значения удовлетворения от жизни и от самого себя вычислить до смешного просто. Позитивной оценке будут соответствовать положительные ответы и желательно, если они будут касаться одного и того же явления или процесса. Отрицательные же ответы однозначно скажут об оценке негативной. Естественно, полноценную картину этими ответами не напишешь, тут потребуется целый ворох уточняющих вопросов, но стратегический стержень уловить можно.

Казалось бы, всего три вопроса, а какие сложности! Это в некотором смысле сравнимо с музыкой, всё разнообразие которой можно отобразить с помощью семи нот. Хотя, нет, сложности начинаются, когда получается, что не получается, то есть итоговый результат абсолютно не тот, о котором мечталось. Это время совершенно иных вопросов, которые, по-хорошему, следовало бы задавать себе до того, как начать действовать. Как говорится, опыт появляется в тот момент, когда в нём уже нет никакой необходимости.

Если подходить к вопросу о мотивах фактических действий со всей ответственностью, то тут ни в коем случае нельзя игнорировать ещё два простых по сути вопроса – «зачем?» и «почему?». Однако справедливости ради нужно отметить, что этими раздумьями человек непростительно пренебрегает. Безусловно, никто не действует абсолютно бездумно, и у каждого вменяемого и дееспособного человека есть ответы на данные вопросы, но дело в том, что ответы эти поверхностные, банальные и, в общем-то, очевидные. Я же хочу обратить внимание на сами причины мотивов и поступков, а также на результаты или последствия предпринимаемых шагов.

Поверхностность суждений о «зачем» и «почему» обусловлена тем, что человек воспринимает себя как отдельную уникальную личность и свои желания или нежелания как само собой разумеющееся. И этому есть своё объяснение – темп жизни, как мороз, заставляет шевелиться, а не подталкивает к размышлениям. Кроме того, излишние раздумья о последствиях тех или иных поступков могут лишить человека какой-либо мотивации или вообще ввергнуть его в состояние депрессии, которую в определённом смысле можно назвать аллергией на устремления.

«Купил как-то один мужик кусок мяса и задумал налепить пельменей, но вот только мясорубки у него не было. Почесал он репу и вспомнил, что мясорубка есть у его соседки сверху. Поднимаясь к ней по лестнице, он думал: «Если я попрошу у неё мясорубку, она, без сомнения, даст мне её. Затем, в плане благодарности, когда мясорубку надо будет возвращать, я её приглашу на пельмени. Она – женщина одинокая и, конечно же, согласится. Мне придётся покупать вино и цветы. Дальше, что весьма вероятно, дойдёт по постели, а там и до отношений недалеко».

Размышляя подобным образом, мужик всё время замедлял шаги по ступеням, но таки поднялся на нужный этаж и позвонил. Когда соседка открыла дверь, он ей заявил:

– Да пошла ты со своей мясорубкой!»

В этой связи хочется подчеркнуть, что отсутствие мотивации при лени и при депрессии даже рядом ставить нельзя, хотя бы по причине разницы эмоционального состояния человека в эти моменты. Лень – это отдых с возможностью восстановления сил. Депрессия же может изъять последние запасы потенциала, и этим она и опасна. Вдобавок лень непродолжительна и заканчивается внезапно и может быть даже запланированной, а настоящая депрессуха – всегда гостья нежелательная, утомительная и просто так не уходящая.

Возвращаясь к восприятию человеком своих желаний как нечто само собой разумеющемуся, следует уточнить, что этому есть ещё одно обоснование. Замечали ли вы, как человек ориентируется в оценках собственной мотивации? Замечу, что вопрос не касается естественных или непреложных потребностей, которые должны быть удовлетворены хотя бы в самой минимальной степени, ибо жажда, голод, холод, боль и длительное отсутствие сна способны начисто поглотить всё внимание и весь потенциал человека. Потребности тела – штука не менее упрямая, чем факт, а может быть и более, так как факт можно проинтерпретировать или проигнорировать.

Если сократить всю чисто риторическую болтовню о частностях, как сокращают математические уравнения, то в сухом остатке будет элементарная формула – «нравится – не нравится» или «приемлемо – неприемлемо». Всё вроде просто, но вот тут нас поджидает сюрприз. В одном случае человек может членораздельно и обстоятельно обосновать собственную мотивационную оценку, а в другом случае он в том или ином решении будет опираться на чувства, природа которых ему, по большому счёту, неизвестна. Чувства просто возникают или не возникают по собственной механике, функционирующей вне поля понимания человека. То есть личность в своём сознании, считающемся ею единым и неделимым, объединяет рассудочный аспект, обоснованный логикой житейского опыта, и аспект чувственный, зачастую никакой логике с обычной позиции миропонимания не поддающийся. При этом, что важно и весьма показательно, оценка, основанная на достаточной мере понимания чего-либо, будет выноситься применительно к чему-то хорошо известному, что называется, по определению. Оценка же на чувстве выносится по отношению к чему-то не столь хорошо знакомому, в противном случае она бы попала в предыдущий алгоритм. Вопрос – каково соотношение этих алгоритмов оценочности, если жизнь изобилует изменчивыми деталями и нюансами, способными в серьёзной степени поменять характер того или иного процесса, относительно которого человеку и требуется вынести своё суждение?

О чувствах, как и о вкусах (одно из их проявлений), не принято спорить, но вовсе не потому, что в этом диспуте невозможно доказать свою правоту, а вследствие того, что сказать о возникшем чувстве нечего, кроме самой его констатации и степени. Помимо этого, говорят, что чувству (сердцу) не прикажешь, и этими словами однозначно признаётся, что аспект якобы единого сознания, ведающий чувствами, неподвластен такому важному и уважаемому фактору, как воля. Из этого рождается очередной обескураживающий вопрос – так кто всё же рулит сознанием человека: его собственный рассудок или такая тонкая субстанция, как чувства?

С одной стороны, при неотложной необходимости или на дисциплине человек может переступить через свои «хотелки», продиктованные чувствами. Подобные ситуации попадают во внимание, и, как следствие, в опыт именно благодаря волевому вмешательству личности, осознающей вероятные последствия. К слову сказать, подобный отказ может быть продиктован не волей, а, наоборот, слабохарактерностью и низким уровнем самооценки. Кроме того, не стоит забывать и о том, что многие желания являются искусственно привнесёнными. С другой стороны, смею вас уверить, случаев приоритета чувств значительно больше, ибо проблема состоит в том, что человек просто не замечает их диктата или не может ему противостоять.

В конечном итоге с учётом всех «за» и «против» и отбросив привычную точку зрения, можно констатировать следующее. Во-первых, сознание человека всё-таки функционирует как единый механизм, потому что фактическое действие является, так сказать, общим знаменателем упомянутых выше аспектов сознания. Во-вторых, рассудочная деятельность, в том числе и фактор воли, вторична по отношению к чувствам, так как она проявляется в виде реакции на возникающие ощущения, а не наоборот. Из этого следует вывод, что восприятие чувств как нечто само собой разумеющегося можно смело приравнять к восприятию изначальных условий деятельности, повлиять на которые никакой возможности нет.

Получается некий парадокс – единый и неделимый объект, представляющий собой хорошо притёртый и согласованный механизм, участвуя в каком-то внешнем процессе, должен направлять своё внимание и восприятие исключительно вовне, так как по факту отлаженности внутренней механики, последняя никакого внимания тянуть на себя не должна. В случае с человеческим самосознанием такой картины не наблюдается, потому как оно воспринимает и внешние, и внутренние приходящие импульсы.

Для того чтобы внятно и логично объяснить суть означенного парадокса, без упоминания подсознания не обойтись, так как чувственный аспект, кроме как в подсознание, и поместить попросту некуда. Мы уже касались этой темы и теперь снова к ней возвращаемся, ибо «вы хочите объяснений? Их есть у меня!»

Тут следует начать «от печки», то есть от самой механики, объясняющей природу примата подсознания. Описывая взаимоотношения внешнего Я (сугубо в человеческом понимании, «сливки») с Я внутренним (глубинное подсознание, «молоко») можно абсолютно справедливо сослаться на структуру знаний как таковых, представленную в одноимённом параграфе первой части книги. Человек, взаимодействуя с внешними факторами, собирает информацию, потом с помощью анализа формирует блок знаний по тому или иному поводу и совершает соответствующие действия. Вследствие этих телодвижений окружающие обстоятельства или условия претерпевают определённые изменения, что, по сути, и являлось мотивом или целью фактических действий индивидуума. Затем человек снова собирает информацию, анализирует её, приходя таким образом к каким-либо для себя выводам, которые, говоря иначе, можно назвать опытом.

Далее этот алгоритм повторяется с той лишь разницей, что свежеполученный опыт приобретает, так сказать, право совещательного голоса при принятии дальнейших решений. Когда и если первоначальные выводы находят всё больше подтверждений впоследствии, данный блок опыта постепенно приобретает уже право решающего голоса, ибо он содержит в себе исчерпывающие сведения о том, что и как следует делать, чтобы достичь желаемого результата. Когда же итоги действий оставляют желать лучшего, блок опыта пополняется новыми корректирующими данными, вследствие чего и происходит развитие личности. Иными словами, такова механика Эволюции Разума, в ней всё подчинено строгой логике причин и следствий, не оставляющей никакого места для мистики в виде божественных даров или наказаний.

Разум как явление, имеющее механическую суть, всегда стремится к оптимизации своей фактической деятельности. Находясь в вечно изменяющейся среде, да ещё и с учётом всепроникающей конкуренции, человек как носитель Разума склонен к выработке коротких алгоритмов принятия решений. Этот финт позволяет экономить время и силы, что, в свою очередь, позволяет сохранять инициативу и повышает скорость реакции на изменения обстановки. И действительно, зачем постоянно анализировать сходные, действенные рецепты? Казус заключается в том, что автоматические действия обладают некоторой консервативностью, обусловленной шаблоном алгоритма опыта, то есть команда на принятие какого-либо решения отдаётся на основании восприятия нескольких ключевых аспектов ситуации без учёта мелких, подверженных частым изменениям нюансов. Дьявол же, как это было подмечено, прячется именно в деталях. На практике это может привести к неверным выводам и, как следствие, к ошибочным решениям. Например, человек, убеждённый, что спелый плод должен быть непременно красным, никогда не притронется к вечнозелёным яблокам. Конечно, данная аналогия несколько примитивна, но она прекрасно отражает саму суть проблемы, которую мы рассмотрим подробнее чуть позже.

Возвращаясь к сравнению самосознания и подсознания со слоем «сливок» на поверхности «молока», необходимо заметить, что весь этот объём Живого Света является последовательно накопленными сведениями. При этом, что крайне важно, приведенная аналогия перестаёт быть объективной, если обратить внимание на качество информации в обоих слоях.

В привычном обиходе определение «сливки» принято употреблять в отношении чего-то высшего, своего рода квинтэссенции, но в нашем случае это совершенно не так. Приведённое сравнение призвано проиллюстрировать соотношение объёма информации, и только. В соответствии с изложенным выше описанием механики формирования знаний и опыта в слой подсознания будут поступать избавленные от частностей рафинированные сведения, представляющие собой по возможности краткие и ёмкие тезисы и принципы. Ещё одним важным нюансом преемственности информации в «сливках» и «молоке» является то, что в совокупном качестве она представляет собой, по сути дела, личную историю Разумной сущности. С учётом масштаба летописи её объём может быть обусловлен только одним – эта история берёт своё начало со времён возникновения самой Разумной сущности или Духа, а её период, связанный с воплощениями в человеческом образе, нечто иное, как последние по времени вехи. Причём определение «сливок» никакого отношения к прошлым жизням не имеет, это слой самосознания, которым человек обладает здесь и сейчас.