Детство праведной Иулиании Лазаревской

(Память 2 января)

К концу шестнадцатого и началу семнадцатого веков относится жизнь блаженной боярыни Иулиании праведной. Она просияла русскому миру необыкновенным своим милосердием: во время великого «глада», бывшего в царствование Бориса Годунова, она питала окрестное население.

О подвигах праведной Иулиании мы знаем из повествования о ней сына ее, Каллистрата Осоргина. Начало повествования его вскрывает перед нами поэзию ее тихой детской и девичьей жизни:

«Во дни благоверного царя великого князя Ивана Васильевича, от его царского двора был некоторый муж, благоверен и нищелюбив, именем Иустин, по прозванию Недюрев, саном ключник… И имел он жену, боголюбиву и нищелюбиву, именем Стефаниду, Григорьеву дочь, Лукина, от пределов города Мурома. И жили они во всяком благоверии и чистоте; и было у них много сыновей и дочерей, много богатства и рабов множество. От них же родилась и блаженная Иулиания. И когда ей было шесть лет от роду, мать ее померла; и вдова, именем Анастасия, Григорьева жена Лукина, Никифорова дочь Дубенского, воспитывала ее шесть лет во всяком благочестии и чистоте. А когда исполнилось блаженной двенадцать лет, бабка ее преставилась от жития сего. И заповедала она дочери своей Наталье Араповой взять внучку свою Иулианию к себе в дом и воспитывать ее во всяком благочестии, потому что тетка ее имела своих дочерей-девиц и одного сына. Блаженная же от младых лет возлюбила Бога и Пречистую Его Матерь, премного почитала тетку свою и сестер и во всем была им послушна, любила смирение и моление, молитве и посту прилежала. И за то тетка много ее бранила, а сестры над ней смеялись, потому что в такой молодости томила она свое тело; и говорили ей ежедневно: “О, безумная! Зачем в такой молодости плоть свою изнуряешь и красоту девственную губишь?” И часто понуждали ее с раннего утра есть и пить. Но она не вдавалась их воле, хотя с благодарностью все принимала; чаще же с молчанием от них отходила, потому что она была послушлива ко всякому человеку и с детского возраста кротка и молчалива, невеличава. От смеха и всякой игры удалялась; и хотя много раз от сверстниц своих на игры и песни путошные была принуждаема, однако не приставала к их сборищу и таким образом таила свои добродетели. Только о пряже и пяличном деле прилежание великое имела, и во всю ночь не угасал светильник ее. А сирот, и вдов, и немощных в веси той всех обшивала и всех нуждающихся и больных не оставляла без призрения; и все дивились ее разуму и благоверию. И вселился в нее страх Божий.

Не было в той веси церкви, ни вблизи ее, а была версты за две. И не случалось блаженной в девственном возрасте ни разу быть в церкви, ни слышать божественных словес прочитаемых, ни учителя, учащего на спасение. Только смыслом благим была наставляема нраву добродетельному и, не научившись книгам, ни учителем наставляемая, еще в девственном возрасте все заповеди исправила и, как бисер многоценный, светилась среди тины. В благочестии подвизалась и желала слышать слово Божие; но в девственном возрасте ни разу того не получила. И от невежд была осмеяна за свои добрые дела».

По шестнадцатому году блаженная вышла замуж и стала матерью не только своих многочисленных детей, но и всех, с кем сводила ее судьба и кто нуждался в ее помощи, сострадании, заботе.

Искупительный подвиг мученика Онуфрия

(Память 4 января)

Жизнь святого мученика Онуфрия представляет собой пример глубокого раскаяния только за слова, сказанные в дни ранней юности.

Онуфрий – болгарин, уроженец города Габрово, происходил из богатой семьи и был хорошо образован. Одно тяжкое воспоминание юности привело его на Афон к монашеским подвигам.

Как-то отец наказал его за шалость, и он, не помня сам, что говорил, закричал отцу, что потурчится. Его верующую душу, полную стремления ко Христу, мучила и жгла, не переставая, эта словесная измена христианству. Он жаждал смертью за веру искупить свой невольный грех. Приготовившись к подвигу великому иноческими трудами, он всенародно обличил ложь Корана и принял мученическую смерть на тридцать втором году, четвертого января 1818 года.

Детство Иоанна Крестителя

(Память 7 января)

Иоанн Креститель и Христос… Лучшие художники всего мира истощили силы своей кисти на то, чтобы представить детство Христа рядом с детством на полгода старшего Его Иоанна Крестителя.

Вот изумительное полотно великого испанского художника Мурильо, чья душа была полна той умиленной веры, которая эту душу, словно оставившую тело, возносит в заочные обители.

Младенец Иисус усердным движением руки подает младенцу Иоанну Крестителю в раковине воду. Иоанн, коленопреклоненный, опираясь на знамение благовестия, жадно пьет эту воду… На все это смотрит на земле овечка, а с неба херувимы с благоговейно сложенными ручками… Как живо выражен характер обоих младенцев – ласковая мягкость Христа и суровость Иоанна!

Так как праведная Елисавета, мать Иоанна Крестителя, была родственницей и особенно любима Пречистой Девой Марией, то можно думать, что они иногда и посещали друг друга, хотя и жили на большом расстоянии.

Особенно же в то время, когда святое семейство из Назарета приходило на праздник в Иерусалим; тогда Христос должен был видаться с Иоанном не только в Иерусалиме, но и в селении Иуте, местожительстве священника Захарии, недалеком от Иерусалима.

И жажда подвига, жажда пустыни жгла душу Иоанна, и он ушел за Иордан, тогда как Христос остался до зрелого возраста при Пречистой Своей Матери.

Юность Феодора Колычева, впоследствии Филиппа, митрополита Московского, священномученика^[2]

(Память 9 января)

Идет заутреня в домашней церкви большой усадьбы богатого и знатного боярина Колычева.

Все погружено во мрак. Редкие восковые свечи да огни лампад озарят край иконы, скользнут по темному ее лику и как бы замрут. На клиросе звучит одинокий голос дьячка. Старый священник как-то по-будничному выговаривает возгласы, но, несмотря на буднюю службу, она вся захватила собой сына боярина, Феодора.

Ему нравится, да нравится так, что словно вросла в его сердце эта тихая церковь, и темнота раннего зимнего утра, и задумчивые огоньки, и голос на клиросе, и голос из алтаря, и чувствует душа его, как невидимо и неслышно к этому храму подходит Сам Христос и смотрит в душу людей.

Смотрит Он и в душу его, Феодора, смотрит долгим, немного грустным взглядом, и взор этот спрашивает мальчика: «Любишь ли ты Меня, помнишь ли ты Меня?»

Не слышит уже Феодор ни голоса дьячка, ни голоса священника, не видит более он ни знакомого иконостаса, ни темноты, ни огоньков. Видит он только одного стоящего перед ним Христа, слышит только шепот слов Христовых, слышит не слухом, а сердцем, душой…

«Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить? Сколько было таких, как ты, детей, которые прежде думали обо Мне, а потом обо Мне забыли и сменили Меня на мир… Останься при Мне, отдайся Мне, посвяти Мне все твои мысли, и чувства, и силы… Я щедр к тем, которые Мне все отдают. Я ниспосылаю им великое счастье… Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?.. Мир лежит перед тобой и манит тебя. Ты знатен и богат, и пригож, и умен. Ты будешь в мире счастлив, и в этом счастье ты забудешь Меня. И вот Я спрашиваю: любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?..

Ты читал о людях, которые были взысканы Мной мирским счастьем больше, чем ты, но которые сами в жизни искали только одного – быть Моими верными рабами. Можешь ли и ты забыть свою знатность и свое богатство, лишить себя всех удовольствий, к каким льнут твои товарищи, бросить свою блестящую боярскую одежду, забыть о шумных и пышных охотах и веселых пирах, о службе царской и пойти за Мной на безвестные труды и уничижение?.. Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?..»

И много, много еще говорит неслышно внешнему слуху и внятно душе голос Спасителя отроку Феодору, и, незнамо ни для кого, одна за другой проходят в душе его картины его будущего быта…

Уйти потихоньку из Москвы, так, чтобы никто не знал, не отговаривал, не плакал перед ним и не жалился на него. Уйти, скрыться, исчезнуть из мира, как исчезает в глубокой воде брошенный камень. Бедная одежда… хлеб и вода, отшельничество, молитва и часто-часто сходящий к душе Христос, беседующий с душой, как вот сейчас беседовал Он с Феодором.

Кто-то дернул мальчика за рукав. Служба отошла. Вышли наружу. Загорелась заря. Тонкий дымок весело подымался из труб. В морозном чистом воздухе перекликались московские колокола. Подымалось по городу движение. Приятно хрустел снег под ногами, а в душе Феодора отдавались таинственные слова: «Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?»

Феодор Колычев родился пятого июня 1507 года и был первенцем Колычевых. Его родители не щадили ничего для его образования. Когда начали его учить грамоте, он привязался к чтению духовных книг. Это чтение было для него, как сласти для других детей. Он был сосредоточенный ребенок, избегавший детских игр. Феодор искал общества старших, любил слушать рассказы о былом русской земли, о лучших русских людях. Его готовили к царской службе. С другими товарищами обучался он воинскому искусству, соколиной охоте, метанию копья, искусству владеть мечом. Малолетний царь Иоанн заметно отличал Феодора, но Феодор все слышал в душе таинственный призыв. Видимо, он не хотел связать себя с миром и до тридцати лет не женился. Тут однажды он услышал в церкви слова Евангелия о том, что нельзя служить двум господам, нельзя одновременно работать Богу и миру…

Он решил забыть мир и служить Богу. Он тайно ушел в виде простолюдина из Москвы, пробрался на Север, прожил где-то в уединении, потом поступил послушником в Соловецкий монастырь.

Взятый отсюда после долгих лет подвигов на Московскую митрополию, он обличил царя Иоанна в его жестокости и сам был замучен.

Из юности святителя Саввы, архиепископа Сербского

(Память 12 января)

У Стефана Немани, правителя Сербии, третий сын носил имя Ростислав. Дав ему прекрасное образование и видя его редкие способности, родители думали на пятнадцатом году вручить ему управление Герцеговиной. Дальше они надеялись его женить.

На одном из пиров в доме отца сидел как-то Ростислав, ему было не по себе. Не раз замечал он эту тоску в то время, когда вокруг кипело молодое веселье. Так и тут он так же был задумчив, душа его стремилась к чему-то иному.